Адрес: https://polit.ru/article/2011/09/22/misuse_firsthalf2011/


22 сентября 2011, 09:55

Неправомерный антиэкстремизм

Резюме

Доклад посвящен проявлениям неправомерного антиэкстремизма[1] в первые шесть месяцев 2011 года и основан на ежедневном мониторинге Центра «Сова», публикуемом в соответствующем разделе нашего сайта.

В рассматриваемый период мы обнаружили две противоположно направленные тенденции.

С одной стороны, впервые за несколько лет наблюдений мы зафиксировали готовность государства сделать что-то для преодоления сложившейся ситуации. Высокие государственные чиновники публично признали существование проблем в применении антиэкстремистского законодательства. Были предприняты также некоторые конкретные шаги, главным из которых стало Постановление Пленума Верховного суда РФ № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 28 июня 2011 г., в правильном ключе объясняющее, как должны рассматриваться соответствующие дела. К сожалению, кроме некоторых претензий к самому Постановлению, у нас есть сомнения, что его принятие принесет немедленные плоды. Пока что практика показывает, что суды на местах попросту игнорируют указания Верховного суда. Трудно удержаться также и от сожалений, что описываемые нами в докладе позитивные изменения запоздали так сильно, что исправить уже нанесенный вред будет очень трудно, если не невозможно.

С другой стороны, мы наблюдаем постепенное разрастание круга жертв неправомерного применения антиэкстремистского законодательства за счет тех, кто «случайно» попал в жернова общенациональной борьбы с «экстремизмом», с параллельным усугублением серьезности последствий борьбы для этой категории людей. Чаще всего с неправомерными преследованиями по-прежнему сталкиваются те же группы, что и ранее – религиозные меньшинства и оппозиционные общественно-политические активисты и организации, но в первой половине 2011 года резко выросло количество проблем у директоров школ и библиотек, интернет-провайдеров, случайных пользователей интернета, журналистов, не принадлежащих к основным группам риска. Сами же проблемы стали гораздо серьезней. Лучше всего это видно на примере библиотек, о незавидном положении которых мы неоднократно писали. Если раньше главными санкциями в отношении их руководства за отсутствие в библиотеке копии Федерального списка экстремистских материалов или наличие в фондах запрещенных книг были представления и дисциплинарные взыскания, то теперь прокуратуры все чаще возбуждают дела об административных нарушениях и добиваются штрафов.

В сфере законотворчества мы не видим больших изменений за прошедший период. Тема борьбы с «экстремизмом» по-прежнему остается удобным популистским инструментом, которым пользуются мейнстримные политики. Тему же неправомерного антиэкстремизма в законодательстве начали эксплуатировать в ЛДПР: их законопроекты по реформированию антиэкстремистского законодательства преследуют, очевидно, исключительно популистские цели.

Доклад подготовлен под редакцией Александра Верховского.

Нормотворчество

В первой половине 2011 года Государственная Дума приняла лишь один закон, имеющий потенциал для неправомерного применения в рамках «борьбы с экстремизмом». Это нашумевший закон «О полиции», многочисленные претензии к которому предъявлялись представителями гражданского общества в течение всего периода его принятия – от появления первого чернового варианта до подписания Президентом и вступления в силу 1 марта 2011 г. Наша претензия к этому закону сравнительно незначительна, но все же заслуживает упоминания. Речь идет о п. 12 ч. 1 ст. 13 Закона «О правах полиции», которая утверждает право полиции вносить руководителям и должностным лицам обязательные для исполнения представления «об устранении причин и условий, способствующих реализации угроз безопасности граждан и общественной безопасности, совершению преступлений и административных правонарушений». Разница с предыдущим законом «О милиции» состоит в том, что милицейские представления были всего лишь обязательны для рассмотрения, а не исполнения. Внимание на эту деталь обратили в связи с борьбой с нарушениями авторских прав и размещением нелегального контента в интернете. Если ранее большинство интернет-провайдеров предпочитало не блокировать сайты без решения суда, то теперь они обязаны это делать по представлению полиции. Но ранее сайты пытались закрывать не только за нарушение авторских прав или размещение детской порнографии, но и за материалы, которые были сочтены экстремистскими. Полиция может требовать подчинения у провайдеров, причем это относится как к запрещенным судом материалам, так и к тем, которые просто показались кому-то из полицейских экстремистскими.

По нашим наблюдениям, полиция пока не злоупотребляет этим правом в отношении сайтов с «экстремистским» контентом, предпочитая обязывать интернет-провайдеров закрывать доступ к сайтам через суд[2].

Остальные неправомерные[3] законотворческие инициативы в этот период имели, как часто происходит с такого рода проектами, популистский характер. Ни одна из них не дошла даже до первого чтения.

В январе депутат от «Единой России» Иван Саввиди предложил внести изменения в статью 15 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» и в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях (КоАП).

Согласно законопроекту, в КоАП должна быть добавлена статья 20.30 («Нанесение изображений экстремистского содержания на фасадах зданий, сооружений или объектах транспорта») и статья 20.31 («Непринятие мер по устранению изображений экстремистского содержания»). Наказание было предусмотрено в виде штрафа авторам надписей и владельцам недвижимости от 500 до 10 тысяч рублей. В КоАП уже есть статья 20.3, предусматривающая ответственность за публичное демонстрирование нацистской символики, а в УК есть статья 214 («Вандализм»), и по статьям сложилась обширная практика применения (как правомерная, так и неправомерная). Владелец же недвижимости не обязан разбираться в том, является ли написанная на его стене фраза экстремистским призывом, ругательством или признанием в любви.

На момент написания доклада законопроект получил отрицательный отзыв из Правового управления Госдумы и положительный – из Комитета по делам национальностей.

Приоритет популистских мотивов в нормотворчестве как нельзя лучше демонстрируют инициативы ЛДПР. В июне партия Владимира Жириновского предложила два законопроекта. Первый предлагает полностью отменить ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Доводы ЛДПР при этом выглядят исключительно разумными, однако законопроект носит очевидно декларативный характер. Отменить этот закон можно только при попутном изменении других нормативных актов, включая УК, в которых содержатся отсылки к нему. Второй – дополнить текст ст. 282 УК РФ, «Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации», словами «и повлекшие существенное нарушение прав и законных интересов граждан». Это дополнение предлагает изменить саму суть статьи УК, предметом которой является соответствующая пропаганда как таковая, вне зависимости от наступивших или не наступивших последствий. Законопроект фактически предлагает отказаться от закрепленного в ратифицированных Россией международных договорах и в Конституции РФ запрета на пропаганду ненависти. Лишается смысла и сама эта статья УК, так как в случае наступления серьезных последствий («существенного нарушения прав и законных интересов граждан») высказывания, приведшие к этим последствиям, должны будут квалифицироваться уже по другим статьям – как прямое подстрекательство к совершению тех или иных преступлений. Этот законопроект был отправлен обратно инициаторам в связи с процессуальными нарушениями. Шансов на принятие оба законопроекта не имеют, на наш взгляд, никаких. Думается, что такой старый парламентарий, как Владимир Жириновский, не особенно и рассчитывал на это. Возможно, дело в том, что в последнее время его партия активно сотрудничает с представителями националистических движений. Так, непосредственно в день выдвижения первого из этих законопроектов в Думе ЛДПР провела круглый стол, посвященный «русскому вопросу». В частности, депутат фракции Сергей Иванов заявил там: «Мы можем облечь идеи, касающиеся защиты прав русского народа, в законодательную форму». Заметная активизация как «русской» темы, так и темы антиэкстремистского законодательства в речах и делах либерал-демократов в предвыборный год выглядит как популистский ход.

Кроме того, в первой половине года Госдума отклонила законопроект «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации (по вопросу изменения действующего законодательства по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти)», внесенный Московской городской Думой в октябре 2010 года. Законопроект предполагал ужесточение наказаний за преступления, совершенные по мотиву ненависти, выведение дел по расистскому насилию из ведения суда присяжных и введение административной ответственности для СМИ за упоминание этничности в криминальной хронике. Мы считаем все три группы предложений бессмысленными и даже вредными. Напомним, что подобные законотворческие инициативы возникали уже не раз, но, к счастью, ни одна из них пока не увенчалась успехом[4].

Противодействие неправомерному антиэкстремизму

В первом полугодии 2011 года государством было предпринято несколько шагов, которые позволяют надеяться на будущие улучшения ситуации с неправомерным применением антиэкстремистского законодательства. Впервые за годы мониторинга этой темы у нас возникла необходимость в создании нового раздела на сайте, который мы несколько неуклюже назвали «противодействие неправомерному антиэкстремизму». Здесь мы стали публиковать новости, касающиеся позитивных шагов со стороны государства, направленных на ограничение практики неправомерного применения антиэкстремистского законодательства, а также заметных и значимых выступлений против такой практики со стороны общества.

Субботник Минюста в Федеральном списке экстремистских материалов

В предыдущем докладе мы писали[5] о том, что в многочисленных нарушениях прав физических и юридических лиц, связанных с самим фактом существования Федерального списка экстремистских материалов, есть и частичная вина самого Министерства юстиции, выступающего, казалось бы, лишь техническим регистратором судебных решений. Вина эта заключается в том, что список составляется небрежно, со множеством повторов, что значительно затрудняет пользование, а также в том, что в него вносятся и вовремя не исключаются материалы, в отношении которых уже или еще нет вступившего в силу судебного решения об их запрете.

И вот 3 мая 2011 г. впервые была предпринята попытка масштабной чистки Списка: из него был изъят ряд записей при сохранении общей нумерации. Во-первых, из списка были исключены 29 книг Рона Хаббарда (пп. 632–660), которые были изначально незаконно внесены в Список, потому что в их отношении не было вступившего в силу решения о запрете (более того, со 2 февраля 2011 г., когда Ханты-Мансийский окружной суд поставил точку в истории с этим запретом, нахождение этих материалов в Списке выглядело настоящим саботажем со стороны Минюста). Во-вторых, из Списка также были частично исключены записи, полностью дублирующие предыдущие, то есть отображающие не повторные судебные решения по тем же материалам (юридическое установление факта повтора в этих случаях – отдельная проблема), а просто повторно отображающие те же самые судебные решения (пп. 667, 677–679 и 682).

К сожалению, «субботник» не коснулся материалов последователей религиозной организации «Фалуньгун», которые находятся там с 2009 года, хотя до сих пор нет вступившего в силу решения об их запрете. Осталась в Списке и большая часть дублирующих друг друга пунктов (подробнее об этом см. в соответствующем разделе этого доклада).

Напомним, до этого Список подвергался чистке лишь дважды и весьма незначительно: из него были исключены статьи Николая Андрущенко в газете «Новый Петербург» (пп. 362–364) и антикришнаитская листовка Молодой гвардии «Единой России».

Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 28 июня 2011 г.

Принятие этого постановления стало заметным событием первой половины 2011 года[6].

Целый ряд разъяснений Верховного суда можно считать почти революционными. В частности, ВС указал, что пределы допустимого в критике должностных лиц и профессиональных политиков шире, чем в аналогичной критике частных лиц, так что такую критику не следует квалифицировать по ст. 282 УК РФ или что экспертиза должна назначаться лишь в необходимых случаях. О подобных злоупотреблениях правозащитники говорили годами, и теперь нельзя не радоваться, что их голос был услышан.

Два положения Постановления стоит процитировать полностью. Первое: «При назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды».

Второе: «Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды».

Суд высказался по ряду спорных вопросов разграничения разных квалифицикаций деяний, которые могут быть признаны экстремистскими. В частности, подтверждено, что массовое распространение запрещенных материалов может считаться уголовным преступлением, если доказан прямой умысел на возбуждение ненависти. Суд также признал правильным применять ст. 282 к насильственным преступлениям, если они направлены на возбуждение ненависти у третьих лиц, например, посредством публичного и демонстративно идейно мотивированного нападения. Акты вандализма разного рода, если при этом возникает публичный мессидж, например, оставлена надпись, возбуждающая вражду, должны квалифицироваться по совокупности соответствующих статей и ст. 282. Наконец, чтобы признать человека виновным в участии в экстремистском сообществе (ст. 2821 УК РФ), достаточно, чтобы он хоть в какой-нибудь форме участвовал в его деятельности, даже не совершая преступлений.

С другой стороны, Постановление не смогло дать разъяснений по ряду важных спорных моментов. В частности, так и не сказано, каких именно групп касается антиэкстремистское законодательство в части мотива ненависти к социальной группе. Вовсе без разъяснения оставлена суть ст. 2822 УК РФ («Организация деятельности экстремистской организации»): так и непонятно, можно ли считать продолжением деятельности запрещенной организации деятельность, ведущуюся под измененным названием и символикой, но теми же лицами и такую же по сути.

Разумеется, Верховный суд и не мог исчерпать всей полноты проблем, связанных с неправомерным антиэкстремизмом, так как основным их источником являются пороки самого законодательства.

Кроме того, о действенности Постановления можно будет говорить лишь после мониторинга судебных решений в ближайшие месяцы. К сожалению, практика показывает, что суды часто игнорируют мнение Верхового суда, что мы наблюдали с прошлогодним Постановлением ВС о правилах применения Закона о СМИ.

Еще одно если не позитивное, то обнадеживающее событие произошло, строго говоря, после рассматриваемого периода, а именно 5 июля 2011 г., но ему предшествовала длительная работа, в которой принимал активное участие и центр «СОВА». Речь идет о проекте поправок в закон «О противодействии экстремистской деятельности», в УК и КоАП, представленном президенту Медведеву членом Совета по развитию гражданского общества и правам человека Валентином Гефтером (Институт прав человека) на заседании в Ставрополе. Кроме самого проекта Президенту была передана и пояснительная записка.

Общий смысл поправок сводится к необходимости сужения и уточнения определения экстремистской деятельности и фокусировании законодательства на преступлениях, связанных с насилием.

Президент ответил на предложения Валентина Гефтера в свойственной ему неопределенно-положительной манере, что ничего против перемен в целом он не имеет, а также согласен, что «экстремизм – это все-таки не образ мысли, это действие»[7].

Сами поправки впоследствии не были одобрены в Администрации Президента, но мы надеемся на продолжение дискуссии вокруг них.

Участие аппарата Уполномоченного по правам человека в РФ в противодействии неправомерному антиэкстремизму

Нам хотелось бы отдельно отметить в этом году участие аппарата Владимира Лукина в борьбе как с практикой, так и теорией неверного применения антиэкстремистского законодательства.

В первую очередь, мы имеем в виду участие представителя Лукина Михаила Одинцова в качестве наблюдателя на судебном процессе над руководителем общины Свидетелей Иеговы в Горно-Алтайске. Александр Калистратов обвинялся по ч. 1. ст. 282 УК РФ («Возбуждение религиозной ненависти»), и 14 апреля 2011 г. Горно-Алтайский городской суд оправдал его ввиду отсутствия события преступления. По нашему мнению, это стало возможным благодаря широкой огласке и общественному вниманию – как в России, так и за рубежом, – а также благодаря контролю за процессом со стороны Уполномоченного. К сожалению, 26 мая 2011 г. Верховный суд республики Алтай вернул дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. 22 июня началось новое рассмотрение дела в том же суде. Михаил Одинцов продолжает наблюдение за процессом.

Проблеме неправомерного применения антиэкстремистского законодательства было уделено большое внимание и в докладе Уполномоченного за 2010 год. Этой темы он коснулся в трех разделах доклада: о неприкосновенности частной жизни, о праве на свободу совести и о праве на свободу мысли и слова.

В частности, Уполномоченный по правам человека в РФ указывает на проблему неоправданно расширительного толкования антиэкстремистского законодательства: «Едва ли не главная причина возникновения проблемы – неопределенность используемого в нем понятия "экстремизм" и, как следствие, отсутствие сколько-нибудь четких критериев квалификации публичной информации как "экстремистской"». Кроме того, Лукин говорит о низком уровне экспертиз по так называемым экстремистским делам.

Преследования организаций, СМИ и частных лиц

Объекты преследования

Первая половина 2011 года показала некоторые новые тенденции в неправомерном применении антиэкстремистского законодательства. Если ранее жертвами этого процесса чаще становились представители разного рода религиозных организаций, то теперь основная масса эпизодов относится к группе общественно-политических деятелей. При этом строже и последовательнее всего в первые шесть месяцев 2011 года наказывали даже не их, а тех, кого мы объединяем для удобства в группу с условным названием «проходившие мимо». Здесь мы говорим об уголовном и административном преследовании, потому что оно касается конкретных людей, а не организаций вообще. Такой инструмент, как запрет текстов или организаций «за экстремизм», тоже показателен, конечно, но все же реальный размах и целенаправленность преследований можно оценить именно по тому, в какой степени они касаются живых людей.

В первой половине 2011 года с неправомерным антиэкстремизмом столкнулись представители двух религий: мусульмане[8], реальные или предполагаемые члены таких организаций, как «Нурджулар» (4 эпизода[9]), «Хизб ут-Тахрир» (4 эпизода) и «Таблиги Джамаат» (2 эпизода), и Свидетели Иеговы (5 эпизодов).

Группа общественно-политических деятелей включает пестрый спектр, в который входят националисты (4 эпизода), анархисты (4 эпизода), граждане, чья политическая ориентация нам неизвестна, обвиняемые в возбуждении ненависти к таким «социальным группам», как «милиция» или «власти» (4 эпизода), коммунисты (2 эпизода), сторонники Эдуарда Лимонова (2 эпизода), участники группы «Война» (1 эпизод), профсоюзные деятели (1 эпизод), участницы движения «Солидарность» (1 эпизод).

Больше всего эпизодов связаны с преследованием общественно-политических деятелей, но из 19 эпизодов только два – это приговоры с реальными наказаниями. В одном случае это срок лишения свободы, в другом – административный штраф (кроме того, было два условных срока, два отмененных приговора по УК и один оправдательный по КоАП).

Члены религиозных организаций, как видно, стали сталкиваться с преследованиями реже, чем общественные деятели, но тут больше реальных наказаний: на 15 эпизодов – два уголовных срока и один административный штраф (кроме того, один условный приговор).

Третья «традиционная» группа риска, журналисты, за исследуемый период столкнулась с правоприменением трижды. Журналистам дагестанской оппозиционной газеты «Черновик», обвинявшимся в возбуждении ненависти (ст. 282 УК РФ), был вынесен оправдательный приговор. Второй эпизод – возбуждение дела по той же ст. 282 в отношении издателя калининградской газеты «Тридевятый регион», а третий – административный штраф редактору белгородской газеты «Житье-Бытье» за публикацию фото с немецкими почтовыми марками времен Третьего рейха, конфискованными на таможне.

Кроме того, мы выделили группу «проходившие мимо», в которую включили тех, кто попал под «антиэкстремистский огонь» случайно: это директора библиотек, в чьих фондах обнаружились запрещенные книги (5 эпизодов), участник онлайн-дискуссии, процитировавший что-то запрещенное (1 эпизод), антиквар, продававший товар с символикой Третьего рейха (1 эпизод).

Наказания этим «случайным жертвам» заслуживают внимания: пусть это только административные штрафы, но пять из семи эпизодов закончились приговорами и ни один из этих приговоров не был оправдательным!

Сравним цифры «проходивших мимо» с общей суммой всех остальных эпизодов и обвинительных приговоров.

  Количество эпизодов Обвинительные приговоры по УК и КоАП Из них, закончившиеся реальными сроками или штрафами
«Проходившие мимо» 7 5 5
Все остальные 37 9 6

Мы видим, что в первой группе процент обвинительных приговоров к общему числу эпизодов значительно выше, чем во второй (71 % и 24 % соответственно, а если исключить из подсчетов наказания, не связанные с реальными сроками и штрафами, то соотношение будет 71 % и 16 %).

Срок, за который мы делаем эти наблюдения, конечно, невелик. Но, тем не менее, как нам кажется, мы можем сделать вывод о том, что неправомерное применение антиэкстремистского законодательства выходит на новый виток: не только круг случайных жертв становится все шире, но и проблемы, с которыми они сталкиваются, становятся все серьезнее. Это хорошо видно на примере библиотек, о проблемах которых мы пишем уже не первый год.

Как известно, библиотеки находятся «между двух огней»: с одной стороны, антиэкстремистское законодательство запрещает распространять материалы, признанные экстремистскими. С другой – библиотечное законодательство запрещает библиотекам избавляться от книг. Результатом этого противоречия становятся многочисленные санкции в отношении руководства библиотек по всей стране[10]. (И санкций таких все больше, что неудивительно, так как прокуратурам необходимо отчитываться о борьбе с экстремизмом, а сходить в библиотеку, безусловно, куда проще, чем раскрыть вооруженное подполье.)

С начала наблюдения над этой проблемой – с июля 2008 года – по конец 2010 года мы насчитали всего не менее 30 случаев различных неправомерных санкций в отношении руководства библиотек. И только за первые 6 месяцев 2011 года мы зарегистрировали не менее 15 таких случаев. При этом если в прежние годы санкции заключались главным образом в предостережениях и дисциплинарных мерах, то в 2011 году несколько директоров библиотек были привлечены к реальной административной ответственности. Фактически, они были оштрафованы за выполнение своих служебных обязанностей.

Экстремистские материалы

В остальных сферах правоприменения сохранились те же тенденции, что и в 2011 году.

По-прежнему важным инструментом «борьбы с экстремизмом» остается Федеральный список экстремистских материалов.

В первой половине 2011 года Список обновлялся 20 раз, в него были включены пункты под номерами 749–896 (на момент написания доклада в Списке было уже 966 пунктов). Как мы писали выше, в мае Список претерпел первую значительную чистку, но и после нее осталось множество недостатков, главный из которых – сама его длина, делающая практически невозможной работу с ним. Главным доказательством этой невозможности можно как раз считать тот факт, что Минюсту не удалось до конца вычистить все технические повторы. Пп. 209 и 213 идентичны друг другу: оба содержат информацию о решении Кузьминского районного суда Москвы от 26 октября 2007 г., запретившего № 216 журнала «Аль-Ваъй» (партийного журнала «Хизб ут-Тахрир»). Кроме того, Список содержит записи о решениях разных судов, запрещавших в разное время одно и то же. Это пункты 34/96, 72/171, 73/431, 65/380, 86/212/284, 87/285, 89/216, 90/218, 93/122, 126/383, 142/265, 208/286, 209/213, 262/628, 269/407, 272 (частично)/354, 310/437, 608/668, 293/913.

В первой половине 2011 года мы насчитали не менее пяти неправомерных решений районных судов, запретивших 22 печатных, и не только, материала.

Январское решение Миякинского районного суда Башкирии – очередной пример имитации борьбы с экстремизмом. Суд удовлетворил очередной иск районного прокурора Амира Ахметова и признал экстремистским материалом очередной труд, уже считающийся экстремистским на основании ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Этот прокурор известен пристрастием к подобного рода искам, а суды неизменно их удовлетворяют[11]. На этот раз целью крестового похода была избрана книга Йозефа Геббельса «Дневники 1945 года. Последние записи».

В феврале стало известно о решении Черемушкинского суда Москвы, принявшего неоднозначное решение о запрете двух лозунгов «Православие или смерть!» и «Россия для русскихъ!» (в таком написании). Первый лозунг, хоть и используется радикально настроенными и не избегающими применения насилия православными группами, сам по себе не содержит ничего экстремистского. Исторически он принадлежит монахам одного из афонских монастырей и означает лишь «либо мы будем православными, либо нас ждет смерть – духовная или физическая». Второй лозунг – по сути радикально дискриминационный (а значит, неконституционный). Его также часто выкрикивают при совершении насильственных преступлений на почве ненависти. И если запрет лозунга «Православие или смерть!» кажется нам просто неверным, то саму по себе идею что-то предпринять в отношении лозунга «Россия для русскихъ!» мы не можем считать неправомерной. Однако мы сомневаемся в том, что лозунг как таковой соответствует определению экстремизма в законе, так как в разных контекстах он может интерпретироваться по-разному. И запрет практически нецелесообразен, так как его будет трудно исполнять: во-первых, непонятно, запрещен ли лозунг в своем обычном написании или только с буквой «ъ» на конце, во-вторых (и это относится к обоим случаям), непонятно, запрещены ли сами лозунги или же футболки, на которых они были размещены. Интересно, что в апреле лозунг «Православие или смерть!» снова оказался под судом, но на сей раз запрещен не был. Люблинский районный суд Москвы прислушался к мнению экспертов и принял это верное решение, но, к сожалению, уже в августе 2011 года оно было отменено вышестоящим судом.

13 наименований изданий Свидетелей Иеговы были запрещены в первой половине 2011 года. Первомайский районный суд города Краснодара 22 апреля запретил три выпуска журнала «Сторожевая башня» и книгу «Приближайся к Иегове». По трем из этих материалов на тот момент уже имелось вступившее в силу решение другого суда: один из выпусков журнала и книга «Приближайся к Иегове» были признаны экстремистскими Ростовским областным судом 11 сентября 2009 г. Этим же решением не был признан экстремистским выпуск журнала с подзаголовком «О чем свидетельствует замысел в природе», тоже запрещенный Первомайским судом.

Это решение создает серьезную правовую проблему. Можно еще понять, хотя и не оправдать, ситуацию, когда суд запрещает нечто, уже запрещенное, так как не знает о факте запрета. Но если один суд уже признал материал не экстремистским, то другой, не вышестоящий, суд не может пересмотреть это решение. Тем более в ситуации, когда ответчики поставили его в известность об оправдательном решении. Это в принципе противоречит основам права. В случае запрета материалов может разве что встать вопрос об идентичности двух одноименных материалов (например, в варианте двух изданий одной книги с разными предисловиями, как это было в деле Эжаева[12]), но в данном случае речь шла именно об одном и том же материале, так как у выпуска журнала не было разных версий.

Кроме того, 27 июня в Сальске (Ростовская область) экстремистскими были признаны еще девять наименований книг и журналов Свидетелей Иеговы, причем шесть из них на тот момент уже и так находились в Федеральном списке экстремистских материалов.

В Щелково (Московская область) 30 июня были в очередной раз запрещены семь наименований произведений Рона Хаббарда. Только за месяц до того из Федерального списка экстремистской литературы были изъяты материалы саентологов, запрет которых был отменен Сургутским судом (см. об этом выше).

Кроме того, в конце февраля 2011 года стали известны последствия одного из запретов прошлых лет. Основатель сетевой библиотеки lib.ru Максим Мошков удалил сайт «Самиздат» с домена www.zhurnal.lib.ru, так как ему не удалось разрешить проблему запрета всего сайта за экстремизм в 2009 году из-за материалов некоего Виктора Дунаева: экстремизм был найден только в его произведениях, однако Череповецкий городской суд указал в качестве идентификатора запрещаемого материала весь домен. На сайте было более 56 тысяч авторских литературных разделов и около 800 тысяч произведений.

«Пропаганда исключительности»

Не менее актуальной, чем раньше, была в первой половине 2011 года трактовка судами и прокуратурами утверждения истинности определенной религии или идеологии как пропаганды собственной исключительности и чужой неполноценности, а также как возбуждение ненависти.

Самым ярким примером здесь, конечно, как и прежде, служат запреты за «экстремизм» различных религиозных книг. Лидерство, как видно из предыдущей части доклада, сохраняют Свидетели Иеговы, но много литературы запрещено по тем же основаниям и у саентологов. Учитывая, что представления о своей вере как о единственно верной присущи практически всем религиям, избирательное преследование за это как за экстремизм есть не что иное, как религиозная дискриминация, происходящая с использованием закона, который теоретически должен эту дискриминацию сдерживать.

Именно потому, что процесс генерирования запретов по этим основаниям стал практически автоматическим, можно в любой момент ожидать, что подобного рода преследования перейдут из религиозной сферы и в иные. Первым подобным случаем стало предостережение о недопустимости экстремистской деятельности, вынесенное в июне прокуратурой Республики Татарстан пользователю сети «В контакте» Роману Ильину, администратору группы «"Автономное действие" (Казань)». В манифесте движения «Автономное действие», найденном по ссылке, прокуратура нашла пропаганду исключительности. По мнению экспертов, изучивших манифест, он «проповедует исключительность собственной идеологии – либертарного коммунизма перед другими идеологиями, политическими системами, что создает благоприятные условия для формирования социальных предрассудков и отрицательного отношения к другим политическим взглядам, детерминирует возбуждение социальной вражды: между последователями "Автономного действия" и теми, кто не разделяет взгляды и убеждения "Автономного действия"».

Демонстрация запрещенной символики

Еще одна тема, на которую нам хотелось бы обратить внимание, это трактовка любой демонстрации нацистской символики как пропаганды нацизма. Статья 20.3 Кодекса об административных правонарушениях РФ предусматривает штрафы и даже административный арест за пропаганду и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, а также изготовление, сбыт или приобретение в целях сбыта нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, направленные на их пропаганду. Мы не зря выделили курсивом слова о пропаганде. Дело в том, что по этой статье часто наказывают не пропагандистов неонацизма и не производителей современной атрибутики (маек, шарфов, нашивок и наклеек), а антикваров, торгующих предметами времен Третьего рейха, или газеты, проиллюстрировавшие статью о нацистах соответствующей фотографией. В первой половине 2011 года три из пяти таких дел закончились штрафами, в одном случае был вынесен оправдательный приговор.

Наиболее ярко и подробно эта тема прозвучала в истории с порталом «Живая Кубань». Хотя основное противостояние портала с прокуратурой пришлось на период, выходящий за рамки описываемого нами, мы все же остановимся на этой истории, так как события, вызвавшие это противостояние, произошли в мае. Кроме того, проблемы, которые высветились в этой частной истории, актуальны не только для Кубани.

Весной 2011 года портал – среди других СМИ – опубликовал фотографии, на которых в нацистской форме был запечатлен Вадим Громыко, сын вице-губернатора Краснодарского края Евгения Громыко. В. Громыко изображал Штирлица для шуточного видеоролика, что стало местной сенсацией после публикации фотографий и видео в открытом интернете. В мае прокуратура Карасунского административного округа Краснодара вынесла газете представление о необходимости устранения нарушения ФЗ «Об увековечении победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Редакция «Живой Кубани» посчитала, что представление было вынесено необоснованно, поскольку публикация изображения, содержащего нацистскую символику, в данном случае не была направлена на пропаганду нацизма, что однозначно следовало из текста, сопровождавшего фотографии, и обратилась в прокуратуру с просьбой отозвать это представление.

Прокуратура же в ответ подала в Советский районный суд Краснодара исковое заявление с требованием обязать интернет-портал устранить указанные нарушения, приводя следующие аргументы. В Федеральном законе, о котором идет речь, соответствующая статья действительно сформулирована таким образом, что под запретом оказывается любое использование соответствующей символики, без указания на пропагандистские цели.

При этом прокуратура ссылается также на Постановление Верховного суда РФ от 8 февраля 2011 года № 64-АД11-1[13], оставившее в силе решение одного из мировых судов города Южно-Сахалинска, оштрафовавшего в декабре 2009 года некоего И.А. Розенко на 500 рублей за ношение во время игры в пейнтбол нашивки с нацистским орлом. Розенко пытался доказать, что в его действиях не было состава ч. 1 ст. 20.3 КоАП («Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской символики»). На самом деле, Розенко и не пытался доказать, что в его действиях не было умысла на пропаганду, а всего лишь – что нашивка не имела отношения к нацистской символике. Соответственно, Верховный суд, рассматривая его надзорную жалобу, ограничился констатацией факта, что нашивка все же была нацистской, и оставил в силе административный приговор.

Теоретически, абсурдному запрету в ФЗ «Об увековечении победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» на любую демонстрацию нацистской символики можно было бы противопоставить более поздний ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», в котором речь идет все же о «пропаганде и демонстрировании», а также сходную формулировку в соответствующей статье КоАП. Эта формулировка, как мы не раз писали, далека от идеала, потому что позволяет произвольное толкование, но тем не менее, в некоторых случаях удается[14] снять обвинения, доказав отсутствие пропагандистских целей.

К сожалению, на практике мы видим, что в аналогичных делах суды и прокуратуры, включая Верховный суд, чаще всего просто перечисляют эти федеральные законы через запятую, не пытаясь доказывать пропагандистские цели и запрещая демонстрацию символики как таковую. Даже Верховный суд не может внести ясность, когда берется за эту темы. В качестве примера можно привести Определение его Судебной коллегии по гражданским делам от 6 февраля 2007 г. № 18-Г07-1[15], прямо утверждающее: «Факт пропаганды изображения свастики сам по себе является достаточным основанием для признания организации, использующей такой символ, экстремистской и влечет запрет ее деятельности». Вместо разъяснения различия между пропагандой и демонстрированием, Верховный суд вводит непонятный гибрид – «пропаганда изображения свастики». Представляется, что вместо этой игры в слова Верховный суд мог бы выступить с законодательной инициативой, направленной на устранения выявленной неясности в законе.

Таким образом, случай с «Живой Кубанью» демонстрирует нечто большее, чем просто несовершенство закона. Верховный суд явно предпочитает не замечать противоречия формулировок двух федеральных законов, трактуя его в пользу более широкого прочтения. Между тем такое широкое понимание запрета приводит к заведомо выборочному правосудию: например, в сотнях зарубежных, советских и постсоветских фильмов о Второй мировой войне наглядно демонстрируется нацистская символика, но никому не приходит в голову их запрещать или цензурировать на этом основании. Вероятно, единственный выход для кубанского СМИ в случае неблагоприятного исхода рассмотрения иска – обращение в Конституционный суд с просьбой признать формулировку ФЗ «Об увековечении победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов» неконституционной и обязать соответствующие ведомства выступить с разъяснением формулировок в ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» и КоАП, либо даже законодательно изменить эти формулировки таким образом, чтобы демонстрация нацистской символики, не преследующая своей целью ее пропаганду, не была под запретом.

Примечания

[1] Наше понимание этой категории подробно описано во Введении к докладу: Верховский Александр. Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства в России в 2009 году // Центр «СОВА». 2010. 22 марта (www.sova-center.ru/misuse/publications/2010/03/d18261/#r1).

[2] Практика сама по себе далека от идеала, так как часто интернет-провайдеров обязывают закрывать доступ к сайтам целиком из-за нескольких опубликованных там запрещенных материалов. Юридически более корректное решение – закрывать доступ к конкретным страницам – менее эффективно технически. Подробнее об этом см.: Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства в России в 2010 году // Центр «СОВА». 2011. 25 марта (http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2011/03/d21249/#r4_2).

Кроме того, в мае 2011 года Верховный суд принял определение, еще больше запутавшее ситуацию, см.: Верховный суд дал обоснование блокировке сайтов, содержащих запрещенные материалы // Центр «СОВА». 2011. 10 мая (http://www.sova-center.ru/misuse/news/persecution/2011/05/d22520/).

[3] В рассматриваемый период были предложены и такие поправки к антиэкстремистскому законодательству, против которых мы ничего не имеем. Но специфика нашей темы выносит их за рамки доклада. Подробнее см.: Дмитрий Медведев внес в Госдуму законопроект, предусматривающий гуманизацию Уголовного кодекса // Центр «СОВА». 2011. 7 июня (http://www.sova-center.ru/racism-xenophobia/news/counteraction/2011/06/d21844).

[4] Подробнее об этом см.: Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства в России в 2010 году»// Центр «СОВА». 2011. 25 марта (http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2011/03/d21249/#r2).

[5] Там же (http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2011/03/d21249/#r4_1).

[6] Комментарий «СОВЫ» на Постановление Пленума Верховного суда об экстремизме // Центр «СОВА». 2011. 1 июля (http://www.sova-center.ru/misuse/publications/2011/07/d22010/).

[7] Заседание Совета по развитию гражданского общества и правам человека // Сайт Президента России. 2011. 5 июля (http://kremlin.ru/transcripts/11838).

[8] Подчеркнем две важные для нас вещи, касающиеся организаций «Хизб ут-Тахрир» и «Таблиги Джамаат». Во-первых, наши претензии к их запрету носят весьма формальный характер. В отношении первой существуют серьезные основания полагать, что она ведет весьма агрессивную пропаганду, а в отношении второй – что имеет некоторое отношение к подготовке боевиков, что не позволяет считать неправомерным внимание правоохранительных органов к ним. Однако в судах РФ эти реальные претензии даже не рассматривались. Во-вторых, обе эти организации – религиозно-политические, а значит, могут попадать как в группу религиозных меньшинств, так и в группу общественно-политических активистов.

[9] Под эпизодами мы понимаем здесь общее количество событий за исследуемый период, при которых люди так или иначе столкнулись с Уголовным или Административным кодексами: это дела, возбужденные, но не дошедшие до суда; дела, возбужденные, но закончившиеся оправдательным или обвинительным приговором; а также приговоры, вынесенные по ранее возбужденным делам.

[10] Сводный список таких санкций и более подробное описание проблемы см.: Санкции в отношении сотрудников библиотек. Часть 1 // Центр «СОВА». 2011. 13 июля (http://www.sova-center.ru/misuse/news/persecution/2010/05/d18706/). В июле 2011 года нам пришлось начать вторую часть списка.

[11] Еще один запрещенный нацистский труд запрещен в Башкирии // Центр «СОВА». 2011. 13 января.

[12] Вступило в силу решение о повторном признании книги «Основы веры в свете Корана и Сунны» экстремистской // Центр «СОВА». 2010. 27 декабря (http://www.sova-center.ru/misuse/news/persecution/2010/12/d20642/).

[13] Постановление Верховного суда РФ от 8 февраля 2011 г. № 64-АД11-1 // Сайт Верховного суда РФ (http://www.supcourt.ru/stor_pdf.php?id=423112).

[14] В Липецке оправдан антиквар, торговавший наградами Третьего Рейха // Центр «СОВА». 2011. 6 июля (http://www.sova-center.ru/misuse/news/persecution/2011/07/d22052/).

[15] Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 6 февраля 2007 г. № 18-Г07-1 // Сайт Верховного суда РФ. 2007. Бюллетень № 12 (http://www.supcourt.ru/vscourt_detale.php?id=5125&w[]=%D1%81%D0%B2%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0).