Адрес: https://polit.ru/article/2011/12/20/space_hero_end/


20 декабря 2011, 12:00

Конец эпохи героического космоса

В этом году весь мир отмечает пятидесятилетие полета Юрия Гагарина - первого человека в космосе, в связи с чем год был официально поименован у нас Годом российского космоса.

Со времен его старта, и что более важно, успешного возвращения на Землю, пилотируемая космонавтика продвинулась весьма далеко. Как известно, еще на советской станции «Мир» был достигнут абсолютный рекорд продолжительности полета, и, что опять же важно, полета продуктивного и без существенной потери здоровья при возвращении.

Это сделал врач Валерий Поляков в своем длительном 437-суточном полете, и это был геройский поступок.

Для чего полетел Гагарин, понятно всем. Для чего Поляков был в космосе так долго, понимает далеко не каждый.

Его полет был «репетицией» по длительности пилотируемого полета на Марс, о котором начали мечтать еще в первой четверти двадцатого века.

Но хотя о таком полете мечтали давно, в момент, когда технически он стал осуществим, стала понятна одна важная вещь - это будет очень дорого. Более того, непонятно, для чего туда должны полететь именно люди, когда большинство исследований, если не все, могут выполнять автоматы?

Когда американцы полетели на Луну, им важен был приоритет. Отметим, что только в одном экипаже, последнем, был ученый. Все остальные, побывавшие там, были от науки далеки по причине того, что были военными.

Несмотря на то, что полеты людей на спутник Земли в тех условиях были исключительно героическими (см. например миссию «Аполлона-13»), принципиально новых именно научных открытий они принесли мало.

Понимание этого факта заставило уже тогда задуматься, в принципе, о необходимости пилотируемого исследования космоса.

В случае с Марсом все значительно сложнее - ни одна страна мира финансово такой полет «не потянет». А раз невозможно таким образом обеспечить очередное завоевание отдельно взятой российской, американской или даже  китайской космонавтики, то проблема с финансированием остается весьма далека от решения и раз за разом откладывается на дальную перспективу.

Первые долговременные космические станции, как легко догадаться, несли не столько научную, сколько военную окраску. Американцы хотели запустить чисто военную станцию, а СССР сумел запустить их даже две.

Однако достаточно быстро стало понятно, что

человек на борту только мешает

наблюдениям за вероятным противником - он дышит, потеет, ест, потребляет драгоценную электроэнергию, занимается физкультурой и вообще создает всяческие помехи для точной аппаратуры.

В связи с чем задачи, к примеру, военной оптической разведки, достаточно быстро были переданы автоматам, что позволило сделать космические станции чисто научными.

Далее выяснилось, что человек, по природе своей и по особенностям, зачастую вынужденным реалиями космоса, все равно мешает и науке. Например, двигаясь, он раскачивает станцию, ухудшая результаты научных экспериментов.

На станции «Мир» микроколебания корпуса от экипажа резко ухудшали качество выплавляемых в невесомости кристаллов. 

Кроме того, как отмечал космонавт Георгий Гречко, на сами эксперименты у экипажа не так уж много времени - большую часть космонавты спят, занимаются физкультурой или чинят саму станцию.

В результате снова часть науки «ушла» на непилотируемые аппараты. Большая же часть научных экспериментов на долговременных станциях, включая МКС, заключается в изучении космонавтами самих себя или же различных нюансов своего пребывания.

Еще они фотографируют красочные виды.

В то же время, к примеру, Европейское космическое агентство все важнейшие эксперименты по изучению Земли производит исключительно автоматами. Например, толщина ледового покрова в Арктике, что стало весьма актуально в свете теории глобального потепления, измеряется спутником «Cryosat-2», на котором пилоту делать просто нечего.

Паралельно с развитием тяжелых орбитальных станций шло развитие средств выведения, сверхтяжелых ракет типа советской «Энергии», а также были сделаны попытки по созданию реально многоразовых космических систем. У нас это была «Энергия-Буран», у американцев - «Шаттл».

Основная идея заключалось в том, чтобы выводить на орбиты большие грузы и возвращать их оттуда, причем делать это крайне дешево, по сравнению с классическими одноразовыми ракетами-носителями, а также быстро и часто.

Достаточно скоро оказалось, что, по крайней мере для шаттлов, это была иллюзия - частоту запусков обеспечить не удалось, да и реальная стоимость выведения оказалась на порядки выше, чем при одноразовом носителе.

Более того, выяснилось самое главное - что реальные задачи американской космонавтики с реальными возможностями шаттлов совпадают слабо. Нет потребности ни в заданной по техзаданию частоте полетов, ни в возможности что-то снимать с орбиты.

Примечательно, что сами американцы, например астронавт НАСА Марио Ранко, считают, что самыми интересными миссиями были полеты к орбитальному телескопу «Хаббл». Впрочем, сама необходимость этих полетов была вызвана тем, что телескоп полетел, как оказалось, неспособным выполнять свои задачи из-за ошибок при производстве, которые пришлось исправлять уже «на месте».

Поэтому совсем неудивительно, что после окончания в этом году строительства МКС программа шаттлов была закрыта.

Как известно, все задачи по перемещениям экипажей туда и обратно, а также по снабжению станции необходимыми невосполнимыми ресурсами выполняют российские «Союзы» и «Прогрессы».

Таким образом, к концу Года российской космонавтики мы пришли с пониманием того, что с пилотируемым, героическим направлением, тем путем, по которому в основном развивалась у нас в стране космонавтика до сего времени, что-то не так.

Более того, по словам одного из последних соратников Королева академика Бориса Чертока, скончавшегося 14 декабря, «мы затрачиваем на космонавтику примерно в десять раз меньше того, что тратят Соединенные Штаты. Надо отдать должное руководству Соединенных Штатов, и старому, и новому, при Обаме, они тратят огромные средства на открытие всего нашего мира, в том числе и на дистанционное зондирование Земли. И получают, я бы сказал, результат в виде новых фундаментальных достижений и открытий. Мы это делаем в очень ограниченном количестве».

Дистанционное зондирование, как уже говорилось выше, ведется в основном автоматами, а не космонавтами.

Примерно о том же говорит и глава Роскосмоса Владимир Поповкин, рассуждая о направлениях дальнейшего движения: «Основной приоритет - это удовлетворение всех потребностей страны в космической информации... Это связь, навигация, дистанционное зондирование Земли, метеорология, картография, геодезия. Все, что необходимо для функционирования нашей страны. Это приоритет номер один».

Напомним, что российский аппарат «Фобос-Грунт», создававшийся 15 лет (с 1996 года, когда был произведен неудачный запуск автоматической межпланетной станции «Марс-96») так и не смог уйти с околоземной орбиты.

«Фобос-Грунт» был своего рода кавалеристским наскоком — мы пытались перепрыгнуть через четверть века и сразу в дамки. Понимали, что риск высок,

но зато каков бы был успех, если бы все получилось!

А так, конечно, нужно не кавалеристские наскоки устраивать, а работать системно, шаг за шагом. В эту концепцию хорошо вписывается возврат к изучению Луны. Луна снова интересна ученным, особенно после того, как там удалось обнаружить признаки наличия воды, сказал Виктор Хартов, генеральный конструктор и генеральный директор НПО им. Лавочкина.

Система же ГЛОНАСС, призванная выдавать гражданским и военным потребителям данные об их месторасположении, недавно была введена в строй в полном объеме, покрыв 100% земной поверхности.

Героический период закончился. Нам нужна новая стратегия изучения космоса, которая позволит сделать его полезным гражданам России.

Постскриптум. Когда уже верстался номер, автор  наткнулся на подобные рассуждения и в периодической печати.

«Если говорить откровенно, то пилотируемый околоземный космос на грани того, чтобы исчерпать свои задачи по неизведанному. Все уже известно. Надо ставить другие задачи: Луна, Марс… Но они требуют таких средств, что ни одна страна в мире в одиночку их не потянет», — сказал недавно «Русскому репортеру» Владимир Поповкин после удачного запуска «Радиоастрона».