Адрес: https://polit.ru/article/2012/07/17/dehum_droit/


17 июля 2012, 11:00

Дегуманизация права

Публикацией статьи Михаила Соломатина мы продолжаем приницпиальную для сегодняшнего дня дискуссию о праве в России.

См. также:

В последнее время вопрос о том, сохранится ли сложившаяся в России правовая модель, стал весьма актуален, хотя еще пару месяцев назад сама возможность его постановки была бы воспринята с недоумением. Как это уже было в 70-е годы XIX века, власть поняла, что судебно-правовая система перестала служить надежной опорой существующего строя.

Скоропалительно принятые Госдумой законы о митингах, интернете, "иностранных агентах" и клевете уже обозначили сущность новой правовой модели, тогда как Конституция и кодексы пока "держат" контур старой.

Пока цел этот контур – модель не изменится, однако сложно предугадать, как долго он сможет сопротивляться давлению.

Уже пять лет назад, когда обсуждался вопрос с третьим сроком Путина, вероятность внесения существенных изменений в Конституцию выглядела вполне реальной (за это в том или ином виде выступали С. Миронов, А.-Х. Султыгов, причем предложения продолжали поступать несмотря на неоднократно звучавшие отказы президента, что сильно напоминало события начала 27 года до н.э. в Риме, когда Октавиан заявил о сложении своих чрезвычайных полномочий).

Сейчас же содержание российского правового корпуса уже не соответствует Конституции, и это несоответствие будет увеличиваться до тех пор, пока его не решатся оформить официально.

По сути нам следует ожидать разрыва с современным западным правом (участившиеся заявления о том, что новые российские законодательные инициативы якобы имеют аналоги в праве стран Запада, свидетельствуют как раз о том, что уже и сами законодатели остро ощущают растущее несоответствие между двумя юридическими системами). Вероятность такого развития событий не должна нас смущать: современная правовая система начала складываться в России чуть более двадцати лет назад и просто не успела прижиться.

Две альтернативы, между которыми делает выбор российская правовая система, могут быть описаны на примере двух хорошо известных произведений мировой литературы: новелл "Михаэль Кольхаас" Генриха фон Клейста и "Железная воля" Лескова. Лошадиный барышник Кольхаас начинает настоящую крестьянскую войну из-за того, что коррумпированные суды отказались удовлетворить его небольшой и, прямо скажем, небесспорный иск. Мятежник идет на совершенно фантасмагорические меры, чтобы восстановить справедливость. Принцип fiat justitia, pereat mundus (да свершится правосудие, даже если погибнет мир!) развивается здесь до fiat justitia, pereat justitia, однако это не выглядит абсурдом. Томас Манн считал, что новелла Клейста направлена против «очерствелого равнодушия к несправедливости». Один из великих немецких правоведов XIX века Рудольф фон Иеринг отмечал, что совершенные Кольхаасом преступления "двойной и тройной тяжестью ложатся на князя, его чиновников и судей, столкнувших его со стези права на путь беззакония». «Жертва продажной и пристрастной юстиции становится мстителем, - пишет Иеринг, - осуществляет свое право собственными руками и нередко, хватив дальше своей ближайшей цели, делается заклятым врагом общества, преступником, а неся за это наказание, мучеником своего чувства права».

Эта иррациональная привязанность к праву, которая так восторгает немцев фон Иеринга и Манна, смешит Лескова. Русскому писателю претит сама мысль о сведении многообразия жизни к какой-то формальной схеме, а при таком подходе ни одно законодательно введенное правило не может считаться окончательным. Перед нами две противоположные правовые системы: одна построена на примате закона над сиюминутными соображениями, другая ставит закон в зависимость от них. При этом с точки зрения человека русской культуры эта альтернатива даже не видна, ее полностью заслоняет убежденность в суровости закона и его полной непригодности для обычного человека. Противопоставление формального закона естественному чувству справедливости, отраженная в знаменитой формуле dura lex sed lex, понимается в России как конфликт между свободной личностью и иррациональным фатумом. Противопоставляя бездушный и формальный закон свободе и справедливости, русская культура, разумеется, чужда самой идее как-либо использовать судебную систему для их защиты. Если момент казни Кольхааса становится совместным триумфом закона и справедливости, то Гуго Пекторалису из "Железной воли" приходится на собственной шкуре убедиться в суровости, черствости и глупости закона, в абсолютной непригодности судебного регулирования для разрешения конфликтов.

Полярность оценок, которые дают немецкая и русская культура одному и тому же правовому поведению, связана не только с различием в восприятии права, но и с разницей в представлениях о соотношении личности и общества. Если немецкая культура поражена величественной серьезностью Кольхааса, огромностью жертв, которые он готов принести для восстановления своего попранного права, то Лескову человек, вступившийся за свои права, напоминает лягушку, изображающую вола.

В скрупулезном внимании Кольхааса к своему праву немцы видят величие человеческого духа (так Израиль своим недавним обменом пленного Гилада Шалита на сотни палестинских террористов показал, как высоко ценит страна любого из своих граждан), русская же культура, изначально осуждающая принцип «про малое 'се великое' млъвити», в принципе отрицает возможность постановки вопроса о примате интересов личности перед интересами какой-либо общности.

Права человека, которые в современных правовых государствах составляют ядро конституционного права, не имеют корней в российской истории, не связаны с российской ментальностью и до сих пор остаются для страны предметом "международно-правового импорта".

В основном этот импорт идет по линии ОБСЕ, и тут нельзя не отметить намерение Госдумы ответить на принятую 8 июля "резолюцию Магнитского" разработкой закона, вводящего ответственность для ОБСЕ за предоставление неверной информации о той или иной стране (т.е. Россия попытается запретить Европе "про малое 'се великое' млъвити"). Однако я не вижу необходимости вдаваться в детали, поскольку для прогнозов вполне достаточно более общих и очевидных соображений. Все современное конституционное право – это продукт европейского гуманизма, а происходящие в России процессы все чаще характеризуют словом "дегуманизация". Это обстоятельство позволяет предположить, что в ближайшие годы конфликт России с западным конституционным правом получит то или иное официальное оформление.