Политологи уверены, что с помощью последних законодательных инициатив, касающихся СМИ, НКО, митингов и возвращения уголовного преследования за клевету, власть, напуганная Болотной, пытается обрести для себя ту самую стабильность, которую всем обещала на выборах. Результатами этого поиска могут стать либо а-ля сталинская автократия, либо катастрофа.
Последние законодательные инициативы, касающиеся ужесточения наказаний за нарушения при проведении митингов, изменений законов о СМИ , НКО и возвращении уголовного преследования за клевету эксперты-политологи, опрошенные «Полит.ру», оценивают как способ власти справиться с беспокойством по поводу своего собственного положения.
Президент Фонда аналитических программ «Экспертиза», декан факультета прикладной политологии НИУ ВШЭ Марк Урнов уверен – власть нервничает.
«У власти, и у Путина лично падает популярность. Об этом говорит один из последних опросов Левада-центра: соотношение позитивных и негативных оценок президента в пользу негативных. Во власти занервничали, они чувствуют нестабильность. Пытаются законами себя защитить», - говорит Урнов.
«Эти законы – результат истерики власти, вызванной непониманием причин протестов, прошедших с декабря по май, - считает директор центра медиаисследований Института истории культур, шеф-редактор «Русского журнала» Александр Морозов. –
А эксперт московского центра Карнеги Мария Липман поясняет, что тревога власти подтверждается выбором времени «поворота руля»: «Если до инаугурации Путина власть проявляла терпимость, то после нее, или, можно сказать, уже во время нее, сразу же перешла к политике репрессий, хронология которых начинается с 6 мая (вступление Владимира Путина в должность президента страны прошло 7 мая – «Полит.ру»).
«Раньше власть жила сама по себе, люди - сами по себе, и по большей части они друг друга не трогали. Но раньше или позже запросы общества растут, люди захотели больше внимания к себе, внутренняя экономика потребовала больше инвестиций. Люди хотят больше и больше, а власть дает им все меньше и меньше. Здесь и конфликт кремлевской политтехнологи с реальным запросом граждан», - полагает Орешкин.
Директор «Фонда эффективной политики» Глеб Павловский полагает, что последние законодательные инициативы, которые он лично называет «чрезвычайное законодательство Путина» - это сигнализация страхом со стороны властей, которые не доверяют своим прежним коммуникациям «управляемой демократии» и устраивают «перестройку наоборот».
Вчерашнее согласие рухнуло после рокировки 24 сентября и после Болотной, то есть потери Путиным Москвы. Лидер опасается стать ненужным», - говорит Павловский.
Впрочем, не все эксперты оценивают вышеназванные законодательные движения как лихорадочные. Так член Общественной палаты, директор Института политики и государственного права Виталий Иванов уверен: оттепель и либерализацию власть просто признала ошибочной.
«Власти стало понятно, что такие решения ничем хорошим не кончаются, что свобода лучше, чем несвобода, но порядок лучше, чем беспорядок. И теперь
Власть борется за стабильность», - уверен политолог.
Теории «исправления ошибок» придерживается доктор политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Григорий Голосов, полагающий текущий режим просто снявшим демократическую маску авторитаризмом.
«Авторитарный режим в России находился в последние годы в состоянии консолидации. Было небольшое отступление от этого на период избирательных кампаний, но сейчас этот процесс возобновился.
которую сейчас исправили», - говорит эксперт.
Многие эксперты связывают такую смену курса с демократического на авторитарный с тем, что власть исчерпала для себя «метод пряника», и не в состоянии больше решать проблемы при помощи позитивной стимуляции.
- уверен Орешкин. – Чем больше доходы населения, тем больше люди требуют гражданских прав. Власть это поняла и в ход пошли другие методы».
«Ресурсы для применения позитивных, финансовых стимулов не так велики, как это было раньше. Экономическая ситуация менее благоприятна сегодня как вне, так и внутри страны, бюджет балансируется на гораздо более высоких показателях цены на нефть. Это сокращает возможность власти, как раньше, заливать существующие проблемы деньгами, - соглашается Мария Липман. -
Эти риски учитываются, власть подстраховывается, подстраховывается и в свою очередь создает больше рисков для здоровья и свободы протестующей части населения».
Глеб Павловский полагает, что питание системы деньгами во многом и послужило необходимости смены курса.
«Путину нужна новая твердая почва. На что опереться? На крепкую бюрократию? Таковой нет, а «вертикаль власти» - это просто сообщество бюджетовладельцев, а не управленцев. Они взяли все деньги, которыми их заливали, и хотят еще больше. Партия власти? Она превращена в гигантскую бюджетную грыжу.
Путин сегодня - это «Горбачев-минус», инвертированный Горбачев. Правда, он рассылает не одни воздушные поцелуи, как тот, а поцелуи вперемешку со страхом. В ответ активизируются маргинальные силы во власти, самое ненадежное и продажное, что там есть. Аппаратная чернь», - уверен эксперт.
При этом, как и Голосов, Павловский, Орешкин и Липман полагают – дальнейший уклон режима в авторитаризм будет только усиливаться.
При этом нужно понимать, что никто не хочет осуществлять репрессии. Они осуществляются только в том случае, если риски оцениваются как высокие. – рассуждает Голосов. – Реалистичны эти оценки или нет – это другой вопрос. Вот у Сталина была паранойя, он даже ничтожные риски оценивал как высокие. Это вопрос психологии, как тут повернется – никто не знает».
«В ближайшей перспективе это дает власти то, что ей нужно. Элиты сохраняют лояльность, все инструменты силового воздействия - в руках, нет проблем найти судью для любого решения... В общем, все институты государственной власти под контролем и можно дальше закручивать гайки и создавать инструменты для всяческого запугивания», - говорит эксперт центра Карнеги.
Павловский рисует более мрачную картину:
При этом отдаленную перспективу развития все видят по-разному. Орешкин, например, полагает, что на фоне привычной риторики, власть оказывается перед необходимостью массовых репрессий, с последующим а-ля советским застоем.
«Власти теперь нужно рушить интернет и воссоздавать атмосферу тотального страха, что приведет нас к системе, которая раньше или позже рухнет», - считает политолог.
Григорий Голосов при этом гораздо более сдержан в оценках. Он допускает прямо пропорциональную связь между жесткостью и жизнестойкостью режима:
Здесь единственный предел – это терпение граждан, которые не заинтересованы в происходящем».
С ним согласна Мария Липман: «Конечно же, запугивание и постоянный процесс нейтрализации протестных сил всегда идет с размыванием легитимности власти, с постепенным снижением ее популярности.
Да, люди все больше начнут говорить о произволе чиновников, о том, что ни милиция, ни суд их не защищают. Но это не мешает людям мириться с этим на протяжении продолжительного времени».
Александр Морозов также считает, что если репрессии не будут подниматься выше определенного уровня, то ситуация стабилизируется.
Глеб Павловский же полагает, что
Власть не в силах двинуться до логического конца по сталинскому пути в условиях глобального рынка и свободной информации («Это означает разрыв со своей страной, погружение России в искусственное невежество и кровь. Не думаю, что он [Путин] к этому готов»). При этом власть не в силах и повернуть назад (старая система уже сломана). Таким образом власть оказывается перед неуправляемой и непредсказуемой ситуацией. Опрокинув свою же прежнюю игру, Кремль, по мнению Павловского, послал опасный сигнал, заявив всем колеблющимся средам, что могут быть отменены любые правила.
«Право более недействительно. Слово «закон» теперь означает «ща как врежу!». Кремль сам лишил себя роли универсального защитника и гаранта стабильности. Путин больше никого не страхует от рисков.
уверен Павловский. Оно прекрасно эшелонировано финансово, но эшелоны далеко не уйдут, если стрелочники и диспетчеры перепьются».
По словам эксперта, теперь нас ждет лавина конфликтов, правительственная чехарда, нашествие нетерпеливых тупиц пополам с циниками и полуреформы-полупогромы.
«Так обычно заканчиваются и перестройки, и антиперестройки», - считает бывший советник главы администрации президента.
