В связи с выдвижением акции Pussy Riot на премию Кандинского снова возник вопрос - «Искусство ли это?» Уже не от людей, которые сомневаются, прилично ли женщинам носить брюки, но от тех, кто искусство делает. От ответа вряд ли зависят судьбы девушек, но это важно для будущего искусства.
Оно ли это?
Относительно акции Pussy Riot обсуждение того, искусство это или нет, - в основном происходило вне художественного сообщества, и где-то на уровне того, что как бы еще и про Малевича ничего неясно, какой он художник.
Возмущение же внутри арт-сообщества случилось после выдвижения акции на премию Кандинского. Ради справедливости необходимо отметить, что многие недовольные выдвижением художники с гражданских позиций девушек поддерживали и до, и после этого. Но с точки зрения соревновательности – похоже, заревновали. Искали слабые места акции.
Ирина Кулик, арт-критик, подавшая заявку на премию (так в правилах – предложить произведение к участию может любой, и она была не единственной, но первой), похоже, пребывала до момента «раскола» в идеалистических настроениях, соответственно своей любви к Дюшану и другим великим нарушителям границ. В ответ на просьбу прокомментировать этот «раскол» она ответила: «Мне эта ситуация напомнила случай с Оскаром Писториусом, которому с детства ампутировали ноги до колена, у него не было костей голени. Он стал чемпионом Паралимпийских игр, и долго добивался того, чтобы стать участником обычных Олимпийских. Когда ему это удалось, остальные спортсмены стали протестовать, утверждая, что его суперсовременные протезы дают ему преимущество.
Согласились бы они получить такое преимущество, отрезав себе ноги? А остальные подавшие заявку – сесть в тюрьму? Тем более, не такое уж и преимущество - эти протезы, как выяснилось, они лучше при беге, но хуже на старте».
С Pussy Riot примерно так же – акция, может, и была сомнительной на старте, но достоинства открылись при разбеге. Проблема в том, что в арт-мире, где часто печалились, что «все уже сделано», все рубежи уже взяты, - оказалось, что не все позади. Теперь не могут отказаться от того, что в этих предсказуемых пределах была какая-то определенность и даже уют.
Доколе?
Арт-критик Александра Обухова, член экспертного совета премии, рассказала в своем сетевом дневнике, как она проголосовала – из 10 возможных баллов поставив ноль. «Необходимость оценивать этот перформанс профессиональной точки зрения я понимаю как моральный шантаж. Что в итоге мне предлагалось оценить? Саму акцию? Смонтированный позднее видеоролик? Фотографию? Песню? Гражданский поступок?».
Дмитрий Виленский из художественной группы «Что делать?» считает, что это работа жанра tactical media, который в отечественном искусстве еще не проявился, а в западном - уже уходит в прошлое: «Если кратко, тактические медиа - это любая документация аутентичной интервенции в публичное пространство, реализованной исключительно для взгляда «камеры». Последующая документация любыми способами распространяется в различных медиасферах подобно вирусу, предполагая тестирование общественного организма на наличие того или иного расстройства функционирования. Для тактических медиа важен перенос оценки с обсуждения самого произведения на обсуждение реакции».
Понятие tactical media было сформулировано в 1996 году, кроме известных современных групп вроде Yes Man и Critical Art Ensamble, в него были включены постфактум и ситуационизм, и дадаизм, то есть это получается даже традиция.
Если говорить об этом жанре, заданный Андреем Левкиным в статье «Путин - супербизон российского art’a» вопрос, насколько авторами акции в ХХС можно считать произведением Pussy Riot, а не Путина, - снимается. Хотя вопрос cмешной, и если доводить эту линию до абсурда, то соавтором Пушкина можно считать императора, который своими гонениями пиарил гения среди оппозиции, и подарил ему возможность написать пылкие слова протеста. В этом конкретном случае финал «забега», границы произведения в виде общественной реакции сознательно были включены Pussy Riot в произведение.
И Youtube, и батюшка
И вот еще что – акция и ее документация раньше были разделены. Важно было личное присутствие зрителя при художественном событии, соучастие, документация была памятью, не передающей всего впечатления. Первой в России изменять значение документации стала группа «Коллективные действия», начиная с 70-х годов – но больше в сторону того, что акция вообще не поддается пониманию, мы пропускаем момент истины, и все, что нам остается, – искать его в прошлом, в материальных доказательствах и мнениях тех, кто был рядом.
Теперь у нас слово соучастие, с одной стороны, приобрело уголовный оттенок, с другой – роль личного физического присутствия вообще стерлась, офлайн уступает онлайну, все воспринимается через медиа и соцсети. Документация, ролики, фото, тексты пребывают в сети – как и сами зрители.
Событие в сети равно «реальному», что оппоненты современного искусства поняли еще во время проведения выставки «Запретное искусство-2006». То огромное количество свидетелей, возмущенных экспонатами – оскорбилось не самим событием. Большинство из них впервые увидело фотографии работ, сделанные на выставке, несмотря на запрет организаторов на съемку, прихожанкой РПЦ из «Народного собора». Причем они видели изображения в интернете, показывал им эти фото следователь, а пришли они в его кабинет по совету наставников. То есть по сути их оскорбил следователь и устный рассказ знакомого человека, но следствие сделало это частью осужденной выставки. Противники совриска уловили какие-то глубинные перемены в общественном восприятии раньше экспертов по искусству, как бы кощунственно это ни звучало. И воспользовались этой неопределенностью границ искусства в своих целях. Взять это на вооружение, использовать не для сгущения тумана в народных умах, а для прояснения ситуации, впервые попробовала сделать группа «Война». Но в полной мере это удалось «Pussy Riot».
Профессионализм?
С точки зрения устаревшей, но еще общепринятой, художник должен уметь похоже рисовать, музыкант – играть похоже на те ноты, которые перед ним лежат, а певец – петь похожее на наше состояние души. Я даже в чем-то это разделяю – просто мне не кажется, что какие бы то ни было виды искусства мне подарят отдых от действительности. Мне кажется, что искусство поможет реальность структурировать и разобраться в ней. И в этом смысле мне акция в ХХС нравится.
А если смотреть как обычно, у Pussy Riot и музыка – какофония какая-то, и тексты – не поэзия, и даже акция – вторична. И вот тут было неожиданно, что против Pussy Riot выступил Авдей Тер-Оганьян. Он всегда ратовал за отрицание профессионализма, и был отчасти прав - слишком многие выучиваются повадкам и имитируют современное искусство, не понимая его сути. И был отчасти неправ, потому что не каждый, кто не знает правил или не желает ими пользоваться – гений.
Казалось бы, девчонки пострадали за то же, за что и он, за акцию, которая была проведена в общественном пространстве и оказалась противной общественным нормам. Но нет им пощады и сочувствия от Авдея – он распинает их «профессионализм», цитируя пост Марата Гельмана, четко-политтехнологически расписавшего выразительность их акции, выверенный контраст между национальным лидером и новомученицами:
«он твердая рука - они вызывают жалость
он сильный мачо - они хрупкие девушки
он немолод - они юны
он богат как Крез - они бедны абсолютно
он своего ребенка скрывает - дочь Толоконниковой приходит к тюрьме
он черен (чиновник в костюме) - они яркие цветные
он говорит "мочить в сортире" - они цитируют Бахтина
он власть - они жертвы
он царь - они юродивые».
Ну никак не получается осудить их расчетливость – потому что она входит в обязанности художника. Конечно, не в том смысле расчет, сколько денег и славы автор хочет получить за произведение – когда автор об этом думает, это и видно в первую очередь.
Профессионализм художника может заключаться даже в том, что видео снято очень плохо – но тогда не должно возникать сомнений, что это сделано специально и просматривается цель.
И на днях Авдей получил ответ на свою проповедь непрофессионализма, на уверенность в том, что стратегия шока сработает всегда правильно, нанесет удар по буржуазным ценностям и проклятому капитализму. Организатор групповой выставки Mit criminaller Energie в городе Веймаре в Германии, пригласивший Тер-Оганьяна к участию, сообщил, что запланированные ранее проекты срываются, и надо придумать срочно что-то новое. Авдей решил подшутить над европейскими либералами, и расписал выделенный ему коридор рожицами в балаклавах, с разнообразными лозунгами на английском – от Free Pussy Riot до Socialism=faschism. И вклеил между надписями страницы из каталога проходящей в городе выставки GULAG. Он-то хотел показать, что считать Pussy Riot жертвами режима нелепо, так как сам полагает, что они проплачены системной оппозицией, типа Немцовым и Навальным. Но немцы приняли все за чистую монету и предложили Тер-Оганьяну сразу три персональных выставки. Это ли не поражение – быть неправильно понятым.
Конспирология
Подсудимая Толоконникова является супругой Петра Верзилова, бывшего членом группы «Война», а значит, логично смешивать деятельность Pussy Riot с работами «Войны». Но это логика не искусства, а сериалов, где даже исторические обстоятельства показаны как личные распри и дружбы героев.
Как связь Pussy Riot с «Войной» просматривается с точки зрения искусствоведов? Куратор Андрей Ерофеев, бывший директор Отдела Новейших Течений Третьяковской галереи, объясняет: «Эти группы работают над развитием радикального перформанса – он всегда маргинален, но есть в каждом поколении. Всегда единицы бросаются на амбразуру, пока остальные отстраняются. «Война» и Pussy Riot родственны в буквальном смысле слова, но внутри жанра у них есть противопоставление. «Война» - террористы, бомбисты, партизаны в чужом городе. Их акции – стремительные вылазки, и когда милиция спохватывается, они исчезают, незамеченные, непойманные. Нанесение удара, вандализм, шоковая терапия, попытка вывести из анабиоза. Дети и женщины группы здесь не имеют значения – это солдаты «Войны».
Первая акция Pussy Riot, «Поцелуй милиционера» - совершенно другое, чем акция «Унижение мента в собственном доме» группы «Война», это мягкий вариант переворота. Знаковое разделение: Pussy Riot выступают как тинейджеры, юные, веселые, а не как переполненные ненавистью взрослые. Встретить противника невооруженным – контраст с дядьками с палками, контраст не между оппозицией и властью, но возрастной. Они плохо танцуют, плохо играют, но детское косноязычие говорит голосом правды. Это жанр нью-вейва, протест против политики взрослых, который на Западе начался в 80-е и сейчас стал уже памятником культуры. Протест стилистический, а не прямое действие». То, что стилистический протест Pussy Riot получил жестокое наказание по УК, а работы «Войны», сделанные в эстетике власти, «показа, кто сильнее» - остались безнаказанными, свидетельствует о том, что эстетические расхождения с властью важны и для власти. Группы работают в одном жанре, но с разными смыслами, и потому совершенно не стоит предполагать, что девушки – проект группы «Война». Смешивать их так, как делают агрессивные православные комментаторы в сети: «По-моему, групповуха в зоологическом музЭе в исполнении нОнешних мучениц-номинанток гораздо более достойна выдвижения на премию Кандинского? Разве нет?»
Pussy Riot также подозревают в том, что они проплачены либо оппозицией, либо Кремлем. Или даже премией Кандинского – чтобы перещеголять «Инновацию», присудившую приз «Войне», и организовать свой мощный скандал. Уверенность столь многих представителей широкой общественности в подкупе как единственной возможной мотивации героического поступка – это очень печально. Люди не верят в возможность собственного свободного выбора. Им кажется невозможным, что возмущенный гражданин может по своей воле высказать протест, если ему не заплатили, что это не ради славы, что смелая идея пришла в голову молоденькой девушке, а не была выдана ей сверху солидными дядьками.
С точки зрения представителей искусства странно этому верить. Мы же знаем, что Дюшан выставил писсуар не для того, чтобы денег заработать. Но если уж и некоторые члены арт-сообщества верят в то, что кто-то заказал эту акцию – тогда уж лучше радовались бы. Если кажется, что это заказ одновременно и премии Кандинского, и оппозиции, и Кремля – так это получается всенародный заказ. И боже, как давно не было такого крупного заказа у художников – они сами же и сетовали, что погрязли в элитарности, непонятны широкой публике.
Какая разница?
Когда я спросила «Искусство ли это?» Екатерину Деготь, я понимала, что жду радикального ответа, и я его получила: «В данной ситуации это не имеет никакого значения». Понятно, что всенародно и даже всемирно обсуждается не их роль в развитии искусства – а все то, что в результате стало печально ясным о нашей стране. Чтобы не зря звонить, я спросила еще: «Как, по вашему мнению, отразится на нашей истории акция Pussy Riot?» И был чуть более развернутый ответ: «Когда я слушала речи Толконниковой, я вспоминала процесс Веры Засулич. Какова роль народовольцев в истории России, можно спорить, но она важна. Сегодня, после приговора Таисии Осиповой, я сомневаюсь в этом сравнении – процесс Pussy Riot может быть в скором времени забыт».
А я подумала, что тут очень важно, что Pussy Riot – искусство. Как пробиться к большинству, оболваненному телевещанием, погрязшему в мифологии – захватить телеграф? Девушки взяли мифологию, интуитивно понятные символы - и захватили всю страну. Заключенные по делу 6 мая имеют не меньше причин для всенародного сочувствия, но не сумели его завоевать, потому что не стали символами. Тут стоит еще раз вспомнить надоевшую и постоянно поминаемую всуе фразу великого художника Йозефа Бойса «Каждый человек - художник». Каждый человек именно теперь именно у нас именно должен «быть художником» – чтобы понять себя и объяснить свою позицию другим.
Сейчас, кажется, наступил именно тот момент, когда искусство может сыграть роль в общественных переменах. Иррациональная ситуация всеобщего недоверия может разрешиться через творческий подход, потому что искусство не может врать. Если вам говорят, что кого-то убили в поддержку искусства - не верьте, это обязательно окажется что-нибудь вроде прикрытия бытового убийства.
Pussy Riot предлагают образ, который люди готовы модифицировать и обдумывать. Он подвергся массе трактовок, личных, отражающих собственные мысли того, кто начал участвовать в жизни страны. Девушки создали визуальный язык, отличающийся от унылого образа власти. Тот же флаг-триколор как символ не способен высказать что-либо: его приносят на публичные мероприятия и «нашисты» и системная оппозиция. Невозможно говорить правду старыми словами и затасканными шаблонными картинками. Вернуть язык себе можно, только как бы заново его придумав, пропустив через себя – это возвращение началось еще на Болотной и Сахарова. А в случае Pussy Riot преодолело границы страны и стало поводом для международного обсуждения.
Возможное получение премии Кандинского ничего не изменит для участниц Pussy Riot. Они сознательно не воспользовались возможностью сказать: «Я художник, это было всего лишь искусство, а художникам позволено больше, чем всем остальным, поэтому нас надо простить». И стали интересны людям – произошло «приобретение поддержки за счет потери эксклюзивности», как сказала в своей давней статье по другому поводу Деготь. Выдвижение их на премию скорее важно для художественного сообщества – это повод наконец обсудить, где сегодня границы искусства и какова ответственность художника перед обществом, не уголовная ответственность, конечно, а подлинная.
