О проблемах постсоветской исторической науки на Украине

Андрей Портнов – украинский историк, главный редактор сайта www.historians.in.ua, экс-главный редактор журнала «Украïна модерна», кандидат исторических наук, автор большого количества статей в российской, украинской, польской научной прессе, автор книги «Упражнения с историей по-украински». Борису Долгину, Дмитрию Ицковичу и Анатолию Кузичеву он рассказал о том, что делать честному профессору истории в современной Украине - в рамках программы «Наука 2.0» (совместного проекта портала «Полит.ру» и «Вести.FM»). Перед вами - краткое содержание беседы. Аудиозапись передачи доступна здесь.

Отношение истории к политике далеко не всегда конфронтационное и далеко не всегда «против», очень часто она как раз «за» политику. Очень многие историки не задумываются о том, какие политические последствия может иметь то, что они пишут, или же, наоборот, декларируют, что они вне политики, думая, что так же легко быть вне политики, как легко это говорить. Интерпретация истории изменилась, и эти изменения так легко произошли в Украине, потому что были восприняты без достаточной рефлексии.

Если взять последние годы президентства Ющенко и достаточно жесткое педалирование тезиса о Голодоморе 1932–1933 гг. как «геноциде украинского народа» и так далее – оказалось, что многими постсоветскими историками этот посыл государства был воспринят как новый социальный заказ. Причем не в категориях «соглашаться – не соглашаться», а в категориях «наконец-то государство нам чего-то там сверху спустило». И подобных социальных заказов ждут очень многие украинские историки. Когда я такой тезис высказал на конференции в Киеве, мне потом говорили: «Что же ты такое сказал, как же это так? Мы не ждем».

Хотя на самом деле если посмотреть внимательно и посчитать, то очень хорошо видно, что это существует. Более того, самый четкий индикатор мы получили сейчас, когда поменялась власть и поменялись приоритеты. Многие из тех, кто нашел этот заказ в теме «Голодомора как геноцида», теперь ищут его в чем-то другом.

Советская историография в Украине

К сожалению, Украине не хватает взвешенной и в то же время честной оценки тому, чем была советская историография в Украине и чем является ее постсоветская наследница.  Из-за того что рефлексии не было, мы наступаем на те же грабли. Получив возможность писать по-другому, поступили как в известном советском фильме: «Имею желание, но не имею возможности, имею возможность, но не имею желания». Нет не только желания, но и представления, как это сделать. Хотя Украине, да и России тоже, не помешал бы серьезный, адекватный анализ того, чем был советский опыт в исторической науке и что с ним произошло за 20 лет независимости.

Пару лет назад вышла «История» Института истории Украины – института, созданного в 1934 году, имеющего очень непростую, противоречивую советскую историю. Когда  читаешь эту «Историю», изданную уже в независимой Украине, видно, что все острые углы остались за кадром. И те, кто был уволен, например, в 1972 году за национализм, и те, кто увольнял, – теперь они все «хорошие». Так уже на наших глазах происходит  сильное искажение того, чем был этот самый советский опыт.

Я лично знаю одного-единственного человека, который решился и рассказал о своем  советском опыте писания истории. Ему было тяжело, но он все-таки отважился на рефлексию того, кем он был в 70-80-е годы. Этот человек – Станислав Кульчицкий, которого очень часто представляют как эмблематичный пример адепта ющенковской версии «Голодомора как геноцида». Как он интерпретировал свой опыт – вопрос второй. Но он открыто написал о том, что его тексты до 1989 года имеют очень мало общего с его текстами после 1989 года. Остальные его коллеги делают вид, что до 1989 года они или не занимались наукой вообще, или писали что-то, о чем нынче и вспоминать и не стоит, – мол, времена ведь такие были. Сообщество историков не ожидает и не подталкивает людей к тому, чтобы они, хотя бы как Кульчицкий, попытались аргументировать, почему они писали иначе. Это очень грустно.

Образовательный исторический мейнстрим в Украине

В начале 90-х то, что было сделано диаспорой, было очень разным, разноуровневым. Это был разного качества продукт. Например, книжка Ореста Субтельного, канадского историка украинского происхождения, «Украина. История», написанная в 1987 году по-английски, в конце 80-х – начале 90-х гг. в Украине была переведена и продана тиражом более миллиона экземпляров. Ее читали все, не только студенты и учителя. Это был бестселлер, пример достаточно корректного синтеза национальной истории и идей американской историографии.

Это была история Украины, в которой в центре стоит история украинцев как этнической группы, но также это была такая история, в которой нашлось место и для холокоста, и для дискуссии о том, например, а был ли колониализм в отношении Российской империи к украинским губерниям. Это была история, которая умного читателя заставляла задуматься. Другое дело, что не каждый хотел думать, но это уже другой вопрос. Ни до, ни после не было ничего подобного – был вакуум, который заполнил Субтельный.

Образовательный украинский мейнстрим, прежде всего школьный, – это национальный нарратив. Это история украинцев, отождествляемая с историей Украины и украинского государства. История была определена как последовательное развитие разных форм украинской государственности от Киевской Руси до нынешних времен. Через Запорожское казачество, через проблему отношений с Польшей, Литвой, через Российскую империю, которая, конечно, предстает как поработитель, и так далее.

Образовательный украинский мейнстрим, прежде всего школьный, – это национальный нарратив. 

То есть в Украине учебник – это национальный нарратив, радикально отличающийся от исторического продукта в медиа. Потому что это пространство, в котором до сих пор преобладает российский продукт. Если мы говорим о Второй мировой войне, в украинском медиапространстве это будут прежде всего российские сериалы.

Важно понимать, что учебник имеет достаточно последовательную национальную канву и функционирует в принципиально плюралистическом пространстве. В пространстве, где с ним конкурируют те же сериалы, семейная память и нежелание учить историю в школе. Учебник – не как в советское время – находит подтверждения в целом контексте культуры вокруг, и это один из ее элементов, который может просто выпадать из контекста.

Что делать честному историку в Украине

Универсального рецепта нет. Говоря об историках в современной Украине, важно понимать, что эти люди функционируют в очень разных условиях. Преподаватель провинциального университета и, допустим, редактор журнала в Киеве – это совершенно разные роли. Разные возможности, разные миры. Это надо честно признать.

Одна из опасных тенденций, которая в Украине обозначилась очень четко, – это тенденция к региональному замыканию научных сообществ. Если человек заканчивает Днепропетровский университет, Киевский или Львовский, то в 99% случаев в этом же университете он пишет диссертацию, в нем же становится доцентом, профессором и в нем же умирает – региональная мобильность отсутствует. И нет программ, которые бы ее поддерживали. Хотя это то, что можно легко поправить на государственном уровне.

В идеале это надо делать как в той же Германии, где ты не можешь, закончив университет, в нем защитить диссертацию и в нем же работать. Это просто невозможно. Это раз. А два – очень важно представлять себя: это могут быть конференции, дискуссии, семинары, международные проекты и так далее. Абсолютное большинство украинских историков не участвуют ни в каких международных проектах. Почему? Потому что им это неинтересно. Они часто даже не знают, что есть эти проекты. И получается, что люди, с которыми мы связываем украинскую науку, зная их публикации за рубежом, – это 10–15 человек, которые вошли в международное пространство и иногда попытались замкнуть его на себе. В любом случае они составляют настолько малый процент от того общего массива людей, которые преподают историю, рассказывают об истории, пишут учебники в Украине, что это просто удручает.

В Украине четко обозначилась тенденция к региональному замыканию научных сообществ.

Если адекватно посмотреть на социальный статус среднего профессора или доцента в провинциальном или киевском университете, то легко понять, почему он ждет социальный заказ. Он его потому и ждет, что у него нет проектов, у него нет идей, нет знаний. Есть заказ сверху: «Давай, родной, напиши нам книгу памяти жертв Голодомора, и тебе за это будет государственное финансирование». Плюс к этому идет заказ на советских партизан. И он возьмет и то, и другое – у него нет выхода. Этот контекст функционирования науки облегчает задачу государства в навязывании чего угодно.

Единственный реальный путь – серьезная реформа всей системы образования и науки в Украине. К сожалению, в этой сфере реформ практически не было. Академия наук, университеты в целом структурно функционируют так же, как и в брежневские времена, хотя социальный и культурный контекст их работы очень сильно изменился. В том числе и поэтому интеллектуалы в Украине не до конца справляются со своей критической функцией по отношению к государственной политике.