29 марта 2024, пятница, 01:25
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Закон и правосудие в цифровую эпоху

Доставка электронного компьютера производства компании Elliott Brothers в департамент казначейства города Норидж, графство Норфолк, Англия, 1957 г.
Доставка электронного компьютера производства компании Elliott Brothers в департамент казначейства города Норидж, графство Норфолк, Англия, 1957 г.

9HAw1i4gOU4
Лекция Лоренса Лессига

Перед вами - перевод лекции гарвардского профессора Лоренса Лессига, посвященной памяти Аарона Гиллеля Шварца, легендарного программиста, вундеркинда и общественного активиста, который был найден мертвым у себя дома 11 января 2013 года - после двух лет уголовного расследования его деятельности. Близкие Аарона обвинили государство в том, что запугиванием и травлей оно довело его до самоубийства (Аарону угрожало 35 лет тюрьмы и банкротство). Кстати, на днях на краудфандинговом сайте Kickstarter начался сбор средств на съемки документального фильма режиссера Брайана Кнэппенбергера о герое лекции Лессига.

...Рой Л. Ферман, банкир и бродвейский продюсер, учредил в 2012 году ставку профессора юриспруденции и лидерства в Гарвардской Юридической Школе. На этот пост и был назначен профессор Лоренс Лессиг, одновременно возглавляющий Центр этики Эдмонда Дж. Сафры в том же Гарварде. Ранее он преподавал в Стэнфорде, где в 2000 основал Центр изучения интернета и общества. Среди его книг - “Ремикс: Как заставить искусство и коммерцию процветать в условиях гибридной экономики” (Remix: Making Art and Commerce Thrive in a Hybrid Economy, Penguin Press 2008), Свобода культуры: Как большие медиа используют технологию и закон для того, чтобы держать культуру под замком и контролировать креативность” (Free Culture: How Big Media Uses Technology and the Law to Lock Down Culture and Control Creativity (Penguin Press 2004).

Законы Аарона: закон и правосудие в цифровую эпоху

Я благодарю Марту и - на расстоянии - Роя Л. Фермана, в лице которого я имею честь приветствовать невероятное сочетание таланта в бизнесе и искусстве. Но, к сожалению, тема моей речи будет печальной. Ведь приступая к составлению этой лекции, я не предполагал, что она будет посвящена Аарону Шварцу. Многие годы я занимался темой коррупции. Моя речь должна была стать новым этапом в изучении этой темы, но когда пять недель и четыре дня назад Аарон покончил с собой, мои чувства пришли в такое смятение, что я попросил Марту отложить выступление. А затем попросил позволить мне говорить об Аароне. План несостоявшегося выступления трансформировался в план разговора о так называемом Законе Аарона.

Аарон Шварц

Но для начала я хотел бы указать на неуместность такого разговора. Ведь предполагается, что он должен быть академичным. Однако я связан с темой разговора далеко не академическим образом. Я не могу обеспечить личную незаинтересованность, которая ожидается от нас как от ученых. Кроме того, мне придется затронуть такие области, в которых я не являюсь экспертом. Единственная возможность для меня сегодня говорить об этом предмете - это говорить как гражданин и как друг, которому представляется совершенно неприемлемым, что мы оказались там, где мы находимся, спустя пять недель и четыре дня после того, как Аарон покончил с собой.

1. Аарон Шварц был моим другом. Он был коллегой. Он был соучастником заговора. Он прожил 26 лет. Половина этого срока прошла на глазах у публики. Он был вундеркиндом. В 13 лет он получил приз Ars Digita - вот он получает его - за работу, которая в итоге привела к созданию Википедии и тому подобных вещей. В 14 лет он стал одним из создателей RSS протокола - вот другой участник этой группы Дэйв Винер. В 15 лет он стал основным архитектором технической инфраструктуры Creative Commons. Здесь мы видим запуск этой технической инфраструктуры: 

[видео клип] Аарон: Теперь, когда вы узнали о теории, лежащей в основе Creative Commons, пора показать вам, как она работает. Вы заходите на наш сайт, видите здесь рубрику Выбрать Лицензию. Здесь вам дается набор вариантов с объяснением их значения. Вам нужно ответить на три простых вопроса: Должен ли всегда указываться автор? Может ли ваша работа быть использована в коммерческих целях? Разрешено ли внесение изменений в вашу работу?

В 17 лет, получив семейное образование, он поступает в Стэнфорд. Он выдержал там всего один год. В 19 лет он основал Infogami, который позже объединится с Reddit, образовав крупнейший на сегодняшний день краудсорсинговый новостной сайт в сети. С 20 лет до смерти он стал участником целого ряда невероятных проектов, начиная с военно-политических статей и Open Library до Public.Resource.Org и Change Congress, одним из создателей которого был и я. Он был членом правления нашего проекта, а затем занялся другими - Fix Congress First и Rootstrikers, Sunlight Foundation, PCCC, и наконец, его последней организацией стала Demand Progress.

12 лет я имел честь быть знакомым с ним. Наши первые встречи проходили на конференциях. Ему было 12-13 лет, на конференциях его сопровождали родители. По моему приглашению он стал основным архитектором Creative Commons. Мне довелось видеть, как он взрослел. Для меня это было первым опытом отцовства, хотя я и не могу сказать, что в какой-то мере определил его развитие. То, кем он был, сохранилось для нас в его сочинениях, которые продолжают жить в сети.

На Archive.org хранится блог, который он завел в первый день в Стэнфорде. В нем описано, кем он был, что он делал, о чем мечтал. Там нет никакой картинки - только иконка, обозначающая отсутствие картинки. Но на кодовой странице веб-сайта мы обнаруживаем описание картинки. Вот краткое описание: “Моя шапка, мое лицо, наполовину в тени, от яркого света, который направлен в правый верхний угол”. А вот длинное: “Молодой человек с отстраненным взглядом, наполовину улыбаясь, недоуменно смотрит на вас. Яркий свет идет из верхнего левого угла, частично затеняя его лицо. Похоже, что он одет в черную рубашку, хорошо сочетающуюся со сплошным черным фоном”. 

А вот как он описал себя для соучеников-студентов: “Я думаю о вещах глубоко и хочу, чтобы другие поступали так же. Я работаю ради идей и учусь у людей. Мне не нравится исключать людей. Я перфекционист; однако это не мешает мне публиковаться. За исключением образования и развлечений, я не собираюсь тратить свое время ни на что, что не будет иметь воздействия. Я стараюсь дружить со всеми, но ненавижу, когда меня не воспринимают всерьез. Я не вступаю в ссоры, поскольку это непродуктивно, но учусь на основании своего опыта. Хочу сделать мир лучше”. Вот таким был этот мальчик.

В этом своем раннем блоге в Стэнфордском университете проявился его характер - как самого проницательного мальчика из тех, кого я знал. В первый день в Стэнфорде он написал в блоге: “После этого мы прослушали лекцию о том, что можно и чего нельзя делать, проживая в кампусе”. Стэнфордские чиновники объясняли ему, как должен вести себя студент. “Марихуану курить на берегу озера, не блевать на пол, когда напьешься, и никогда - никогда! - не обмениваться файлами по интернету”.

А вот еще: “Стэнфорд, день 58-й. Кэт и Вики хотят знать, почему я завтракал один, читая книгу, и не стал разговаривать с ними. Я объяснил девушкам, что хотя они очень милы и мне интересно с ними общаться, тем не менее, книга настолько увлекла меня – ведь ее написал очень хороший ученый, и в ней так много новых фактов. Они же объяснили мне, что не сесть вместе с кем-то, кого ты знаешь, - бестактность, а тот, кто не испытывает потребности разговаривать с людьми, – вообще просто ненормальный. В ответ я вежливо заметил, что возможно, они сами ненормальные. Ведь я-то могу поговорить с людьми, если мне захочется, а вот они не способны остаться в одиночестве. Они столь же вежливо возразили, что мои слова оскорбительны для них, и что мне следует быть осторожнее: как бы не оттолкнуть тех немногих, кто еще готов общаться со мной”.

А вот моя любимая запись, два года спустя: «Я решил перестать стесняться. Ощущение приближения этого момента, осознание, что он наступил, прилив крови, от которого краснеют щеки, кратковременное, но очень сильное желание выскочить из своей кожи, и наконец, большая фальшивая улыбка, скрывающая это все собой, - все это принесло мне много удовольствия, но теперь пришла пора сказать всему этому «прощай». Если какая-то польза в этом и была, ее не осталось. Стеснительности пора пройти». Вот кем он был. Он был ребенком. Он был мужчиной. Он был человеком. Его мысли затронули десятки тысяч, вдохновили миллионы людей, и за то время, которое у нас есть сегодня, я хочу поделиться своим представлением о том, как мы должны почтить его память.

2. Если мы подумаем обо всем том широком спектре организаций, к которым он принадлежал, то увидим, что они представляют широкий спектр идей. Чтобы придать этому рассуждению долю академизма, проведем периодизацию этих идей. Я вижу три периода. Первую стадию можно назвать «до авторского права». В это время он работал над проектами, задача которых состояла в том, чтобы сделать информацию более доступной, - RSS и его работа с Тимом Бернерсом-Ли и Консорциумом Всемирной Паутины над разработкой «схемы описания ресурса» RDF. Это стадия «до копирайта». На втором этапе его работа сосредотачивается вокруг темы авторских прав – это организация Creative Commons, проект Open Library, сайт Public.Resource.Org. Речь шла о том, чтобы сделать информацию, которой люди делятся в интернете, легальной и адекватной.

И наконец, третья фаза его жизни, «после авторского права», когда речь шла уже не просто о копирайте, но когда в центре его внимания оказался вопрос о социальной справедливости и о том, как сделать наш мир лучше.

Тем не менее, в центре его жизни и его борьбы, которая привела его к этому концу, оказался вопрос об авторском праве. В споре сторонников и противников авторских прав Аарон Шварц не принимал ничьей стороны.

Если вы помните, в своей речи в качестве кандидата в сенаторы наш президент сказал: «Я не против любых войн. Я против дурацких войн». Думаю, Аарон мог бы сказать: «Я не против авторских прав. Я против дурацких авторских прав». Дурацкие авторские права. Противоречащие самой цели авторских прав. Возьмем к примеру базу данных PACER, «Публичный доступ к электронным записям судов». В этой базе содержатся открытые для публики документы о деятельности федеральных судов. Она доступна для публики по цене, которая в период участия Аарона в проекте составляла 8 центов за страницу, что вызывает естественный в цифровую эпоху вопрос «что считать страницей?». Хотя задачей проекта было сделать работу судов открытой для публики, тем не менее, при этом возлагалось серьезное бремя на тех, кто не мог себе позволить платить за эту информацию. Поэтому Аарон и его коллега по Public.Resource.Org Карл Маламуд решили освободить базу данных PACER. Для этого они написали скрипт, который скачивает информацию с базы данных на компьютер, а затем очищает данные и делает их доступными в сети. Было ли здесь нарушение авторских прав? Нет. На эти данные авторских прав ни у кого нет.

Было ли нарушение правил пользования? Как оказалось, нет. В них содержалось прямое разрешение на получение доступа к базе данных, которым Аарон и Карл воспользовались при составлении скрипта. Были ли взломаны какие-либо защитные системы, предназначенные для охраны базы данных? Нет. Никаких защит не было, поскольку вход был осуществлен в соответствии с разрешением, предоставленном правилами пользования. Скрипт всего лишь позволил более быстрый доступ к данным, право на доступ к которым у людей было.

Он нашел лазейку. Это подобно тому, чем занимаются лоббисты, которые ищут лазейки в наших законах. В этом состоит специализация налоговых юристов - они ищут лазейки в законах, обязывающих нас платить налоги. Однако эта лазейка была использована не для личной, а для общественной пользы. Были обойдены ограничения, противоречащие общественным интересам.

А вот еще один пример. Бюро регистрации авторских прав США обладает базой данных всех авторских прав и определенной технологией, позволяющей осуществлять поиск в этой базе данных. Аарон и Карл решили освободить хранившуюся в ней информацию. На этот раз Карл пошел в Библиотеку Конгресса и, используя разрешение, предоставленное Библиотекой, скачал при помощи скрипта все данные на свой компьютер, затем очистил их и сделал доступными для целого ряда библиотечных проектов, нуждавшихся в данной информации. Были ли нарушены авторские права? Нет. Взломаны защитные механизмы? Нет. Вновь была обнаружена лазейка, позволившая получить непредусмотренный доступ к открытым для публики данным.

В обоих случаях самое главное - понять, что речь не шла о базах данных Sony Picture или Universal Music Group, о том, чтобы освободить все произведения культуры и выложить их в бесплатный доступ в интернете, - речь шла о таких случаях, где ограничения не имели никакого смысла с точки зрения авторских прав. И он использовал свое знание для того, чтобы обойти их.

Столь же важно увидеть реакцию на эти вторжения. Когда проект PACER стал широко известен, правительство предписало ФБР провести расследование в отношении Аарона. Агент ФБР буквально дежурил под окнами его дома и ходил по пятам за этим потенциальным террористом, которым был Аарон. Поучительна диаметраьно противоположная реакция Бюро регистрации авторских прав. Мэрибет Питерс так ответила на поставленный ей вопрос: “Авторских прав на эти документы не существует, они находятся в открытом доступе... База данных онлайновых записей также находится в открытом доступе”. Совершенное Аароном было абсолютно приемлемо, поскольку ограничения никак не соотносились с охраной авторского права. Это были такие случаи хакерства, которые не должны были бы создавать никаких проблем.

"Хакерство. Хотя об этом не принято говорить, тем более в Юридической школе, но мы должны приветствовать это явление. Это необходимо сделать, потому что - так же, как юристы, и, возможно, лучше, чем они, - хакеры используют свое технологическое знание в целях общественного блага"

Хакерство. Хотя об этом не принято говорить, тем более в Юридической школе, но мы должны приветствовать это явление. Это необходимо сделать, потому что - так же, как юристы, и, возможно, лучше, чем они, - хакеры используют свое технологическое знание в целях общественного блага. Существуют взломщики, нарушающие права людей, причиняющие вред другим людям - это мы не должны одобрять, даже если это совершается в рамках закона, - но хакерство, использование технического знания в целях общественного блага, мы, юристы, должны оценивать настолько же положительно, как сами хакеры.

3. Да, Аарон был хакером. Но не только хакером. Он был интернет-активистом, но не только интернет-активистом. На самом деле наиболее важной является последняя часть его жизни, пролетевшая слишком быстро, - когда акцент в его деятельности сместился с обеспечения свободы в сфере авторских прав на стремление добиться свободы и социальной справедливости в более широком ключе.

Тот же сдвиг произошел и со мной. В июне 2007 года я также объявил о том, что перестаю заниматься интернетом и копирайтом и буду работать в области борьбы с коррупцией. Не знаю, когда именно он осознал необходимость такого сдвига, но со мной это произошло в 2006 году. Аарон приехал в Берлин, где я в то время находился со своей семьей, преподавая в Американской академии, на 23-ю конференцию С37. Мы встретились и долго разговаривали. В этом разговоре он сказал мне: “Ты хочешь добиться прогресса в этих областях - реформа копирайта, реформа регулирования интернета - но это невозможно до тех пор, пока существует коррупция в политической области”. Я попытался поспорить: “Этим я не занимаюсь”. Он ответил: “Я понимаю. Ты имеешь в виду, что это вне сферы твоих научных интересов?” “Да”. “Но, может быть, это заинтересует тебя как гражданина?”

Вот в этом и была его сила. Совершенно особая и уникальная. Как самые лучшие учителя, он учил, задавая вопросы. Как самые эффективные лидеры, своими вопросами он подводил человека к тому, чтобы тот последовал за ним. Если вы хотели быть, как он, то эти вопросы действовали принуждающим образом. Они заставляли задуматься о том, кто ты, во что ты веришь, какое решение принимаешь, и следует ли тебе оставаться тем, кем ты был. Так что те, кто считают меня учителем Аарона, оказываются далеки от правды: на самом деле это он был моим учителем, он учил меня и подталкивал, а я следовал за ним. Он и привел меня туда, где я работаю сегодня. 

После того, как этот сдвиг произошел, мы первое время работали вместе. Он был членом правления Change Congress и Fix Congress First. Он поддерживал Rootstrikers. Но затем он испытал некоторое разочарование в том, как велась эта работа, и пошел дальше в направлении борьбы за социальную справедливость, что было связано с организацией Demand Progress. Наши пути разошлись. Задачей проекта, над которым работал он, было воздействие на Барака Обаму с тем, чтобы его политика стала более левой. Точнее сказать, что из Обамы они хотели сделать Элизабет Уоррен. Целью же моего проекта было добиться того, чтобы этот человек занялся той борьбой, о которой сам заявил 2 апреля 2008 года: “Если мы не начнем эту борьбу, то любые попытки внести любые реальные и долгосрочные изменения в жизнь простых американцев будут заблокированы сторонниками статус кво”. В этом был смысл моей борьбы. Я безжалостно подшучивал над ним, что он оставил реальную борьбу, поддавшись искушению длинных списков и красивых девушек. Я надеялся на то, что в итоге он вернется к основной борьбе, ведь сам он говорил о том, что именно ее мы должны выиграть прежде всего.

Подобные изменения в твоей работе, в том, что ты делаешь, проходят непросто. Когда это произошло со мной, один из коллег заявил мне, что я предал интернет. Аарон был обречен на то, чтобы для большинства людей навсегда остаться интернет-активистом. Все эти технические конференции и разговоры о копирайте - это так круто, что разве кто-то может от этого отказаться? И действительно, в сентябре 2010 года Аарону пришлось столкнуться с такой реакцией. Вот что он рассказывал в своем последнем публичном выступлении 21 мая 2012 года на съезде движения Freedom To Connect:

Для меня все началось с телефонного звонка. Шел сентябрь позапрошлого года. Мне позвонил мой друг Питер и сказал: “Аарон, есть один замечательный проект закона, тебе надо взглянуть на него”.
О чем речь?”
Он называется COICA, что расшифровывается как “Закон о борьбе с нарушениями и подделками в киберпространстве”.
Но, Питер, меня не волнуют законы об авторских правах. Может, прав ты, может Голливуд, в любом случае все это не так важно. Я не собираюсь посвятить свою жизнь такой маловажной вещи, как авторские права. Здравоохранение! Финансовая реформа! Вот над чем я работаю. А закон об авторском праве - это какой-то темный лес для меня”.

Тут с Аароном произошло то же, что с Аль Пачино в фильме “Крестный отец”: Как раз в тот момент, когда я думал, что завязал с этим, они затянули меня обратно.

После этого разговора он задумался и в итоге пришел к выводу, что ему стоит заняться данной проблемой. Он написал мне e-mail. В нем говорилось: “Завтра я планирую начать кампанию против этого нового дебильного закона COICA”. Он просил меня подписать петицию. Для меня это был уже не Аль Пачино, а Джордж Констанца:
“Каждый раз, когда я думаю, что завязал с этим, они затягивают меня обратно”,
- и я проигнорировал его просьбу, мне показалось возмутительным, что он пытается вновь втянуть меня в борьбу вокруг копирайта. Через пару дней, хотя я ничего не ответил, он задает вопрос: “Как ты думаешь, Лофгрен или кто-то другой из конгрессменов согласился бы выступить против COICA?” Я притворяюсь тупым: “Что это, вирус?” “Нет, закон, вводящий цензуру в интернете, который скоро будет принят”. На самом деле этот законопроект действительно предполагал дать широкие полномочия правительству, позволяющие совершать действия против интернет-сайтов. В случае жалоб на нарушение закона об авторских правах, например, сайтом harvard.edu, генеральный прокурор мог вынести постановление о закрытии сайта на основании одного этого обвинения.

Demand Progress и другие организации начали согласованные действия против законопроекта. Первоначально эти усилия казались бесполезными, поскольку Юридический комитет Сената единогласно поддержал его. Однако из-за того, что была развернута такая масштабная кампания против законопроекта, он так и не был никогда рассмотрен Сенатом. Это была победа. Но затем этот воскресший мертвец возвращается снова, теперь под видом закона SOPA/PIPA, и разворачивается новая борьба, теперь чтобы не допустить Конгресс принять этот новый акт. Одним из руководителей этой борьбы становится сенатор Уайден, устроивший обструкцию в Сенате. Он, в частности, зачитал полный список интернет-активистов, засвидетельствовавших ему свою поддержку борьбы против SOPA и PIPA. В итоге была одержана победа, и Палата представителей проголосовала против этого законопроекта. После этого наступили рождественские каникулы, и все ожидали, что после них начнется новая борьба. Но затем, после того, в январе были выключены крупнейшие сайты, состоялась полная победа: Сенат дал понять, что не станет принимать этот закон. 

И вот, в конце концов, как ни трудно было в это поверить, мы выиграли. Все говорили, что это невозможно, некоторые крупнейшие компании сочли это розовой мечтой, но это произошло. Мы одержали одну победу, и продолжали наступление. Вы все знаете, что было дальше, Википедия была выключена, Reddit был выключен, Craigslist был выключен, телефонные линии на Капитолийском холме были оборваны, и члены Конгресса начали один за другим публиковать заявления, в которых отзывали свою поддержку законопроекта, который ревностно пропагандировали пару дней назад. Это было просто смешно. Вот таблица, на которой хорошо видно, что произошло в те дни. Вот 14 января. Здесь длинный список тех, кто поддерживает законопроект, и всего несколько имен тех, кто против. А здесь на другой стороне 15 января. Все совсем наоборот. Все против, и всего несколько человек все еще за.

Это была победа, но было в ней кое-что, чего я, в отличие от Аарона, не замечал в то время. Дело в том, что это была победа не только в отношении авторских прав. Он передавал слова сенатора Шумера, цитировавшего сенатора Уайдена: “Движение, возникновение и становление которого мы наблюдали за последние несколько недель, достойно войти в учебники истории”. В результате этого триумфа стало понятно, что речь идет о более фундаментальном вопросе, который изначально объединял нас с Аароном, вопросе коррупции. Но что еще важнее, эта борьба обнаружила весьма интересную политическую реальность.

Я рассказал эту историю в личном ключе, потому что считаю, что такие серьезные вещи намного интереснее, когда в них затронут личностный аспект. Режиссер Дж. Д. Уэлш говорит, что хорошие истории должны быть похожи на афишу “Трансформеров”. Огромный злой робот на левой стороне афиши, огромная армия на правой, и маленькая семья, зажатая между ними внизу в середине. Большим историям необходимо человеческое измерение. Но самое главное, эта история личная, потому что у меня не было времени на то, чтобы изучить другие перспективы.

Вот о чем я говорю: мы выиграли эту борьбу, потому что в ней каждый стал героем собственной истории. Каждый почувствовал свою ответственность за то, чтобы защитить свои основные свободы, и отнесся к этому делу всерьез. Каждый сделал то, что смог придумать. Никто не стал спрашивать ни у кого позволения. Помните, как читатели Hacker News спонтанно организовали бойкот Go Daddy за их поддержку SOPA? Никто не давал им позволения делать это. Некоторые даже были против этого. Это было неважно. Сенаторы были правы: Интернет действительно неконтролируем.
Итак, это была полная победа. Его победа. Последний момент рефлексии над ней. Всем, кто хорошо знал его, очевидно в его взгляде, интонации во время этой речи, которая оказалась для него последней: в этот момент он видел, что чего-то добился, и верил в то, что это важно.

На тот момент ему недавно исполнилось 25. Почти ровно за год до этого был не такой счастливый день - день его ареста. Он был арестован в Массачусетском Технологическом Институте, вот в этом здании, здании № 16, за проникновение в помещение, где находился сервер. Правительство обвинило его в проникновении в служебное помещение со взломом. “Взлом” заключался в повороте дверной ручки - дверь не была заперта. В том, что он вошел в сеть Института без авторизации. Но у Массачусетского Технологического Института открытая сеть, и каждый посетитель может бесплатно пользоваться ею. В том, что он установил связь с архивом оцифрованных журнальных статей JSTOR. На тот момент он был сотрудником Гарварда, поэтому имел право доступа к этому архиву. В использовании этого доступа для скачивания значительной части архива JSTOR. Вот здесь содержится юридический вопрос. В том, что он обошел меры, предусмотренные JSTOR и MIT для предотвращения подобного массивного копирования данных, и наконец, в том, что избежал обнаружения и идентификации. Вот здесь вы можете убедиться в том, каким гением ухода от слежки он являлся [показывает фото Аарона с велосипедным шлемом, снятое камерой наблюдения]

Речь идет о базе данных JSTOR, основанной в 1995 году Фондом Меллона как некоммерческой организацией. Это огромный и уникальный архив академических статей от начала времен издания первых научных журналов. Когда проект был представлен общественности, публика была в восторге. JSTOR предоставил уникальный доступ к информации. Но постепенно накапливалась критика в отношении JSTOR. Карл Маламуд из Public.Resourse.Com назвал это оскорбительным: “20 долларов за шестистраничную статью для тех, кто не работает в модном заведении”.

Я хочу проиллюстрировать это на примере. Меня поразила статья в “The Harvard Gazette”, где рассказывалось о том, как профессор Гита Гопинат была в Гарварде, потом снова вернулась в Гарвард, и когда, по-видимому, у автора статьи закончились вопросы, он спросил ее, почему у нее на полке не так много книг. Она отвечала: “Все, что мне нужно, есть в сети”. Все, что мне нужно, есть в сети. Посмотрим, что это означает на самом деле. Если мы обратимся к предмету, на котором сосредоточено мое внимание в настоящее время, - коррупции, и попробуем через Google Scholar найти главные публикации по теме “коррупция, финансирование избирательных кампаний”, и попытаемся получить к ним доступ через компьютер, не входящий в сеть Гарвардского университета, то вот какие 10 первых результатов мы получим:

Первая статья, по цене 29 долларов 95 центов. Вторая. Доступна через JSTOR, условия не уточняются. 3. $29-95. 4. Бесплатно, только заплати 99 долларов 95 центов за год. 5. JSTOR, условия не уточняются. 6. JSTOR, 10 долларов за статью. 7. JSTOR, условия не уточняются. 8. JSTOR, условия не уточняются. 9. JSTOR, условия не уточняются. 10. $29-95.

Так насколько же на самом деле доступна эта информация для тех, кто не связан с учебным заведением, подобным нашему? Вот насколько: одна статья бесплатно один раз, одна за 10 долларов, три по 29-95, пять на неизвестных условиях, защищенных JSTORом. Так что же она имеет в виду, когда говорит, что сегодня все есть в сети? А вот что: если у вас тенура в элитарном университете, пусть даже профессорская кафедра в элитарном университете, ну, или если вы студент или профессор в элитарном университете, или даже просто студент или профессор в университете США - как бы там ни было, если вы принадлежите к интеллектуальной элите, то тогда у вас есть свободный доступ. Но для остальной части мира - не в такой мере.
Теперь нам стоит оценить этот факт. Его следует счесть возмутительным. Так назвала его Хилари Клинтон. Мы должны признать это возмутительным и признать, что именно это мы, ученые, ответственны за такую ситуацию. Она проистекает из принятого нами понятия об авторском праве. Хотя в данном случае авторские права приносят выгоду не авторам, а только издателям. Речь не идет о правах авторов - ни один из авторов в этом списке не получает денег за авторские права. Никто из них не требовал ограничения распространения их статей. Ни один не делает бизнес на этих ограничениях. Никто из них не должен поддерживать эту систему как политику в области знания. Это безумие. Это бессмысленная политика в области авторских прав. А как говорил Аарон, он не против авторских прав, он против бессмысленных авторских прав.

Я не осознавал, насколько серьезно он переживает из-за этого. У Ноама Шибера есть удивительный рассказ, опубликованный в New Republic, о выступлении Аарона на конференции в Италии в 2008 году. Вот цитаты из него: “Богатые люди платят огромные деньги, чтобы получить доступ к статьям. Но как быть исследователю из Аккры? Дар-эс-Салама? Камбоджи?” Его глаза открылись.Только в ходе работы над этим выступлением я осознал, что именно после этой конференции он опубликовал почти анонимный (почти - потому что в качестве контактного был указан адрес его электронной почты) “Партизанский манифест открытого доступа”.

Это очень насыщенный документ, но сейчас я хочу обратить внимание на одну вещь. Аарон говорит: “Информация - это власть. Но, как всегда в случае со властью, существуют те, кто хочет сохранить ее только для себя. Все научное и культурное наследие мира, опубликованное на протяжении столетий в книгах и журналах, все в большем объеме оцифровывается и помещается под замок пригоршней частных корпораций”. Он говорил об открытом доступе - эту опцию теперь могут выбрать авторы, чтобы их работа была доступна бесплатно. Но открытый доступ ”касается только будущих публикаций. Все, что было до настоящего момента, будет потеряно. Это слишком дорогая цена. Заставлять ученых платить деньги, чтобы прочитать работы их коллег? Сканировать целые библиотеки, но позволять их читать только на Google? Обеспечить доступ к научным статьям для элитарных университетов Первого Мира, но не для детей Глобального Юга? Это возмутительно и неприемлемо”. “Мы должны ответить”.

“Информация - это власть. Но, как всегда в случае со властью, существуют те, кто хочет сохранить ее только для себя. Все научное и культурное наследие мира, опубликованное на протяжении столетий в книгах и журналах, все в большем объеме оцифровывается и помещается под замок пригоршней частных корпораций”

“Мы должны взять информацию, где бы она ни хранилась, копировать ее и поделиться ею с миром. ... Мы должны скачать научные журналы и выложить их в файлообменные сети. Надо сражаться за Партизанский Открытый Доступ”.

Этот манифест содержал ссылку на сайт, а сайт - ссылки на целый ряд проектов, участники который сканировали материалы и выкладывали их в интернет, присылали Аарону жесткие диски или журнальные статьи, PDF-документы, передавая, таким образом, документы в открытый доступ.

Два года спустя он посетил конференцию, на этот раз в Будапеште, где снова встал этот вопрос. Рассказывают, что на этой конференции он узнал, что JSTOR задали вопрос: “Сколько нужно вам заплатить, чтобы сделать вашу базу данных доступной для всего мира?” Ответ был: 250 миллионов долларов. Становится ясно, почему именно после этой конференции Аарон начал ту деятельность, которая привела его к конфликту с государством. Вот что он говорил вскоре после конференции [на конгрессе, посвященном социальной ответственности компьютерной науки в Университете Иллинойса 16 октября 2010 года]:

Вплоть до настоящего момента все эти журналы, все это научное наследие начиная с эпохи Просвещения находятся за запертыми воротами. Но у вас есть ключ от этих ворот. Немного магии с основными скриптами - и вы можете получить все эти статьи. Вы можете скачать их копии, а если у вас есть копия, теоретически вы сможете сделать ее доступной для каждого. Если же вы не знаете, как сделать ее доступной для всех так, чтобы вас при этом не поймали, то на сайте guerillaopenaccess.com есть мой e-mail. А информация с тех жестких дисков, которые попадут к нам в руки, точно будет выложена в сеть. Если вы хотите защитить свою анонимность, пожалуйста, заходите на сайт с использованием системы Тор. Это относится и к любому другому материалу, который вы хотели бы разместить, например, отсканированным книгам.

Конечно, это не самая большая проблема в мире, но мы должны понимать, что это серьезная проблема. Как раньше люди совершали акты гражданского неповиновения, нарушали правила, борясь за гражданские права, так и теперь есть люди, которые приковывают себя цепями к атомным электростанциям, чтобы не дать планете взорваться. То, что большая часть жителей планеты не имеет доступа к накопленному научному знанию, - настолько же серьезная проблема. И, на мой взгляд, ее решение стоит того, чтобы немножко повозиться со скриптами и нарушить пару правил.

“Скрипты и нарушение правил”. Аарон никогда не говорил со мной об этом плане - написать скрипт и нарушить пару правил. Если в отношении авторских прав наши взгляды совпадали, то относительно того, что можно сделать в этой ситуации, мне все казалось значительно сложнее. На мой взгляд, объединиться, чтобы добиваться изменений, было хорошо, но мне было не совсем понятно, что он называет гражданским неповиновением. Ведь речь здесь идет о совершенно специфической ситуации.

Прежде всего, сначала я даже не осознавал тот факт, что не сам JSTOR устанавливает свои цены. Когда вы открываете какую-нибудь статью и возмущаетесь ценой в 20 долларов, то вы имеете дело с ценой, установленной журналом. Несмотря на все недостатки, JSTOR все же действительно предоставил ранее не существовавший доступ к данным. Это не отменяет недостатков. Но на самом деле многие университеты получили благодаря структуре, выработанной JSTOR, доступ к информации, которая иначе продолжала бы быть закрытой.

Но главное, как я писал ранее, - наказания за гражданское неповиновение в данном случае могли быть слишком суровыми.

У гражданского неповиновения давняя и серьезная традиция. Дэвид Бёрн написал статью об Аароне и гражданском неповиновении, где он рассматривает случаи гражданского неповиновения в прошлом. Вот самый известный деятель гражданского неповиновения в 20-м веке: [Мартин Лютер Кинг. Количество мелких преступлений - 7089.] 

Что означает гражданское неповиновение? Речь идет о совершении публичного действия, наказание за которое ты готов понести. Но в случае с авторским правом дело обстоит иначе. Неповиновение в этой сфере не совершается публично. Люди не готовы понести наказание, поскольку неспособны на это.

Сравните: Мартин Лютер Кинг был арестован множество раз по обвинению в мелких преступлениях. В более серьезных преступлениях он обвинялся только дважды, и оба раза был оправдан судом, состоявшим исключительно из белых, поскольку основание для обвинений было слишком возмутительным. В тюрьме он провел считанные дни. В отличие от него, Аарон был обвинен в 13 тяжких преступлениях, что давало федеральному судье возможность дать ему срок до 35 лет в тюрьме.

Итак, он знал о моей точке зрения. И свое так называемое “преступление” он, будучи сотрудником Гарварда, совершил за его пределами. Как я понимаю, именно для того, чтобы защитить меня, он вышел из университета, спустился по улице, и зашел в MIT, где и совершил свое “преступление”.

Как нам понимать смысл его поступка? Начнем с самого простого. Начнем с консервативного взгляда. Его поступок, очевидно, не был законным. Но был ли он очевидно противозаконным? Ответ на этот вопрос зависит от нашего понимания того, что именно он сделал. А здесь существует целый спектр возможностей. Я специально внесу определенную неясность, поскольку мне-то точно известно, что именно он делал, но я не могу раскрывать этого в данном контексте: ведь я узнал это, будучи какое-то время его представителем в суде. Поэтому я обрисую вам несколько возможностей, и вы выберете то, что кажется вам наиболее вероятным.
Первая возможность состоит в том, что он просто хранил этот материал. Известно, что компьютерные психи часто так поступают: “Давай скачаем это все, пусть будет на моей машине”.

Второй вариант: он проводил исследование. В Стэнфорде он работал вместе со студентом-юристом над проектом, задачей которого было оценить масштабы коррупции в юридической науке [Stanford Law Review December 2008, Shireen Barday: Punitive Damages, Remunerated Research, and the Legal Profession]. В ходе работы над проектом они с той женщиной скачали все журнальные статьи с Westlaw, используя скрипт, а затем прочитали три первые сноски в каждой из этих статей, чтобы определить их источники финансирования. Затем они использовали полученную таким образом информацию для того, чтобы определить, мог ли источник финансирования иметь отношение к выводу, сделанному в статье. Скачанный материал не был размещен на других ресурсах сети. Единственная цель состояла в выяснении честности юридической науки.

Третья возможность состоит в том, что он намеревался освободить эти труды для стран Третьего Мира. Именно об этом идет речь в статье Ноама.
Четвертый вариант: он хотел освободить их для всего мира. По крайней мере, так можно понять Манифест партизанского открытого доступа.
И наконец, пятая возможность: чисто теоретически, он мог пытаться заработать большие деньги. Ведь если JSTOR оценивал свою базу данных в 250 миллионов долларов, то за какую сумму можно было загнать ее на черном рынке? При том, что мы, академики, очень много думаем о себе, никто из нас не задумывается о том, что на наших статьях сколачиваются целые состояния дельцами белого и черного рынка. Так что пока вычеркнем этот пятый вариант и сосредоточимся на первых четырех.
Что может быть опасного в каждой из этих четырех вещей? Я сосредоточусь на двух опасностях. Первая связана с авторскими правами, вторая - с Законом о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях.

Итак, сначала об авторских правах. JSTOR располагает базой научных работ. Авторские права на некоторые из них защищены. “Копирайт” означает право копировать, так что можно подумать, что именно копирование этих работ регулируется законом о копирайте. Однако, несмотря на свою очевидность, этот вывод ложен. Ведь иначе история закона о копирайте была бы историей регулирования копирования. Первый законодательный акт об авторских правах регулировал публикацию и репринт. Слово “копировать” впервые появляется в законе в 1909 году, но, согласно Лайману Рэю Пэттерсону, это была какая-то опечатка: ведь это слово применялось тогда к картинам, а не к книгам. Но после того, как это слово случайно проникло в закон, оно начало жить своей жизнью. Тем временем, технология предоставляла людям все новые средства копирования. А это значит, что любая подобная деятельность, независимо от того, насколько она угрожает коммерческим интересам издателя, включает в действие закон о копирайте, поскольку производится копия.

Интересным образом, обвинительное заключение ни в одном варианте не содержит обвинения в нарушении авторских прав. Копирайт вообще не упоминается в них.
Почему? Во-первых, это могло затруднить расследование. Многие из статей находились в открытом доступе, другие - в частном. Разбираться в этом пришлось бы долго. Но, на мой взгляд, основной была другая причина. Дело в том, что JSTOR уже на очень ранней стадии процесса поставил правительство в известность о том, что не желает иметь к этому суду никакого отношения. JSTOR был против возбуждения уголовного дела. Он отказался сотрудничать со следствием, а это сотрудничество было необходимо для судебной системы: иначе у них не было убедительных доказательств для дела о копирайте.

Ну, раз не авторские права, значит, Закон о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях. Этот закон был принят в 1980-х гг., он очень длинный и запутанный, но основными являются два положения. Одно провозглашает преступлением вход в компьютерную систему без авторизации, другое - превышение прав авторизированного доступа, предоставленного тебе системой.
Формулировка “без авторизации” подразумевает такие вещи, как украденный пароль или использование технологии подбора пароля, вроде скрипта на языке Python для автоматизированного поиска пароля. В отличие от первой формулировки, вторая, “превышение права доступа”, поставила суды перед сложной задачей. Что она подразумевает? “Взлом”? Или “несанкционированное использование” данных в обход предлагаемых провайдером правил предоставления услуг?

Существует важное постановление Апелляционного суда Девятого округа по делу США против Нозала, 2012 года, в котором предпринята попытка разрешить этот вопрос. Судья Козински в данном случае принял решение сразу по двум вопросам. Он говорит: “Предположим, сотруднику разрешается на компьютере компании только доступ к информации о продуктах, однако он получает информацию о клиентах. Он “превышал бы право авторизированного доступа”, если бы получил доступ к данным о покупателях при помощи “взлома” - а под “взломом”, как уточняется в конце документа, он подразумевает “получение доступа в обход ограничивающих его технических барьеров”. Проводится различие между этим случаем и другим: “речь также может идти о том, кто обладая неограниченным физическим доступом к компьютеру, ограничен в том, как он может использовать полученную информацию. Например, сотрудник может быть вправе пользоваться информацией о покупателях в целях выполнения своей работы, но не вправе переслать ее конкуренту”.

Между этими двумя видами неавторизированного доступа большая разница. Речь идет о нарушении ограничений, налагаемых в одном случае - кодом, в другом - законом.
В первом случае речь идет о “взломе”, когда нарушаются ограничения, наложенные кодом, чтобы получить доступ к информации или возможность ее использования. Во втором нарушаются ограничения, налагаемые контрактом, правилами предоставления услуг, где говорится, что информация может быть использована с такой-то целью, но не с такой-то. Поскольку нарушение Закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях - тяжкое преступление, встает вопрос, по крайней мере, для нас, профессоров, работающих по контракту, действительно ли нарушение контракта - тяжкое преступление? Судья Козински заявил, что закон не следует понимать таким образом. “Если следовать интерпретации данного закона, предложенной правительством, - сказал он, - то человек может оказаться в тюрьме только за то, что он разместил на Craigslist товар, запрещенный к продаже политикой сайта, или назвал себя “высоким, темноволосым и красивым”, будучи на самом деле низким и невзрачным. Правила предоставления услуг не только непонятны широкой публике и остаются ей неизвестными - разве что ты по-настоящему серьезно заморочишься читать мелкий шрифт внизу страницы - кроме этого владельцы сайтов еще и сохраняют за собой право менять их в любое время без уведомления пользователей”. Поэтому судья счел, что понятие “превышение авторизированного доступа” в Законе о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях не распространяется на нарушения ограничений пользования, но только на “нарушения в доступе к информации”.

Если мы теперь переключимся в режим “психа, озабоченного информационным правом”, то мы увидим нечто странное в этом различии, поскольку оба вида ограничений накладываются словами. В одном случае - это кодовое слово, и если ты нарушил это ограничение - ты совершил преступление. В другом случае это слова контракта – и, нарушив это ограничение, ты преступником не становишься. Выходит, если я напишу большими буквами вверху своего сайта: “Используя этот сайт, вы соглашаетесь не употреблять команду “принт-скрин”, и если это правило нарушено, никакого преступления, в соответствии с мнением судьи Козински, не произошло. С другой стороны, если я помещу на странице код, предотвращающий использование команды “принт-скрин”, и кто-то обойдет это ограничение, взломав пароль, то это, по Козински, преступление. Но ведь в обоих случаях речь идет только о словах.

Вы можете сказать, что в случае использования хакерской технологии более очевидно намерение совершить вторжение, чем в случае, когда я просто игнорирую нечто, написанное на странице. Находясь здесь, в юридической школе, я могу сказать, что в этом есть нечто унизительное для юриста - когда его слова воспринимаются как нечто менее серьезное, чем слова кодировщика. За несогласие с кодировщиком вы идете в тюрьму. Не согласитесь с юристом - и вот вы просто смеетесь: ведь все просто игнорируют юристов.

Выйдем теперь из режима “психа, озабоченного информационным правом”, и вернемся к рассматриваемому случаю. В связи с вышеупомянутым постановлением Апелляционного суда 9-го округа обвинительное заключение против Аарона было переписано таким образом, чтобы убрать любое упоминание о “превышении авторизированного доступа”. Поэтому единственный вопрос, который оставался в деле, касался того, осуществлял ли он “неавторизированный доступ” к компьютерной системе. Итак, перед нами вопрос, был ли он виновен в этом?

Для того чтобы ответить на него, нам надо внимательнее посмотреть, что же именно он сделал. Ничего традиционно хакерского на этот раз не произошло. Если мы зайдем на сайт JSTOR, то увидим, что в конце адрес любой статьи заканчивается номером. Увидев это, Аарон понял, что очень просто написать скрипт для скачивания всех статей. Достаточно, чтобы в скрипте содержалось каждое число в пределах того диапазона, который охватывается числом статей на JSTOR. Скрипт просто повторял: “скачать статью, скачать статью, скачать статью”. Задачей скрипта было сделать это как можно быстрее. Слишком быстро для вас? Да, как можно быстрее. Заметив это, JSTOR заблокировал IP Аарона. Он присвоил своему компьютеру новое IP. Заметив это, JSTOR заблокировал целый диапазон IP. Но это создало проблему, так как был заблокирован доступ к JSTOR всего MIT. Тогда JSTOR заблокировал его MAC-адрес - адрес, непосредственно связанный с тем компьютером Acer, который он использовал. Тогда Аарон подделал MAC-адрес. Это все были обычные процедуры, обеспечивающие действие скрипта на языке Python - keepgrabbing.py, нечто вроде игры в кошки-мышки, где кошкой был Аарон, а мышкой - JSTOR.

Что же произошло здесь на самом деле? Было применено множество технических трюков для того, чтобы обеспечить скачивание множества статей. “Некоторые” статьи было разрешено скачивать, в этом никто не сомневается. В соответствии с контрактом было запрещено скачивать “все” статьи. Когда же был применен код для того, чтобы предотвратить массовое скачивание, он, как утверждается, обошел его и все равно произвел скачивание.

5. Мы не знаем, признал ли бы суд доказательства его вины. Мы не знаем, признал ли бы его суд виновным. Его адвокат Элиот Питерсзаявил, что после выхода второго варианта обвинительного заключения настроен оптимистически, поскольку, по его мнению, доступ был “авторизированным”. Он считал, что данные, свидетельствующие о той игре в кошки-мышки, не будут использованы обвинением, и что действия Аарона не принесли никакого вреда. Здесь возникает второй вопрос психа, озабоченного информационным правом. Он касается амбивалентной природы вреда, который может быть причинен в киберпространстве.

Рассмотрим два случая. Нет никакого сомнения в том, что этот деятель гражданского неповиновения [Мартин Лютер Кинг] причинил определенный вред. Я поддерживаю тот вред, который он причинил своим неповиновением. Но вред действительно был. Разрушение, нарушение, деньги, потраченные на то, чтобы разобраться с гражданским протестом... Но в отношении вреда, причиняемого чем-то вроде keepgrabbing.py, все не так ясно. Если вы просто скачиваете статьи, это может причинить вред - в зависимости от того, какие это статьи, как вы их будете использовать. Но если вы, к примеру, скачиваете данные о кредитных картах, то здесь причинение вреда определенно есть. Так что присутствует определенная амбивалентность в действиях и в законе, поэтому прокурор обязан рассмотреть вопрос о намерениях обвиняемого.

В обвинительном заключении говорилось о том, что намерение Аарона состояло в распространении полученных материалов через файлообменные сети. Если мы вспомним о возможных целях Аарона, то в отношении двух первых это неверно. Если его цель состояла в хранении или исследовании, то речь о распространении не шла. Что касается освобождения материалов для стран Третьего мира, то и здесь не все так ясно. В Третьем мире интернет-доступ находится не на очень высоком уровне, поэтому речь могла идти о распространении при помощи физических носителей. Если же речь шла об освобождении для всего мира, то даже в этом случае вред, причиненный такими действиями, носил бы амбивалентный характер.

В пресс-релизе прокурора в связи с делом Аарона говорилось: “Воровство - это воровство, независимо от того, используется ли компьютерная команда или лом.” Вероятно, она не так много знает либо о компьютерах, либо о ломах, поскольку в отношении причинения вреда это утверждение просто неверно. Подумаем об этих двух возможностях. Третий мир просто не имел доступа к JSTOR. Поэтому действия Аарона не принесли бы JSTOR никакого вреда. Но даже в отношении четвертого варианта вреда не было бы, потому что ни одно научное учреждение не могло бы сказать: “Как хорошо! Теперь нам не надо платить JSTOR, ведь наши профессора могут скачать все, что им нужно нелегально на файлообменнике”. Так что никакого маркетингового вреда не было причинено. Вот почему JSTOR сразу успокоился и сказал: “Мы не участвуем в преследовании и выступаем против него”.

Если мы подумаем о совершении преступления при помощи компьютера или лома, то увидим, что компьютеры приносят вред иногда, а инструменты взломщика - всегда. Это заставляет вспомнить о наиболее часто цитируемом в стенах этой школы письме из истории США - письме президента Джефферсона к Исааку Макферсону:

Если есть в природе вещь, с трудом поддающаяся закреплению в частную собственность, то это действие мыслительной силы, называемое идеей, исключительное обладание которой возможно только до тех пор, пока человек хранит ее про себя. В тот момент, когда она обнародована, она почти насильно становится собственностью каждого, отказаться от обладания которой невозможно. Ее особенность также состоит в том, что никто не обладает ей в меньшей мере, но каждый - целиком. Воспринявший какую-либо идею от меня никак не ограничивает моего обладания этой идеей: ведь если от одной свечи зажечь другую, первая не погаснет. Эти идеи должны иметь возможность свободно распространяться по земному шару, чтобы человек мог морально развиваться в результате взаимного обогащения и улучшать условия своего существования: именно это, как кажется, подразумевала великодушная природа, когда создала их легко распространяющимися в пространстве и при этом ни в коей мере не теряющими своей насыщенности, подобно огню, и, подобно воздуху, которым мы дышим, неспособными к ограничению или заключению в частное владение. Вплоть до принятия Закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях. В каких-то случаях действительно может быть нанесен ущерб, но это совсем не обязательно.

Все это показывает, что нам нужны прокуроры, способные проводить различие, способные различить между Аароном и злоумышленником. Судья Козински говорит, что в ответ на его вопрос в ходе процесса “США против Нозала” “правительство заверяет нас, что, какая бы трактовка Закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях ни была принята, оно не будет преследовать за небольшие нарушения. Самое странное в деле Аарона состоит в том, что чем больше они узнавали о нем, тем более озлобленными становились. Несмотря на все заверения, они все больше исполнялись решимости сделать из этого суда образцовый пример. Они не просто заявляли о своей правоте, но рассматривали ее как основание для шантажа и запугивания. Они хотели провести показательный процесс - “задать ему урок”. Урок оказался бесполезным для него, а, следовательно, и для нас. Не обязательно считать, что Аарон прав, для того, чтобы увидеть, что неправильного было в действиях правительства. Даже если он на самом деле совершил преступление, то со стороны правительства было неправильно отвечать на него столь несоразмерно. В эпоху, когда создатели финансовой катастрофы регулярно обедают в Белом Доме, когда, как Элизабет Уоррен помогла нам осознать на прошлой неделе, власти даже не знают, каким образом привлечь банки к ответственности, - какие скрытые интересы заставили правительство настойчиво требовать заклеймить этого мальчика как преступника?

Генри Дэвид Торо так писал о гражданском неповиновении: 

“Несправедливые законы существуют. Должны ли мы удовлетвориться подчинением им? Или мы должны постараться изменить их и повиноваться им до тех пор, пока не удастся это сделать? Или мы должны сразу же нарушить их? Обычно люди, находящиеся под властью такого правительства, как наше, думают, что надо подождать, пока не удастся убедить большинство изменить эти законы. Они думают, что если они начнут сопротивляться, то все станет еще хуже. Однако само правительство виновато в том, что лекарство хуже болезни. Оно само приводит к этому: почему оно не ценит мудрое меньшинство, почему оно кричит и сопротивляется прежде, чем на него напали? Ему следовало бы поощрять своих граждан, чтобы они внимательно следили за ним и указывали на его ошибки, чтобы их не пришлось повторять”. 5 недель и 4 дня спустя после того, как безнадежность этой борьбы сломила его, я по-прежнему задаю этот вопрос: почему оно не делает этого?
6. Что же делать? Сразу после его смерти Зои Лофгрен - это ее Аарон имел в виду, когда говорил, что, возможно, есть одна женщина в Конгрессе, способная увидеть идиотизм законопроекта COICA, - предложила проект закона, который она хотела бы назвать именем Аарона. Но сначала она сделала это не в Конгрессе, а на сайте Reddit, и попросила читателей прокомментировать ее предложение. Затем она рассмотрела эти тысячи комментариев и составила исправленный вариант законопроекта, после чего представила его на рассмотрение Конгресса.

Фонд электронных рубежей выделяет три основных момента, которые должны быть учтены в любом новом законе, касающемся компьютерных преступлений: 1) Не должно подвергаться уголовному преследованию нарушение частных соглашений; 2) Если позволен доступ к информации, осуществление этого доступа при помощи новых методов не должно наказываться; 3) Необходима соразмерность наказаний тяжести нарушений.

По мнению Фонда, данный законопроект служит достижению первых двух целей. На мой взгляд, это чрезвычайно важный и ценный законопроект. Очень весело видеть, как Зои Лофгрен и Дэррелл Айсса вместе выступают в поддержку реформы законодательства. Вот фотография его выступления на поминальной службе по Аарону на Капитолийском холме. В своей речи он сказал, что приветствовал желание Аарона “противостоять властям”. Это было удивительное событие с участием очень многих членов Конгресса. Большинство из них зашло на 10-15 минут, и провело их, уставившись в свои Blackberry. Почти все хотели выступать - кроме одной женщины, Элизабет Уоррен, которая присутствовала на мероприятии от начала до конца, не пыталась выступить, не заглядывала в Blackberry, но пыталась осознать ту трагедию, о которой шла речь.

“Закон Аарона” был бы замечательным. Но мы должны четко осознавать, что в нем многого не хватает. Аарон был хакером. Но не только хакером. Он был интернет-активистом. Но не только интернет-активистом. Он был политическим активистом. Но не только политическим активистом. Он был гражданином, который чувствовал моральную обязанность делать то, что он считал правильным. И если он и был виновен, то именно потому, что действовал в соответствии со своими убеждениями. И мы должны действовать, чтобы выразить свое уважение к его гражданскому поступку. Надо думать не только о том, что сделал Аарон, и о том, что сделали с ним, надо подумать о тех идеалах, которым он посвятил свою жизнь, - и сделать эти идеалы законом.

Конечно, прежде всего нужно решить проблему с Законом о компьютерном мошенничестве и злоупотреблениях. Но Законов Аарона должно быть больше, чем один. Второе - это надо разобраться с дурацким копирайтом. Причина того, что мы собрались здесь, - отчасти именно в дурацких законах об авторском праве. Я приведу пример, который привел меня самого к тому, что я стал копирайт-активистом: закон памяти этого великого американца - Акт о продлении срока авторских прав имени Сони Бонно. Этот закон продлевал существующие сроки авторских прав на 20 лет. Перед конгрессменами, которые принимали закон, стоял вопрос: послужит ли этот закон на благо общества? Было очевидно, что это не так. Некоторые экономисты попытались обжаловать этот закон в Верховном Суде. Вот этот либеральный левый... простите, правый деятель, экономист, нобелевский лауреат Милтон Фридман, заявил о своей готовности поддержать этот иск при условии, что в нем будет содержаться слово “безмозглый”. Настолько очевидно было, что нельзя достичь общественного блага при помощи продления срока авторских прав. Но вот в этом месте [на Капитолии], вероятно, не нашлось мозгов, поскольку Конгресс единогласно проголосовал за продление срока. А вот что там было, так это 6,3 миллиона долларов от корпорации “Дисней” и других родственных компаний, жаждавших продления своих авторских прав даже за счет общественного блага.

Или вот такой пример, “Закон об исследовательских работах”. В основе этого закона лежит политика Национального института здоровья, которая гласит, что любое профинансированное правительством исследование через 12 месяцев после выхода в свет должно быть доступно для бесплатного скачивания в Интернете. Некоторым компаниям, таким как Elsevier, очень не нравится такая политика. На этом графике показано, как вырос индекс потребительских цен за последнее время, и как - цены на серийную литературу этих издательств. Несмотря на это, они осознали, какие невероятные деньги они делают на продаже доступа к этим статьям, включая статьи, оплаченные налогоплательщиками.

И вот Закон об исследовательских работах запрещает правительству предоставлять открытый доступ к оплаченным правительством исследованиям. Почему? Согласно пресс-релизу, посвященному выходу закона в свет, он нужен, чтобы “сохранить рабочие места американцев”. Но возникает законный вопрос: “Разве увеличение налогов может создать новые рабочие места?” Ведь нам фактически приходится платить за исследование дважды: за его проведение и за предоставление доступа к нему. Вторая причина, которая была названа, - в том, что “обществу необходима система экспертных оценок”. Но они забыли, что экспертные оценки бесплатны, никто не платит за них. И существуют серьезные журналы, например Public Library of Science, которые предоставляют открытый доступ к своим журналам, и не стремятся к исключительному контролю за соблюдением авторских прав.

Чем же объясняется принятие этого закона? Непонятно. Однако вот какую информацию дает сайт MapLight [посвященный влиянию денег на политику]: члены Конгресса, поддержавшие принятие закона, получили от заинтересованных компаний в шесть раз больше денег, чем те, кто выступил против, причем 40% всех средств, выделенных Elsevier и другими компаниями, - кому-либо из членов Конгресса.
Таким образом, мы нуждаемся в законе, который будет не только защищать авторское право, но и учитывать его смысл. А смысл его отчасти состоит в том, чтобы обеспечить свободный доступ. Второй закон Аарона должен решить проблему авторских прав так, чтобы лежащие в основе этого понятия цели были достигнуты. 

Наконец, третья, еще более важная цель состоит в том, чтобы изменить систему, которая делает возможными (дурацкие) законы о копирайте, а также об экологии, здравоохранении и т.д. - отчасти благодаря тому, что Аарон, и не только он, называл коррупцией. Покидая Сенат, Джон Керри произнес речь, в которой тоже заговорил о коррупции: “Я имею в виду... коррупцию... самой системы, в которой все мы принуждены участвовать против своей воли. Альянс денег и представляемых ими интересов... та повестка дня, которую они меняют или устанавливают благодаря своему влиянию, постоянно заглушает голос подавляющего большинства американцев... которые не в состоянии конкурировать с этими мощными силами”.
Этот закон должен признать эту проблему - проблему коррупции и нашей системы финансирования выборов. Это корни всех проблем. И если мы снова вспомним слова Торо: “На тысячи рубящих ветки зла приходится один, рубящий под корень”, - то этим одним был Аарон, и именно на этом корне, на необходимости изменений в этой сфере он настаивал. Мы должны совершить изменения, чтобы покончить с этой коррупцией. Это номер три. Три закона, которые может принять Конгресс.

Но четвертый - самый важный. И его должны принять мы сами. Этот закон должен покончить с забывчивостью, которой наполнена наша повседневная жизнь.
У Аарона была повышенная вкусовая чувствительность. С ним было просто невозможно обедать! Вкус любого блюда производил на него слишком сильное действие, и он мог есть только самую пресную еду. Но он также обладал повышенной чувствительностью к несправедливости. Он не страдал забывчивостью. Он слишком хорошо видел индивидуальную и институциональную несправедливость вокруг. А вот по отношению к его процессу общество проявило очень сильную забывчивость. Я говорю об индивидуумах и организациях, которые не сделали ничего, чтобы заставить систему осознать, какое безумие она творит. Конечно, была не только забывчивость, многие люди, такие как Джон Пэлфри, Джон Зиттрейн, Хэл Эбельсон, Джо Ито сделали невероятно много, чтобы попытаться заставить систему осознать происходящее. Однако никто из нас не сделал достаточно, чтобы побороть эту забывчивость.

Аарон смотрел в лицо этой забывчивости, как всегда, серьезно, талантливо и просто, и задавал вопрос: “Почему? Неужели на самом деле это может случиться со мной из-за нескольких скриптов и нарушения нескольких правил?” Он просил нас как граждан объяснить ему, чем можно оправдать происходящее. Мы все должны выработать в себе особое внимание ко всем, кто обладает повышенной чувствительностью, и найти способ сказать правительству: “Хватит”, - когда оно заходит слишком далеко.
Мне кажется, я впервые сделал в своей жизни что-то такое, чем Аарон мог бы гордиться, когда мне был 21 год. Я был тогда молодым республиканцем (этим он не стал бы гордиться) - и вот я решил совершить путешествие по Советскому Союзу и Восточной Европе. Это было в 1982 году. Я хотел увидеть коммунистическую систему своими глазами, чтобы исследовать и понять ее. Блогов тогда еще не было, но я вел дневник. Я записывал те факты, в которых отличия между обществами проявлялись наиболее ярко. Например: одно яркое отличие касалось лотерей. У нас в Америке тогда не было лотерей. Но в Восточной Европе и Советском Союзе они были распространены повсеместно. Люди были просто одержимы лотереями: “Наконец-то у меня получится! Лотерея!” И я самодовольно писал в дневнике: “В Америке мы добиваемся всего тяжелым трудом, а не лотереями”. Другой момент, который я отметил: меня чуть не арестовали, когда я пересекал границу. Меня попросили снять обувь. Я стал возражать: “Что за варварство! Я не буду снимать обувь! Да это просто смешно!” Кто-то сказал мне: “Но ты не можешь спорить с пограничниками! Нас арестуют!” И я все-таки снял обувь.

И вот еще два взаимосвязанных примера. Один профессор в Советском Союзе сказал мне: “Советский Союз не так уж и плох. Пока ты движешься в общем русле - у тебя все нормально. Но один шаг за рамки - и ты падаешь с обрыва и предаешься всеобщему забвению. Оставайся в общем русле - и проблем не будет”.

И еще один потрясший меня образ. Я находился в автобусе, стоявшем в огромной очереди на таможенный досмотр на румынской границе. Очередь была очень длинной, где-то на час. И вдруг невдалеке я увидел грузовик. Он вез гусей. Грузовик врезался во что-то, кузов раскрылся, и гуси попадали из него на землю. Я стал призывать окружающих обратить внимание: смотрите, там гуси по всей дороге! Однако очередь машин продолжала двигаться, не замечая гусей. И вот все эти грузовики и автобусы стали просто давить этих гусей. Никто не собирался останавливаться: ведь это просто гуси! И только я, сумасшедший американец, продолжал призывать их обратить внимание. Обрыв - и гуси. Конечно, США - это не СССР. Но разве США - это по-прежнему Америка?

Не удивительно, что именно румынский иммигрант заметил нечто странное в том, чтобы доверять правительству проводить различие между серьезным и мелким нарушением. (Речь идет о формулировке в деле Нозал против США, где правительство заверило, что не будет преследовать за несерьезные нарушения). Он сказал: мы не должны оставаться на милость местного прокурора. Все ли еще США остается Америкой?

После смерти Аарона мне написал его друг, знавший его так же давно, как я, германский режиссер. В этом имейле он писал: “Аарон был жертвой того странного фашистского духа, который развился в Америке за последнее десятилетие или около того. Инакомыслящие уничтожаются без всякого милосердия, как если бы милосердие было признаком слабости”.

“Инакомыслящие”, те, кто думает иначе. Конечно, самое последнее дело - связывать речь об Аароне с рекламой Apple. Не потому, что ему не нравились продукты Apple - наоборот, он был их фанатом, - но потому, что эта компания, как кажется, все в большей степени дистанцируется от тех ценностей, которые значили для Аарона так много. Но Аарон был бы в состоянии почувствовать горькую иронию того, что мы живем в такое время, когда единственное место, где мы можем отдать должное тем, кто думает иначе, - это в телевизионной рекламе компании, чей образ интернета представлен на сайте me.com. Почему только там? Почему мы позволяем этому быть там? Если это Америка, то нам необходимо защитить это право, мыслить иначе, право, которым обладает каждый из нас. Нам необходимо защитить его. Мы должны бороться за него и привлечь к ответственности тех, кто раздавил душу этого мальчика и назвал это “приемлемым”.

Забудем о том, чтобы мыслить иначе, и будем мыслить, как Аарон. Подумаем о том, что мы сделали с ним, и о тех законах, которые мы должны принять, чтобы исправить это положение. Большое спасибо.

ПЕРЕВОД КИРИЛА МЕЛАМУДА

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.