29 марта 2024, пятница, 00:43
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

26 октября 2013, 08:57
Маргарита Хемлин

Овеществление книги

Маргарита Хемлин
Маргарита Хемлин
Фото из архива писательницы

Наша беседа с известным прозаиком, финалистом премий «Большая книга» и «Русский Букер» Маргаритой Хемлин состоялась на 26-й Международной Иерусалимской ярмарке в рамках проекта «Книга – Знание». Беседовала Наталия Демина. Часть 2. 

У вас вещи необычные… 

Да! Это – самое-самое главное! 

Как фортепиано в кустах… 

Этот чемоданчик (маленький,фибровый) принадлежал моему отцу Михаилу Соломоновичу Хемлину. Он был известный в Чернигове человек, его очень уважали. Двухметровый, красивый дядька. Всю жизнь ходил в залатанных штанах. «Залатанных» – это по-украински. Как по-русски? Я стала забывать русские слова! 

«Заплатанных», наверное? 

Наверное. Я этого жутко стеснялась – что в заплатах… Да, так вот это – папин чемоданчик, он с ним ездил, как говорят на Украине, «на район». В командировки. Возвращался поздно. Но – «Ночевать надо дома!»  

И шо здесь (в чемоданчике) такое? Смотрите.  

Вот я написала роман «Клоцвог». Его героиня – Майя Абрамовна Клоцвог. Эту фамилию я увидела на памятнике на старом еврейском кладбище, и она меня кусала, клацала перед моим носом пару лет. Клоцвог, Клоцвог. Что это? Потом написался роман. Тот случай, когда фамилия героини – это и есть роман, такая женщина-ловушка. Не буду рассказывать подробно, о чем он. В самых общих чертах – о любви. И о непостижимости чужой… другой, чужой – нет, другой логики. 

Вот эта «блузачка» начала 1950-х. Рукав – «японка», вышивка пробивная или как-то иначе. По-украински сказали бы «вытынанка». Тут вот выбиты узорчики… «Японка» - конечно, осколок кратковременной советско-японской войны, уже после Великой Отечественной. Привозили вещички из Японии, и в моду вошел рукав «японка». Ну, эта вещь более поздняя, 1952-го или 1953 года, судя по оверлоку и по ткани. 

И именно в этой «блузачке» Майечка соблазняла, кого надо. Кто захочет, тот прочтет. Сейчас, я «разволокуся», чтобы во всей красе показать. Она маленькая, я, к сожалению, в нее не влезу. «Но дело не в этом», как говорила Майечка. Она что-то такое рассказывает, рассказывает, потом – «Но дело не в этом», и пошла дальше рассказывать. «Но дело не в этом», шо я в нее (в блузку) «не влажу», просто не мой размер. Вот что еще надо усвоить: если ты во что-то «не влазишь», то это не потому, что ты плохой, а потому, что не твой размер. 

Это – подробности. И они говорят о времени, о человеке, о характере гораздо больше, чем масса каких-то нечеловеческих красот, складок-сборок, золота-бриллиантов… 

Так вот, что самое главное в этой блузочке. Во-первых, она красивая. (Показывает прозрачную кофточку.

Во-вторых, она прозрачная… 

Да! Когда я показываю и говорю, что она ПРОЗРАЧНАЯ, понимают, ЧТО это значит, только мои ровесники. Те, кто помладше, скажем, 1980 года рождения, им это ни о чем не говорит. Но мы-то понимаем, что такое надеть капроновую, а тогда говорили НАЙЛОНОВУЮ, «ковтачку»! Это значит, что под нее надо было «поддеть» комбинацию. И еще так исхитриться, чтобы атласная «сбруя» (лифчик) не высовывалась из-под бретельки комбинации. Одну бретельку подогнать под другую. Это же невероятно тяжело.

И еще – она хотя и прозрачная, и все «вот тута видно же ж» (на бюсте), у этой блузочки наверху, у самого-самого горла есть кнопочка. Крошечная кнопочка, и ее пришили уже после того, как купили блузочку. Несмотря на то, что есть «пухавычка»! И это не потому, что сильно распахнут ворот, и вот тут (на бюсте) у нас всё для красоты открыто. А пуговички здесь, видите, как разрезанные горошинки на ножках, «блещащие», по моде… 

Да, вот есть и «пухавычка» вверху. Но оставалось вот такое (не застегнутое пространство до воротника), а это недопустимо! И вот неведомая мне далекая женщина пришила еще кнопочку. Чтобы вот тут все было, как по-украински говорят, «щильнынько». Шобы «не дай же ж Бог!». Ну, а тут уже – да, тут прозрачно. Тут – можно. 

И еще одна вещь, ушедшая совершенно, сейчас уже не понятная абсолютно. Смотрите. Тут – рельефные «пухавычки», на ножке. А в те далекие времена носить блузку на выпуск было неприлично. Так носили только сельские женщины, что замечательно обыграно в фильме «Три тополя на Плющихе», где у гениальной Дорониной блузка на выпуск. Это говорит о том, что она – сельская женщина. 

Так вот – «тада» блузку надо было «заталкувать» в юбку как на http://www.wildberries.kz/catalog/1/women.aspx. И хорошо тому, кто может «заталкувать», у него живота нету. А если же ж есть живот – что делать, «девачки»? Шо делать? Надо «заталкувать». Но! Чтобы не создавать дополнительного объема, чтобы «вот тута» (на животе) ничего «не собиралося», пришивалась кнопочка вместо пуговицы. Или плоская – обязательно плоская! – маленькая пуговичка. Потому что если «с-под юбки шо-то выделяется», это – верх неприличия. Выделяться, девочки, могли пуговицы вот такие (на ножках), а это неприлично. Если уж ты затолкал, то выделяться ничего не должно. 

Выделяться, девочки, могли резинки на трико, а не трико – практически не было, и чулочные застежки. Поэтому узких юбок – прелестных, настоящих, как в старых английских фильмах, - даже не шили. Были юбки прямые – «одоробла», как по-украински называется. Такие, что вот оп – и всё! Прямо! А вот этой изумительной линии – когда юбка заужена к низу, и эта линия делает фигуру любой женщине, потому что это задача юбки – делать фигуру. Но… У нас были другие задачи. 

В общем, короче. В этой прозрачной кофточке - вся история женских страданий, женского счастья, женской скрытой, скрываемой сексуальности, жажды телесного счастья! Все в этой кнопочке и в этой плосконькой пуговичке! Я еще помню – я! еще помню! мне не трудно! – купить ничего нельзя было в конце 1970-х. Мне хотелось узкую юбку. По-настоящему узкую! Юбку! В ателье объясняю, что хочу узкую юбку. Мне отвечают: «Ну, да, узкую. Да-да. Узкую». И сшили. 

Меряю: «Я ж узкую просила…» – «А я вам шо сделала?!» – «Так она ж не узкая…» А мне оскорбленно – она же – портниха, профессионал, а я тут явилась, идиотка – в ответ: «УЗКАЯ! Девочка, так ты ж должна сесть!» То есть думалось не о том, как это будет, когда ты идешь и фигуряешь (в этой узкой юбке), а думалось о том, что «девочке ж надо сесть!» Что «оно ж возьмется на объем!». И это во всем – да хоть и в немаркой одежде, чтобы все было долго-долго. И некрасиво. Так существовала женщина. Исключения случались. Случались. 

Майечка, конечно, как и все женщины, как и Лаевская из книги «Дознаватель» – «душилася духами». Потому шо не «душилися духами», опять-таки, как говорят на Украине, только сельские «Хапки», то есть Гапки. А городская женщина – она ж должна. А какими духами – конечно же, понятно – «Красной Москвой». (Показывает флакон духов «Красная Москва» и коробочку от духов.) Духи такие густые, потому что им много-много лет. 

Все знают, что «Красная Москва» – наследница духов «Любимый букет императрицы», куда входили три аромата – роза, жасмин и гвоздика. Это – особая история. Обычно я ее рассказываю на своих встречах, потому что история этих духов чудесно связана с историей… украинского рушника! Без которого не обходится ни один мой роман. Потому что, во-первых, это красиво. 

Я очень люблю Украину и рушники, люблю то трагически невозможное и вместе с тем такое, знаете, удивительное сплетение украинства и еврейства. Это особый мир – украинско-еврейский. История украинского местечка – совершенно другое, чем история, допустим, рижско-еврейской общины. Чем история вильнюсских евреев – литваков. Совсем другое, чем история польских евреев. Украинское еврейство – исторический феномен. Я очень люблю это, очень страшусь этого и мне необыкновенно больно и страшно, когда я берусь за это. Но дело в том, что без проговаривания каких-то, пускай страшных, слов… И не страшных… 

А страшных почему? 

Потому что – кровь. 

Потому что много народу погибло в эту войну? 

И в эту войну, и при Хмельницком, и в Колиивщину… К сожалению. К сожалению, это понятно. И, собственно, об этом моя книга «Дознаватель». Там мне хотелось что-то сказать… Главный герой – Михаил Иванович Цупкой – в войну был разведчиком, а потом стал милиционером. Дознавателем. Он расследует убийство… Дело, естественно, происходит в Чернигове и в Остре. И немного – в Харьковской области. Потому что он оттуда. Он – украинец. И все ему кажется, что вот-вот он нащупает какую-то особую еврейскую тайну. Вот сейчас, вот сейчас… вот близко уже. Вот сейчас он нащупает это - «кубло гадюк», размотает... 

 Да, он открывает тайну. И даже не он, а его сельский учитель, который… ну, кто захочет – прочитает. И этот старик вспоминает Голодомор на Украине: люди умирали от голода, и когда появился хлеб, буквально через четыре дня уже стали играть свадьбы. На этих рвах, свежих, где были даже не похороненные, а просто сложенные умершие от голода, на этих рвах любились и блевали хлебом, потому что объедались – после голода. 

 И старик-учитель напомнил про это Цупкому, когда тот стал говорить ему, что только что попал на еврейскую свадьбу. Ну, понятно, что такое Украина, Великая Отечественная… Он говорит: «Да как же так? Их же только что жгли, убивали всех подряд! А ты смотри, они опять женятся и детей рожают! Что ж за такая нация?». 

У любого народа есть тайна, да! И эта тайна состоит в том, что он выживет в любых условиях. Украинцы выжили после Голодомора. Казалось бы, нужно посвятить жизнь тому, чтобы скорбеть, оплакивать… Они должны посвятить свою жизнь рождению новых людей! Новых украинцев. Новых евреев. Новых немцев. Кого выбили, вместо тех и надо рожать! И сверх того хорошо бы. Вот в этом - тайна любого народа. Но это - единственная тайна. 

А еще есть такая штука… Это – миша. Из папье-маше. (Буро-бордовый игрушечный мишка величиной с ладонь.) Он из повести «Про Берту». Была у меня книга повестей «Живая очередь». Этот мишка принадлежал племяннику Берты Генриху. Там запутанная история… Обычная запутанная история... 

Это все обычные истории. Ну, не важно. Миша – из папье-маше, он заслуженный, тут и вот тут зашит черными нитками. Он очень похож на моего мужа, я его за это особенно люблю. 

У вас получаются книги – это такое знание о вещах, а вещи – это история народа. 

А как же! Это же все ВЕ-ЩЕСТ-ВЕН-НО! И это все вещает, говорит. Кричит. 

Такое необычное приложение знаний через вещи. 

А вот это – ПЕРЧАТКИ! (Черные кружевные короткие женские перчатки.) Настоящие трофейные перчатки. Кто знает, ЧТО значит «трофейные»? Ведь как интересно: трофеи – это только оружие. Остальное – мародерство. Но… Комбинации – трофейные, халаты с драконами – трофейные, посуда – трофейная… У нас дома в Чернигове был трофейный стол с тумбой под столешницей. Его привез дядя Абрам с войны. Дядя, но на самом деле он – дедушка, прошел всю войну. Этот стол есть у меня в романе «Крайний», потому что не описать его – невозможно. 

И что интересно: отец купил – в Киеве, по блату, как его везли – отдельная история – гарнитур. ГДР-овский. Там был стол, на тонких ножках – ну, все как положено. А этот, трофейный стол надо было вынести. И вот этот дубовый трофейный стол, большой овальный, раскладывался… Есть еще люди, которые помнят, как раскладывались старые столы с тумбами. В этой тумбе мама хранила белье. Но, когда мамы не было дома, белье можно было вытащить и там спрятаться!  Еще была трофейная скатерть, из нее делалась халабуда. В общем, все детские радости были связаны с трофейными вещами, привезенными дядей Абрамом. 

И вот, избавились мы от этого стола, которого я жутко стеснялась: у всех же ж какая-то лакированная «Хельга», а тут вот это такое… немодное… «Оно ж не модно». И вот примерно в 1975 году – представляете, в 75-м! – наша семья рассталась с этим столом. Сейчас за этот стол… я не знаю, что бы отдала! Но, к счастью, он живет в романе «Крайний», и это очень важно.    

Да, так вот эти перчатки. Эти перчатки принадлежат Полине Львовне Лаевской из романа «Дознаватель». Я иногда забываю, как их зовут! Потому что они, герои, все для меня живые! Это такая зловещая фигура… Будем называть ее зловещей. Кто прочитает, сам решит, зловещая она или нет. Вот эти перчатки – большая редкость, между прочим, сохранились хорошо. Вот так вот они надеваются… Тогда длинного «маникьюра» не носили… Вот, очень женственно. И у Полины Львовны были такие перчатки. Если вы дойдете в книге до момента, когда на сцену выходят какие-то перчатки, – это крайне важно, это – основная улика! – знайте, речь идет именно об этих! 

Помните, в детстве были «Девочка, к тебе идут черные-черные перчатки»… 

Да-да! И вообще, перчатки – это был такой зловещий символ… 

А интересно – вот еще что хочу сказать, сейчас вспомнила. Кожаные перчатки. 1981 год, я только поступила в Литинститут (в 80-м). Иду по улице Горького - от Белорусского вокзала к институту на Тверском бульваре. Помню ощущения. Солнце. Весна. Я иду… и вижу – по другой стороне, в моем же направлении в районе гостиницы «Минск» идут Смоктуновский и Леонид Марков, актер, изумительный, невероятный! 

Он в Театре им. Моссовета работал, там близко. 

Да! Ну, кто его видел, – тот поймет… потрясающе совершенно. Марков – высокий, у него какое-то короткое черное пальто. В 1980-е годы мужчина в коротком пальто – это… Белая рубашка без галстука, какой-то костюм (пальто распахнуто). Высокий, стройный, лицо у него – «я родился – удивился». А Смоктуновский, тоже высокий, но пониже, невероятно красивый, грива волос… И идут они, о чем-то беседуют, жестикулируют. Народ обращает внимание… 

Марков в черных кожаных перчатках! И вот эта абсолютная нездешность – они не функциональны, тепло уже, зачем перчатки? И сознание зафиксировало, что он может себе позволить делать так, как красиво, а не так, как нужно. 

Память через вещи – потрясающе! 

Это и было потрясающе… 

Вы мне напоминаете Агату Кристи или Конан Дойля, потому что тоже обращаете внимание на какие-то мелкие вещи. 

А это главное! 

Поэтому, может быть, вы и пишете такие детективы? 

Детектив… Насколько жизнь любого человека и есть детектив… 

Просто в жизни каждого человека есть место смерти. Вот роман «Клоцвог» – там есть нелюбимый сын от первого брака. В любой уважающей себя семье есть такой сын. Майин сын – Миша. Он из милосердия – возможно, возможно! – совершает убийство. (Будете читать – сами решите, совершил Миша его или нет). Орудием убийства послужила подушка. 

Когда со студентами разговариваем… Что такое сейчас в сознании человека подушка? Европейская фитюлька, 30х25… 

…из ИКЕА… 

Я абсолютно не против! Но понять некоторые детали сюжета, имея в виду только такую подушку – невозможно! Так вот, «товарыщи дорохия», подушкой из Икеи убить сложно. А вот такой подушечкой (держит в руках вышитую наволочку, 85х85) убить запросто. Накрыл головочку такой подушечкой… со всех сторон… «щильнинько – и усэ, нэма людыны». 

Это настоящая наволочка. Домотканое полотно, традиционный украинский узор «червонэ та чорнэ», завязочки такие вот… «Поворозочки» по-украински. Люблю я эту наволочку! Тяжеленная… Видно, от рушников оставались обрезки какие-то или от рубашки… «и шоб не пропадало, бо воно ж усэ трэба» в хозяйстве, сшили вот такую наволочку. Культурно, очень культурно. Вышили ж вот это (узор). И – положили «у скрыню»! Потому что, судя по состоянию полотна, ее и стирали-то раза два. Наверное, по каким-то праздникам доставали – «чи смотрыны, чи шо…» Вытащили, «запхали» туда «подушачку»…

Вот, имейте в виду, когда я говорю «наволочка», я имею в виду вот эту. 

А вот это талес… 

Ого, какая вещь осыпающаяся… 

С ним надо очень осторожно. Сюда я его привезла для того, чтобы он за четыреста лет своего существования побывал в Иерусалиме. (Длинное неширокое «полотенце» с черными полосами по краям, очень по виду ветхое, в середине разорванное.) Он попал ко мне от замечательного, я считаю – гениального – художника Николая Эстиса, он сейчас живет в Германии. Конечно же, жил в России. А у него этот талес – от ленинградского художника Маргенштерна. 

Талес – это…? 

Религиозный атрибут. Религиозные евреи – только мужчины – покрывают им голову при молитве. Там еще много всяких специальных вещей, но талес – это символ… Что за ткань – не знаю, и не нужно мне знать. 

С ума сойти… И вы вот так все время возите с собой, когда встречаетесь с читателями? И рассказываете им про книги через вещи? 

 Конечно! 

Необычно! Мне кажется, нет другого такого писателя, кто бы так делал. 

Никому просто в голову не приходит. Все очень любят себя. Я тоже люблю, но есть же предел! 

Сейчас еще вот это покажу – и всё. Женщина всегда хочет быть красивой. И советская женщина – естественно. Может быть, ей было труднее, но… Тушь для ресниц. (Маленькая черная картонная коробочка с оранжевой надписью.) Использовалось и для ресниц, и для бровей. И глаза подводились заточенной спичкой. О, пропала щеточка – здесь была такая щеточка, пластмассовая... 

Может, в чемоданчик вывалилась? 

Нет, я думаю, кто-то скоммуниздил. И правильно сделал, у меня еще есть. Ну, вот - тушь «Ленинградская». У меня несколько комплектов, мечтаю устроить соревнование между дамами, которые знают, что это такое, и девчонками, которые пользуются всякими нынешними… 

Еще много-много всего, давайте, я просто покажу. (Газовые косынки, шарфы, сетка-«авоська».) 

Вот сетка-«авоська», как у нас называли… Вот алюминиевая ложка, тоже особая история, рассказывать не буду… А вот, девочки, «причиндал». (Черный атласный с белыми резинками пояс для чулок.) 

О-о! 

Очень дисциплинирует. Я такой носила. Как и многие. 

Вот пупс девочки Эммы (маленький «пупсик»-голыш за 1 рубль, кажется) из романа «Клоцвог». Фотокарточки артистов советского кино… Во лица были! Это ж лица! Ну, там салфеточка… Вот торт «Киевский», который играет важную роль в романе «Клоцвог»… Пудреница, которую нельзя было использовать по назначению, потому что из нее все сыпалось. Тут была ватка, пропитанная пудрой, потому шо как-то ж нужно ж… припудриться. Ну, и куча всяких-всяких… мелочей. Футлярчик для расчески, вуалетка – это, конечно, Лаевская. Очень красиво. 

Да… 

Дин Рид. Немые в поездах продавали. Ну, это уже другая эпоха. Вот фотография – это мой дядя Вова на ступеньках Рейхстага. «Город Берлин, Рейхсканцелярия». Ну, и много всего. 

Что вы любите читать? 

Мемуары. Сейчас, слава Богу, многие люди – не писатели – издают такие книги за свой счет. Я очень люблю читать такие книжки, потому что они бесценны в том смысле, что там человек и не хочет, а проговаривается. Потому, что он безыскусен, ему важно что-то запечатлеть. Профессиональные писатели – они же владеют искусством «запечатлевать, не запечатлевая»! Это тоже искусство и это тоже прекрасно, но это – конечный продукт. А я люблю полуфабрикаты, потому, что могу потом достроить, за какой-то мелочью что-то увидеть.


ПОДГОТОВКА ИНТЕРВЬЮ: Наталия Демина

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.