Как мы уже говорили в предыдущих публикациях (1, 2), материалы археологических раскопок Леванта II-I тыс. до н.э. в значительной мере расходятся с библейскими историями. В настоящее время такие периоды как эпоха Патриархов, Исход, завоевание Ханаана Иисусом Навином и даже время древнеизраильского Царства Давида и Соломона из категории исторических событий перенесены в разряд легендарных или мифических. Такое положение дел позволило профессору археологии Тель-Авивского университета Израилю Финкельштейну назвать библейские описания этих периодов «благочестивой фантастикой». Первый исторический период, в котором библейские и археологические источники взаимодополняют друг друга и дают непротиворечивую картину – время борющих между собой царств Северного (Израиля) и Южного (Иудеи). Раскопки доказали значительные различия между обеими царствами не только в керамике, но и во многих других сферах жизни: жившие на плодородных землях северного Ханаана израильтяне были земледельцами и исповедовали политеистические культы ханаанеян, тогда как у южан, живших в засушливом климате и подвергавшихся постоянным набегам кочевников постепенно складывался монотеистический культ Ягве.
История Израильского царства закончилась в 722/721 г. до н.э., когда ассирийская армия под руководством Салмонасара V и его преемника Саргона II захватила и разрушила последнюю столицу Израиля город Шомрон (Самарию, впоследствии Шомроном или Самарией стали называть не только город, но и центральные области некогда принадлежавшие Израильскому царству). Те израильтяне, которые не были угнаны в рабство, бежали на юг под защиту царей Иудеи. В свою очередь значительное количество южан нашло приют в Шомроне во время Вавилонского плена.
Как свидетельствуют евангелия, евреи Ханаана конца I в. до н.э. – II в.н.э. не были этнически монолитным народом. Разделение на северян (потомков Израиля – самарян и галилеян) и южан (жителей Иудеи) сохранялось и в это время. Наиболее ярким примером тому может служить сохраненная в евангелиях поговорка «Разве может что-то хорошее прийти из Назарета» (Иоанн, 1:46), в данном случае Назарет для южан был символом всех негативных качеств северян. Еще более явственно это отношение к северянам передано словами книжников, утверждавших, что Мессия (Мошиах) не может прийти из Галилеи (Иоанн, 7:41).
Зеркальное отражение такого противостояния прослеживается и в легендах о благородных самарянах, таких как: помощь попавшему в беду иноверцу (Лука, 10:25-39), девушка у колодца (Иоанн, 4:4-19). Теологическая их трактовка обычно сводится к тому, что в любой религии есть добрые и праведные люди, однако тот факт, что обе эти легенды связаны именно с Шомроном (Самарией, территорией Израильского царства) свидетельствует о том, что в сознании эллинистического и римского Ханаана доброта и жизнелюбие северян противопоставлялись фанатизму и жестоковыйности южан.
История с девушкой у колодца интересна еще и тем, что она содержит в себе загадочные слова Иисуса, которые в XIX-XX веках воспринимались многими как свидетельство существования веры в реинкарнацию во времена Иисуса: «Ты правильно сказала, что у тебя нет мужа. У тебя было их пятеро, а тот, с кем живешь сейчас, тебе не муж. Ты правду сказала».
Еще более знаковым является продолжение речи самарянки, она, признав в Иисусе иудея (южанина), обвиняет его в грехах его отцов: «Наши отцы приходили для поклонения на эту гору, но вы, иудеи, утверждаете, что люди должны идти для поклонения в Иерусалим».
Всё это однозначно указывает, что традиции Израиля и память о противоборстве между Израилем и Иудеей сохранялась до того времени (II в.н.э.), когда были записаны евангелия. Достоверно неизвестно, когда прекратилось поклонение израильским святыням. Если верить евангелиям, это произошло в самом конце I в. до н.э., то есть во время завоевательных походов Ирода Великого. Таким образом Библия указывает, что языческие культы Израиля сосуществовали параллельно с иудаизмом в течение около тысячи лет.
В рамках дискуссии о том, была ли Магдалина женой Иисуса, было высказано предположение о том, что самарянка, у которой было пятеро мужей, может быть отождествлена с блудницей Магдалиной. В пользу этого свидетельствует и тщательность описания их диалога и то, что вскоре (в пределах одной главы) в тексте евангелия рассказывается о свадьбе в Кане Галилейской, которую достаточно часто считают бракосочетанием Иисуса с Магдалиной: только это может объяснить претензии матери к Иисусу по поводу недостатка вина для гостей, которые и побудили его превратить воду в вино.
Косвенным доказательством того, что безымянная самарянка и была той самой Марией Магдалиной может служить то, что сам диалог происходил у колодца и прямыми его аналогами служат две брачные истории из книги Бытия произошедшие у колодцев: встреча Элиезера, раба Авраама, с будущей невесткой Авраама Ревеккой (24:10-34) и встреча Иакова со своей будущей женой Рахилью (29:1-14). Причем все эти истории восходят к общесемитским или даже к досемитским обычаях выбора невест у колодцев, сохранявшимся вплоть до исторического времени. Досемитский, энеолитический характер этих верований и обычаев проявляется в том, что и колодец и кувшин, являющиеся важнейшими элементами повествования, в этом регионе были символами плодородия с VI тыс. до н.э.
Однако вне зависимости от того, является эта самарянка Марией Магдалиной или нет, сохранившиеся в этой легенде обвинения самарянки в адрес южан свидетельствуют, что жители Шомрона помнили о борьбе своих отцов с южанами. В контексте этого не совсем понятна этническая атрибуция самого Иисуса: самаряне воспринимают его как южанина (иудея), тогда как сами южане воспринимают его как северянина (галилеянина). С другой стороны и сам Иисус и/или авторы евангелий стоит на стороне северян, отмечая их доброту и открытость, и противопоставляя эти качества северян, фанатизму и жестоковыйности Иерусалимских священников и законников.
Любопытно и другое евангельское противопоставление: аскетичный Иоанн Креститель и жизнелюбивый Иисус. Лука (7:33-35) описывает это так:
«пришел Иоанн Креститель, ни хлеба не ест, ни вина не пьет; и говорите: «в нем бес». Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорите: «вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам».
Деятельность Иоанна локализовалась в большей степени вокруг Иерусалима и долины Иордана, а при попытке вмешаться в дела Галилеи он был арестован и казнен, тогда как основная деятельность Иисуса проходит в землях Северного Царства (Галилее и Самарии), а казнили его при попытке вмешаться в религиозно-политическую ситуацию в Иерусалиме. Понятно, что слова «в нем сидит бес» выражают отрицательное отношение добрых самарян к аскезе Иоанна, а описание Иисуса как «друга мытарям и грешникам» имело негативные коннотации для жителей высоконравственной Иудеи.
Согласно распространённым в арабских странах верованиям, пророк Иса (Иисус) был не евреем, а арамеем. Напомним, что Арамейское Царство со столицей в Дамаске было северо-восточным соседом Израиля и вместе с ним пало от руки ассирийских завоевателей. Арамеи достаточно легко ассимилировались с израильтянами и иудеями. Судя по тому, что на арамите была написана часть текста Маккавейских книг и Даниила (часто датируемых маккавейским временем) арамеи во II в. до н.э. составляли значительный процент населения Ханаана, а арамит в это время становится разговорным языком, конкурируя с койнэ (общегреческим языком эллинистического времени) и богослужебным ивритом.
Определенную сложность вызывает и раздвоение евангельских легенд, описывающих те или иные биографические подробности жизни Иисуса – происхождение из Бейт-Лехема (Вифлеема) / Назарета, две (миноратная и майоратная по отношению к Великим Царям) генеалогии, рассогласованность историй о явлении Иисуса в Иерусалиме и Галилее – всё это в той или иной мере указывает, что легенда, возникнув в одном из регионов, получала параллельные версии в другом, а евангелисты были вынуждены совмещать их. Аналогичная раздвоенность наблюдается и в талмудических легендах об Иисусе, утверждавших, что Исусов было два – бен-Стада и бен-Пандира. Текст записанного в VI в.н.э. «Толдот Иешу» называет бен-Пандиру южанином из колена Иуды. Обвинения в идолопоклонстве, выдвигаемые бен-Стаде в Талмуде, позволяют считать его северянином. В иудаистской эсхатологии различают двух мошиахов (мессий), которые должны прийти в конце времён: «мошиах бен-Давид», царь Иудейский и «мошиах бен-Йосеф» (или бар-Эфраим), которого считали главнейшим из пророков. Вполне вероятно, что образ пророка заменил более ранний образ израильского царя.
Привлекают внимание и различия характеристик Ирода в евангелиях и у Флавия. Для Флавия – это добрый царь, укреплявший мощь Иерусалима, строитель, тяготевший в гигантомании, правитель справедливый делами и благочестивый в религиозном плане. Евангелия изображают его злым и жестоким. Объяснение такого диссонанса состоит в том, что Флавий оценивает Ирода как житель Иудеи, тогда как евангелисты, по всей видимости, описывают Ирода так, каким его видели жители Израиля. Еще в молодости он прославился жестоким подавлением восстания Иезекии, охватившим преимущественно древние земли Израиля – Самарию и Галилею (Иудейские древности XIV:9:2). Подробности восстания неизвестны, но вполне вероятно, оно могло иметь религиозные корни. Также вероятно, что в рамках карательных мероприятий Ирод мог уничтожить шомронские святилища, чтобы это было истолковано как признак скорого поражения восставших. Аналогией может служить резня, учиненная римлянами на священном острове британских друидов – острове Англси.
В свете этого, похоже, что евангельская история избиения младенцев может реальные основания. Но при этом она была связана не с желанием Ирода уничтожить преемника (что является литературным вымыслом авторов евангелий), а воспоминанием о реальных событиях – терроре войск Ирода, запугивавших галилеян. Следует вспомнить и то, что Ирод кардинально перестроил Самарию, последнюю израильскую столицу самым кардинальным образом, чтобы ничто не напоминало древний израильский город.
Впрочем, евангельский эпизод с избиением младенцев может быть и воспоминанием о подавлении восстании Иуды Гавлонита (Иуды из Гамалы), вспыхнувшем сразу после смерти Ирода. Римляне, унаследовавшие владения Ирода по подложной «дарственной», повелели провести перепись подданных. Однако перепись столкнулась с религиозным запретом: согласно Торе евреев считать было запрещено. Любопытно, что восстание Гавлонита охватило не столько гордившийся ритуальной чистотой и исполнением заповедей юг (Иудею), а сохранявший следы политических культов север (Израиль). Вовсе не обязательно считать (как это делает Робер Амбелен в книге «Иисус или смертельная тайна тамплиеров»), что Иисус был сыном вождя восставших, достаточно и того, что рождение Иисуса совпало с переписью населения и массовыми репрессиями.