10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Михаил Баранов

7 ноября (25 октября по старому стилю) исполняется сто лет российской революции, которая получила название Октябрьской. Временное правительство, управлявшее страной после Февральской революции, было свергнуто и власть перешла к большевикам, провозгласившим ликвидацию капитализма и начало перехода к социализму.

Поговорить с «Полит.ру» о предыстории событий октября 1917 года, которая и сделала их возможными, согласился Михаил Баранов, президент АНО «Руниверс». По его мнению, чтобы лучше понять революцию 1917 года, нужно рассматривать ее именно в мировом историческом контексте.

«У нас, как правило, отрывают революцию от предшествующих событий, от Первой мировой войны. Когда говорят о «России, которую мы потеряли», всегда речь идёт о сравнении с Россией 1913-1914 годов. Мой же основной тезис таков: Россия 1917 года очень сильно отличалась от России 1913 года, и то общество, в котором происходила революция в 1917 году, на самом деле было уже сильно деформировано по сравнению с довоенным обществом Российской империи 1913 года.

Обычно на эту мысль мало обращают внимание, да и саму войну нередко называют «забытой войной», поскольку она отчасти потерялась на фоне последовавших событий. Но ее воздействие на общество было колоссально. И в России оно по понятным причинам оказалось не отрефлексировано ни в научном, ни в общественном плане. Вот та тема, на которую я хотел бы обратить внимание.

Если взять современную историографию, то Первая мировая война считается фактически закатом, гибелью европейской цивилизации эпохи рационализма и просвещения. Война, с одной стороны, разрушила саму веру в прогресс, в разум, в рационализм и в гуманизм. С другой стороны, она нанесла сильнейший удар по всем обществам – в силу крайнего напряжения их сил. И надо понимать, что она привела к гибели четырех империй: Россия была лишь одной из них, а погибли и Германская империя, и Австро-Венгерская империя, и Османская империя.

Если мы посмотрим на последствия Первой мировой войны на примере других стран, то мы увидим, что даже там, где эти последствия были гораздо менее трагичны (в таких странах, как Англия, Франция, а уж тем более в Германии, где последствия были катастрофичны), они осознавались в течение многих лет. Появилась и литература «потерянного поколения», и представления о том, что произошла гибель европейской цивилизации XIX века – из-за краха идеалов просвещения и рационализма (родившихся в середине XVIII века в среде просветителей). Этот крах действительно произошел: война оказала огромное воздействие, в первую очередь психологическое, на ее участников. А участниками ее главным образом были молодые люди – проводились массовые призывы «под ружье». Если говорить о России, то мобилизовано было свыше 15 миллионов человек (40% всех мужчин в возрасте 15-49).

Это огромный процент населения, и психологическое воздействие войны – то, что в современном мире называют посттравматическим стрессом и тому подобными терминами, говоря о последствиях более локальных войн – было для людей того времени ничуть не меньшим, чем бывают последствия войн сейчас. А может, было даже и большим – поскольку такая война была, по сути, первой катастрофической войной для общества со времён появления регулярных армий в конце XVII века.

Что я имею в виду под словом «катастрофическая»? Европейские войны с конца XVII века и до Первой мировой были, можно сказать, «максимально цивилизованными» в истории человечества: они проходили по установленным правилам на ограниченных территориях. До середины XIX века воевали профессиональные армии, а после введения массового призыва войны были относительно краткосрочными. Обычно речь шла о неделях и месяцах и о многократно меньшей численности воюющих по сравнению с Первой мировой. Соответственно, гораздо меньшими были ожесточение и потери. И то зачастую последствия войн, как, например, последствия Франко-прусской войны для Франции или Русско-японской войны для России, были крайне тяжелы. Хотя речь там шла о мобилизации и потерях на порядки меньших, чем в Первую мировую.

Естественно, перед началом Первой мировой войны ни одна из сторон не предполагала такой длительности и интенсивности боевых действий – что в случае России привело к последствиям еще более тяжелым, чем для ее союзников Англии и Франции.

Почему? Если мы посмотрим на социальную структуру общества, сравним ее в западноевропейских странах со структурой общества российского, то мы увидим, что российское общество представляло собой более заостренную социальную пирамиду. То есть в российском обществе больший процент составляло крестьянство и гораздо меньший – городское общество – менее 15%. В процентном отношении эта часть была в России значительной меньшей от общего числа населения, чем в тех же Германии (56%), Франции (41%) и Великобритании (78%). При этом по понятным причинам призывы в армию, в особенности первые призывы, производились в основном максимально именно из городской части общества, а не из крестьянства. Потому что современная война была больше связана с техникой, и призывать более образованное и подготовленное население в солдаты представлялось более разумным (в 1912 доля солдат из рабочих и служащих превысила 35%).

В результате при призывах в армию в 1914-17 годах был сильный перекос в сторону городских слоев общества, в первую очередь рабочих. Никто не предполагал, что потом можно будет столкнуться с нехваткой квалифицированных работников на производстве. Это привело к тому, что через год-полтора после начала войны начались панические обращения из ведомств, отвечающих за материальное обеспечение армии оружием, снарядами и так далее, о том, что из-за массовых призывов не хватает рабочих, причем не хватает ни на добыче угля, ни на заводах. Только тогда, в конце 1915 года, и стали вводить систему брони от призывов.

Приведу цитату из обращения членов Государственной думы и Государственного совета, входивших в состав «Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства» к Николаю II в 1916:

«…включение в ряды войск многих квалифицированных рабочих, общее число коих у нас вообще незначительно, с неизбежной заменой их на заводах рабочими, к сложным производствам либо специальным работам не привычными, повлекло за собой увеличение общего числа заводских рабочих без соответственного увеличения производительности заводов. Особенно это отразилось на добыче угля, где увеличение числа рабочих с 170 тысяч до 250 тысяч из-за замены опытных углекопов неопытными лишь незначительно увеличило общую добычу угля.»

Изначально об этом никто не думал – никто не предполагал такой массовости призывов. Однако потребовалось призывать до 300 тысяч человек в месяц (до войны призывали 400 тыс. в год). С такими гигантскими цифрами никогда еще не сталкивались.

Это привело к нескольким главным последствиям, если говорить о влиянии на социальную структуру общества. Первым стала потеря (гибель, инвалидность, плен) значительного числа представителей относительно небольшого в процентном отношении образованного городского населения, в первую очередь – тех же рабочих. А это, в свою очередь, привело к массовой замене мобилизованных в армию рабочих крестьянами, которые к 1917 оказались вырваны из привычной им деревенской среды.

Иногда наши современники недоумевают: чего же не хватало рабочим, они так замечательно жили в 1913 году! Когда приводят зарплаты рабочих на заводах в Петербурге, структуру их расходов, видно, что жили действительно хорошо. Но нужно понимать, что значительная часть этих рабочих к 1917 оказалась на фронтах, а в Петербурге она была заменена на крестьян. Огромное число рабочих погибло, было тяжело ранено, попало в плен – потери России, составили свыше 2,5 миллионов убитыми и тяжело ранеными и столько же – пленными. А учитывая, что всего городского населения было лишь 15%, получилось, что в процентном отношении его потери оказались существенно выше, чем потери крестьянства.

Вторым важным моментом стало то, что за время войны погиб и практически весь кадровый офицерский корпус. Часто говорят: как же так, вот офицеры потом в Крыму в 1920 сдавались, почему же офицерский корпус так себя вел? Но офицеры в Белой гвардии зачастую не соответствовали нашим представлениям о дореволюционном офицерстве. Большая часть офицерского корпуса к 1917 году состояла не из кадровых офицеров – эта была просто образованная патриотически настроенная молодежь, в первую очередь с техническим образованием, прошедшая краткосрочные курсы и получившая офицерские звания. Офицерский корпус начала войны был относительно немногочисленным – примерно 50 тысяч человек, и он большей частью погиб в первые же годы войны. К осени 1915 в пехотных полках осталось всего от 10 до 20% кадрового офицерского состава. Так что к 1917 году произошло физическое выбывание кадрового офицерского корпуса – того корпуса, который сохранял военные традиции, «корпоративную культуру», традицию служения государству. Как пишет известный историк Сергей Волков «системообразующий тип довоенного офицера – потомственный военный, носящий погоны с десятилетнего возраста – пришедший в училище из кадетского корпуса и воспитанный в духе безграничной преданности престолу и отечеству, практически исчез». И произошла замена его новобранцами. Это привело, с одной стороны, к изменению социального кадрового состава офицерства, а с другой – к резкому снижению его авторитета среди солдатской массы.

Третьим важным моментом был негативный «социальный отбор» в результате Первой мировой войны. Все современники отмечали, что среди интеллигенции желающие могли легко уклониться от службы в армии. Таким образом на полях сражений погибло огромное число патриотически настроенных граждан с высоким чувством гражданского долга. Например, в летнем наступлении 1917 года потери составили свыше 30 тысяч солдат, и главным образом это были солдаты ударных частей (в которые были сведены немногие готовые исполнять воинский долг подразделения и бойцы) – основная масса солдат просто отказалась идти в наступление.

Всё это привело к деформации социальной пирамиды общества – погиб или оказался в плену огромный процент городского мужского населения (рабочих и интеллигенции), причём преимущественно патриотически настроенных граждан. Практически исчез кадровый офицерский корпус.

Был и ещё один важнейший момент, связанный с психологическими последствиями. То, что в России не было литературы «потерянного поколения», совершенно не означает, что не было и самого этого поколения. Посттравматический стресс никуда не делся, и длительное пребывание на войне, естественно, оказывало ничуть не менее разрушительное воздействие на русских людей, чем на англичан, французов или немцев. Об этом можно почитать у Ремарка, Олдингтона, у многих авторов европейской послевоенной литературы, которая описывает все эти проблемы, психологическую деформацию людей, их разочарование в жизни и так далее.

В сущности, любому человеку достаточно легко это представить. Предвоенная Россия была достаточно религиозной, мирной страной, где убийство воспринималось как смертный грех. И вот молодого человека, выросшего в мирной стране, призывают в армию, и он оказывается на страшной войне, фактически – на бойне. Для него абсолютно непонятно, зачем он умирает там, зачем убивает других людей. И длится этот кошмар месяцами и годами.

Когда начинают рассуждать о жестокости Гражданской войны и неких «звериных инстинктах», забывают, что все это, в том числе та самая жестокость, было вызвано, по сути дела, войной. Если человека четыре года убеждать, что убивать – это хорошо, что на самом деле смерть – это нормально, то переубедить его потом, что это все-таки плохо, практически невозможно. Если четыре года это было можно и нужно, а потом стало вдруг нельзя, то как в этом убедить? Замечу, что одно самых широко распространённых последствий посттравматического стресса – немотивированная агрессивность. Понятно, что эта война абсолютно девальвировала ценность человеческой жизни для мобилизованных – а их было 15 миллионов человек, напоминаю, и за вычетом потерь осталось миллионов 10, к 1917 году под ружьем было 8 миллиона человек.

Для большинства из них эта война максимально обесценила человеческую жизнь. Если ради непонятно чего можно убивать сотни тысяч людей, то уж ради чего-то – тем более можно, как им представлялось. Тем более – ради идеи. Логика это деформации вполне понятна. Призывались молодые люди; за четыре года такая деформация психики у них была практически неизбежна; и она привели к абсолютной девальвации человеческой жизни в головах возвращающихся с фронта. На их глазах в ненужных наступлениях, предпринимавшихся в рамках дипломатических и политических игр, гибли десятки и сотни тысяч их сослуживцев – неужели ради светлого будущего, или просто грабежа нельзя убить несколько десятков, сотен, тысяч человек? При этом Временное Правительство своими противоречивыми распоряжениями фактически освободило их от присяги и от обязанности соблюдать дисциплину и повиновение.

Повторю: то обстоятельство, что у нас не было литературы «потерянного поколения», не означало, что не было этого поколения и не было эффектов, оказывавших разрушительное воздействие на психику. Тем более разрушительное, что тогда все эти было беспрецедентным, прежде таких событий не было. Мы все помним, какое сильнейшее воздействие на общество оказала Русско-японская война, приведшая к Революции 1905 года, какие волнения были в стране, к какому напряжению внутри страны это привело. Между тем с точки зрения кровопролитности и жестокости Русско-японскую войну нельзя даже сопоставить с Первой мировой.

Потери в Русско-японской войне составили около 50 тысяч убитых и 146 тысяч раненых – в 50 (!) раз меньше, чем в Первую мировую. Это практически эквивалентно событиями одного месяца Первой мировой. Русско-японская война – еще джентльменская война, когда солдат берегут, то есть война старого типа. И то она оказала значительное воздействие на общество – притом, что тогда было мобилизовано на войну дополнительно только 500 тысяч солдат, то есть в 30 (!) раз меньше, чем в Первую мировую. Представьте же масштаб в 30 раз больший по количеству вовлеченных участников (а по последствиям, по гибели людей – в более чем 50 раз).

Так что можно говорить о том, что нельзя оценивать ситуацию, сложившуюся в России в 1917 году, без понимания того, к каким последствиям и в социальной структуре общества, и в социальной психологии привела Первая мировая война.

Первая мировая была сильнейшим ударом, который даже государства с устойчивой социальной и государственной структурой – устойчивой в силу большей численности и образованного класса, и городского населения, и широкого политического представительства, такие как Франция и Великобритания – выдержали с тяжелейшими для себя последствиями и напряжением. А страны с более хрупкой структурой общества и государства, более острой социальной пирамидой этих ударов просто не выдержали.

Нельзя вырывать российскую революцию из общеевропейского исторического контекста. Социализм и социалистические партии в ходе и после Первой мировой войны усилились во всей Европе, это не было сугубо российским явлением.

Как справедливо писал Иван Солоневич, из всех европейских государств либеральными демократиями после Первой мировой остались только Швейцария и Великобритания – левые, либо крайне правые пришли к власти практически по всей континентальной Европе. Полусоциалистическое правительство во Франции, фашистские режимы в Южной Европе, военные диктатуры в Восточной – прямые последствия Первой мировой войны и признаки кризиса европейской цивилизации, ею вызванного. Историки в своих описаниях событий революции 1917 года в России часто вырывают их мирового контекста – хотя, на мой взгляд, описание их в мировой историческим контексте гораздо лучше объясняет произошедшее», – считает Михаил Баранов.

Читайте также

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Виталий Найшуль

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Владимир Пастухов

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Глеб Павловский

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Василий Измайлов

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Ярослав Леонтьев

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Юрий Пивоваров

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Григорий Голосов

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Алексей Левинсон

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Алексей Портанский

10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Алексей Макаркин