19 марта 2024, вторник, 08:24
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Хлыст: Секты, литература и революция

Радение хлыстов. Иллюстрация из книги В. Даля «Исследование о скопческой ереси», 1844 г.
Радение хлыстов. Иллюстрация из книги В. Даля «Исследование о скопческой ереси», 1844 г.
 
 

В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит книга известного историка культуры, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда «Хлыст: Секты, литература и революция».

Она посвящена дискурсу о русских сектах в России рубежа веков. Сектантские увлечения культурной элиты были важным направлением радикализации русской мысли на пути к революции. Прослеживая судьбы и обычаи мистических сект (хлыстов, скопцов и др.), автор детально исследует их образы в литературе, функции в утопическом сознании, место в политической жизни эпохи. Свежие интерпретации классических текстов перемежаются с новыми архивными документами. Метод автора — археология текста: сочетание нового историзма, постструктуралистской филологии, исторической социологии, психоанализа. В этом резком свете иначе выглядят ключевые фигуры от Соловьева и Блока до Распутина и Бонч-Бруевича.

Предлагаем вам ознакомиться с отрывком из книги Александра Эткинда, в котором рассказывается о влиянии духовных стихов русских мистических сект на поэзию Константина Бальмонта.

Константин Бальмонт

Текстуальные стилизации Бальмонта дают поучительный контраст к жизненным реконструкциям Добролюбова и Семенова. Книга Зеленый вертоград. Слова поцелуйные, вся составленная из хлыстовских стилизаций, вышла в 1909. Этому предшествовали подобные же систематические, каждый объемом с книгу поэтические опыты, направленные на имитацию славянского (Жар-птица. Свирель славянина, 1907) и прочего (Зовы древности, 1908) фольклора. После Вертограда последовало несколько книг, посвященных переложениям еще более экзотических культов, азиатских и американских. Но еще до его выхода отдельной книгой, два десятка стихотворений из нее были опубликованы в 1907 в Весах в цикле под названием «Раденья Белых голубей». Своим вкладом в литературное сектоведение Бальмонт опередил более известные опыты, как Песня судьбы Блока, Серебряный голубь Белого и Братские песни Клюева.

ЗЕЛЕНЫЙ ВЕРТОГРАД

Бальмонт понимает сектантскую поэзию как поэзию эротическую. Эпиграф книги, однако, показывает, что автор хорошо понимает сложность проблемы.

Он по садику гулял, в свои гусли играл.
Я люблю! Я люблю!
Звонко в гусли играл, царски песни распевал.
Я люблю! Я люблю!
Журчанье Белых Голубей.

‘Белые голуби’, как известно со времен одноименной статьи Мельникова (Печерского), — это скопцы. Начиная с эпиграфа, Бальмонт говорит: эротику в этих текстах не надо понимать буквально. Она принадлежит скорее к метафорическому, чем к предметному ряду. В устах скопца «Я люблю!» означает нечто иное, чем обычно; и уже это близко поэту. После этого эпиграфа автор Зеленого вертограда не указывает на принадлежность своих героев к той или иной из сект с такой определенностью.

Как подчеркивает Владимир Марков, исследовавший Зеленый вертоград в содержательной статье, работа Бальмонта основана на тщательном изучении письменных коллекций сектантского фольклора. Втай-река, Сладим-река и Шат-река; семиствольная цевница; камень-маргарит — все это заимствовано прямо из хлыстовских распевцев. Исторически достоверны формула «Бог Живой» (357); понимание природы как Божьей книги, а тела — как Божьего храма (312, 322); уподобление членов секты пшеничным зернам (326); противопоставление Марфы и Марии, как плоти — духу (412—413). Но Бальмонт вкладывает в изображаемых им сектантов философию, которая кажется слишком здоровой и простой.

Раз не любишь Красоты,
Как крылатым будешь ты?
Тело — брат, душа — сестра,
В обрученье их игра. (335)

Так вряд ли могли чувствовать исторические хлысты, а тем более скопцы. Гармония души и тела была менее всего свойственна сектантам. Но Бальмонт представляет их как милых, чувственных и недалеких братьев и сестер, настоящих детей природы и недорослей культуры: «Мы пожалуй и простые, Если истина проста» (335). «Втай-Река не с мудрецами, хочет с сердцем говорить» (300). Его герои не столько иррациональны, сколько сентиментальны. Они говорят сплошь уменьшительными, как дети; но если они дети, то уже испорченные:

Я по рощице ходила […]
Вдруг увидела кусточек,
Под кусточком мой дружочек […]
Так уж стыдно, небывало
Тот цветочек расцветал,
Не могу теперь дружочка
Отпустить из-под кусточка. (343)

Они с легкостью продолевают стыд и совсем не чувствуют вины. Если иногда они грозят друг другу, угрозы эти не страшны:

Не ходите вы, братья, на Шат-Реку.
Глубока ты река шатоватая,
Плутовата она, вороватая. (300)

Эти поистине утопические люди подчиняются собственным законам-заповедям. Бальмонт придумывает их, беря за основу подлинные исторические документы, но вполне изменяя их общий смысл. Вот как это происходит.

Нет другого учения. Не ищите его.
А на чем вы поставлены, стойте.
То, что вам заповедано, не утратьте того,
И закинувши невод свой, пойте.
Не женись, неженимые. Разженитесь с женой,
Вы, женимые, — будьте с сестрою. […]

Раз вы хмеля касаетесь, да лучист будет хмель,
Раз в словах, не склонись к суесловью. […]

Друг ко другу ходите вы, и водите хлеб-соль,
И любитесь любовью желанной.

И храните всю заповедь, и храните, доколь
Не приду к вам, Огнем осиянный. (359)

Как мы помним, первая из заповедей Данилы Филипповича гласила: «Я тот бог, который […] сошел на землю спасти род человеческий, другого бога не ищите». Бальмонт тщательно повторяет ее, как и большинство из заповедей Данилы Филипповича, обращая особое внимание на «женатые разженитесь». Многие формулы почти дословно повторены и искусно вставлены в поэтический размер. Лишь однажды Бальмонт исказил дух и букву хлыстовского учения. Данила Филиппович заповедал не прикасаться к спиртному, и исторические хлысты, действительно, не пили; Бальмонт вставляет вместо этого риторическую конструкцию «да лучист будет хмель».

Называя свою общину ‘кораблем’, Данила Филиппович учил: «Храните Заповеди божии и будьте ловцами вселенной». Бальмонт реагировал на эту необычайно поэтическую формулу в первом же стихотворении своего сборника:

Кто ты? — Кормщик корабля.
А корабль твой? — Вся земля. (299)

В отличие от многих от Пушкина до Горького, Бальмонт совсем не чувствует ужаса, который исходит из скопческого и хлыстовского быта. Наоборот, мир русских сект для него успокоен и замирен. Тему страшной пушкинской Сказки о золотом петушке Бальмонт трактует прямо противоположным способом.

Птица райская поет, и трубит огонь-труба,
Говорит, что мир широк и окончена борьба,
Что любиться и любить — то вершинная судьба. (304)

Тем же спокойным тоном литературной стилизации автор пытается воспроизвести речь пророка, в которого вселился Христос:

Аз есмь Бог, в веках предсказанный, […]
Аз есмь Бог и откровение […]
Аз есмь Бог вочеловеченный. (358)

Несколько раз автор пытается, сохраняя общее благостное настроение, пересказать любимую скопцами историю падения Адама и Евы. В стихотворении Брат и сестра герои ведут мирный разговор:

— Я твой брат, твой белый брат,
Ангел, что ли, говорят,
Все хочу я побороть
На Земле земную плоть. (310)

Герою вряд ли это удается; во всяком случае, другие стихи на тему райской птицы дышат эротическим напряжением.

Мы ходили, мы гуляли в изумрудном во саду,
Во саду твоем зеленом мы томилися в бреду.
[…]
И потом мы пожелали, чтобы ум совсем исчез,
Мы манили и сманили птицу райскую с небес.

И потом мы перестали говорить: «А что потом?»
Гусли звонко в нас рыдали, поцелуйный был наш дом. (315)

Так читатель входит в атмосферу радения. ‘Вертоград’ из названия этой книги означает, по-видимому, ‘город кружений’. «И будет дух — в кружении, как голубь круговой» (357). «И на Божьем кругу Все могу, все могу» (367). Бальмонт всячески пытается изобразить загадочное действие.

Ты оставь чужих людей,
ты меж братьев порадей,
Богом-духом завладей. (357)

Чтоб в круженьи белом, белом,
Чтоб в хотеньи смелом, смелом,
Ты сошел к нам Саваоф,
Саваоф, Саваоф! (372)

Мы как птицы носимся,
Друг ко другу просимся,
Друг ко другу льнем […]
В вихре все ломается,
Вьется, обнимается,
Буйность без конца.
Посолонь кружение […] (374)

Доверяя относительно редким историческим сведениям, Бальмонт считает, что хлысты кружились вокруг чана с водой. Впоследствии эту красивую версию будут воспроизводить в своих литературных ‘радениях’ Пришвин и Горький.

Слитно-дружное вращенье […]
Жернов крутится упорный, […]
Ног босых все глуше топот, […]
Близ рубахи — сарафан,
И напевной тишиною
Зачарован водный чан. (377)

СЛОВА ПОЦЕЛУЙНЫЕ

Бальмонт совершает интересную подстановку: упоминая именно белых голубей, то есть скопцов (в варианте Весов это сделано даже в названии всего цикла), Бальмонт игнорирует их крайний аскетизм и смешивает их с хлыстами. Фактически он распространяет на обе секты те миссионерские обвинения в свальном грехе, которые адресовались хлыстам, но никак не относились к скопцам. Ключ к разгадке бытия — осуществленное желание, и содержание радения Бальмонт видит в магическом преодолении препятствий на пути удовлетворения.

Мы в двух горницах раздельных, мы за тонкою стеной,
В час радений корабельных будем в горнице одной. […]
И теперь в великом чуде мы в раденьи корабля,
Светят очи, дышат груди, в Небе царствует Земля. (329—330)

По Бальмонту, хлысты и скопцы более всего озабочены любовью, которая звучит то в самом возвышенном из смыслов, то, напротив, приобретает вполне земной характер. Любовь происходит просто и конкретно, но наделяется мистическим значением. Бальмонт включает в эротическую игру даже древнюю православную оппозицию закона и благодати:

Мы не по закону,
Мы по благодати,
Озарив икону,
Ляжем на кровати. (321)

Следуя за Данилой Филипповичем и другими основателями раскола, Бальмонт особо разрабатывает тему осуждения брака. «Женатые разженитесь»,— учил основатель хлыстовства. «Брак хуже блуда»,— учили старообрядцы-беспоповцы. Бальмонт импровизирует:

Есть грех один и грех мучительный,
Хотя и много есть грехов. […]
То грех души с душою скованной,
То принуждение для губ. (360)

В стилизациях Бальмонта не чувствуется собственно телесных явлений — страсти, болезни, смерти; поэтому, вероятно, его не интересовало скопчество как таковое. Блоку Бальмонт казался «тепловатым», потому что ключ к поэзии Бальмонта — «сердце прежде всего, как источник любви»: сердце тепловато, тело горячо. Брюсов в связи с Зеленым вертоградом писал об особой чувствительности Бальмонта к хлыстовской поэзии, а заодно выражал собственный энтузиазм в отношении поэтизированного хлыстовства:

При всей безыскусственности «распевцев», они все же создания души, в известном смысле, утонченной. […] Все мировоззрение «людей божиих», их вера в экстаз, […] их изысканная мистическая чувственность, при аскетическом конечном идеале, — во многом соприкасается с признаниями, рассеянными […] в книгах Бальмонта.

В новой литературе оценки Зеленого вертограда противоречивы. Владимир Марков характеризует книгу как один из лучших поэтических сборников Бальмонта. В противоположность этому Константин Азадовский считает эти фольклорные опыты интересными, но неудачными. Как бы ни оценивать их поэтические достоинства, эти стихи представляют собой выразительный памятник увлечениям эпохи. Искусный и рациональный мастер, Бальмонт не претендовал на то, что его имитации являются более реальными, чем реальность, более историчными, чем история. Псевдо-этнографизм здесь вполне сознательный поэтический прием. В конце своего сборника Бальмонт извинялся, впрочем и здесь опираясь на известный скопческий стих:

Прости, Солнце, прости, Месяц, Звезды ясные, простите,
Если что не так я молвил про волшебность Корабля.
Если что не досмотрел я, вы меня уж просветите,
Ты прости мои роспевцы, Мать моя, Сыра Земля. (438)

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.