Красные горизонты «Черного квадрата»

Редактору журнала «Зеркало» Ирине Врубель-Голубкиной не надо было долго думать о том, чем заполнить 53-й номер. В июне в иерусалимском Музее Израиля завершилась выставка русского авангарда «Победа над солнцем», открывшаяся в конце 2018 года. В формировании ее экспозиции активную роль играли Ирина Врубель-Голубкина и один из лидеров Второго русского авангарда художник Михаил Гробман. Кому же как не «Зеркалу» — журналу, стоящему на авангардистской платформе, предстояло подвести итоги этого важнейшего события израильской, российской и международной художественной жизни!

В 53-м номере «Зеркала» опубликованы статьи из каталога, изданного Музеем Израиля, и другие материалы, тематически связанные с выставкой «Победа над солнцем».

В вводной статье «Россия. ХХ век: от авангарда к андеграунду» куратор иерусалимской выставки, заведующая отделом графики Музея Израиля Татьяна Сиракович возвращается к концепции экспозиции, называет важнейшие события советского периода, потребовавшие от художников поисков новых форм, и прослеживает связи между русским авангардом и «неофициальным искусством» 1960-х — 1980-х годов, а также творчеством современных российских художников.

До сих пор словосочетание «Черный квадрат» шокирует массу потребителей искусства, не получивших в советской школе эстетической грамотности (на эту тему поучительно беседовали Пикассо и Фадеев в замечательном эпизоде из мемуаров Эренбурга!). К сожалению, даже искусствоведы «старой школы» слишком привыкли противопоставлять авангардистам передвижников и соцреалистов. Поэтому для широкого круга читателей будут очень полезными статьи историка искусства, сотрудницы Третьяковской галереи Татьяны Горячевой «Почти всё о «Черном квадрате» и художника Михаила Гробмана «Библейское строение квадрата». Авторы показывают, что Малевич считал супрематизм не просто беспредметным искусством, а «религией чистого действа», моделью нового духовного мироустройства. В блестящем эссе «Окрест «Черного квадрата» профессор МГУ Михаил Алленов высказывает ряд интереснейших соображений об историко-культурном и философско-эстетическом контексте творчества Малевича.

Название иерусалимской выставки напоминает о том, что одним из истоков русского авангарда была опера Крученых, Матюшина и Малевича «Победа над солнцем», поставленная в 1913 году. В статье Татьяны Горячевой «Про фигурины» рассказывается об уникальной сценографии, которую чуть позже разработал для этой оперы Эль Лисицкий.

Влиянию русского авангарда на мировое искусство и его связи с московским андеграундом посвящено исследование заведующей кафедрой истории искусств Иерусалимского университета Лёли Кантор-Казовской «По следам русского авангарда». Она обосновывает термин Гробмана «Второй русский авангард» тем, что многих «неофициальных» художников послевоенного периода роднили с художниками 1920-х годов не только творческая дерзость, неприятие конформизма, но «их любовь к примитиву, а также концентрация на принципах динамики, спонтанности, изменения, новаторства, которые прежде были характерны для футуризма, а затем и для философии супрематизма Малевича».

Михаил Гробман предоставил для выставки русского авангарда редчайшие работы из своей коллекции, а многие представленные в экспозиции художники — его близкие друзья и единомышленники. В интервью Лёле Кантор-Казовской «Я хотел всех заразить нашим искусством» Гробман рассказывает о том, как формировалось это бесценное собрание, как удалось сохранить его в годы полицейской слежки за всеми, кто отклонялся от «генеральной линии».

Диапазон художественных исканий московского андеграунда иллюстрируют манифесты появившейся в 1960-е годы группы «Движение», написанные лидером и теоретиком «кинетизма» Львом Нуссбергом. Эти материалы также сохранились в архиве Гробмана и впервые публикуются на русском языке.

Выставка «Победа над солнцем» ярко демонстрирует особое качество русского авангарда — его тесную связь с текстом, с литературой. Он начинался с футуризма. А футуризм — это не только тот единственный поэт, которого «проходили» в советской школе. «Зеркало» предлагает яркую подборку малоизвестных стихов Давида Бурлюка, старшего друга и первого наставника Владимира Маяковского. Ее подготовил Евгений Деменок, писатель, историк искусства, ныне проживающий в Праге.

Другая интереснейшая публикация — стихи поэта и художника Владимира Ковенацкого (1938-1986), дополняющие картину «альтернативного искусства» московского андеграунда. Прекрасное предисловие написано легендарным Юрием Мамлеевым.

Значение выставки в Музее Израиля — в том, что она станет мощным толчком к изучению не только русского авангарда, но и вдохновлявшегося им советского «подпольного» искусства 1960-х — 1960-х годов. Наверняка еще долго будут продолжаться дискуссии о правомерности применения термина «Второй русский авангард». Может ли авангард — по определению — быть вторым или третьим? Нет ли тут отголоска кантовских антиномий, когда основатели авангарда призывают с созданию нового искусства — абсолютного, беспредметного, космического по масштабам, а их продолжатели не избегают ни предметности, ни локализованной во времени и пространстве тематики? Наверное, это схоластический спор. Подлинно передовое русское искусство на всех его этапах ставило перед собой огромные задачи универсального характера.

В 53-м номере «Зеркала» для расширения диапазона мнений опубликована статья «Воскрешение Авангарда» Вадима Захарова, представленного на выставке замечательной инсталляцией «История русского искусства от русского авангарда» до московской концептуальной школы» (эта работа создана уже в 2003 году — после Первого и Второго русского авангарда). Он полемически заявляет: «Лично на меня русский авангард не оказывал никакого влияния. Да, я использовал эту тему в некоторых своих работах, но лишь в качестве цитат, не более. Я не чувствую преемственности, И это не бравада, а скорее сожаление». Захаров саркастически замечает: «Наверно, это общие мировые тенденции, но в России мы опять начинаем сначала… Бренд «Русский Авангард» — уже давно мертвое явление — на фоне реконструкции прошлого в отдельно взятой стране, постепенно оживает. Как художник я лишь могу наблюдать с неким ужасом за процессом воскрешения авангарда из мертвых.. Чур, чур меня!» Тем не менее, когда Захаров говорит без наигрыша, всерьез, он признает: «Пока не будет создана карта художественной жизни за последние сто лет и не будут проложены четкие маршруты от авангарда в день сегодняшний, ничего не получится и с современным искусством. А пока современное русское искусство не может увидеть в себе универсальный генетический код, появившийся в прошлом веке».