28 марта 2024, четверг, 19:08
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Московский помещик, историк и мыслитель Фёдор Дмитриев-Мамонов

«Дворянин-философ: "Известия", рукописные книги, медали и "системы" (1770–1780)»
«Дворянин-философ: "Известия", рукописные книги, медали и "системы" (1770–1780)»

В издательстве Б.С.Г.-Пресс выходит книга «Дворянин-философ: "Известия", рукописные книги, медали и "системы" (1770–1780)», подготовленная историком литературы Михаилом Осокиным.

Книга посвящена российскому поэту, философу и историку Ф. И. Дмитриеву-Мамонову (1728–1805), писавшему под псевдонимом Дворянин-философ. В ней излагаются неизвестные прежде факты биографии одного из самых эксцентричных оригиналов екатерининского времени, а также впервые публикуются эпическая «Поэма "Россия"», философский трактат «Богословия» и другие произведения, оставшиеся в рукописях. Тексты сопровождены обширным комментарием, погружающим в интеллектуальную и повседневную жизнь той эпохи.

Предлагаем прочитать предисловие Михаила Осокина.

 

Московский помещик, историк и мыслитель Фёдор Дмитриев-Мамонов: введение в биографию

Главный герой книги — бригадир Фёдор Иванович Дмитриев-Мамонов (1728–1805), писатель, историк и переводчик, автор истории России в стихах, меценат и коллекционер, собрание которого еще при его жизни легло в основу нумизматического кабинета Московского университета. За 60 лет до графа Н. П. Румянцева он устроил в своем доме на Мясницкой первый частный публичный музей. Именно этим, а вовсе не фантомной антирелигиозностью, как представлялось ранее, он вызвал неудовольствие московского главнокомандующего М. Н. Волконского, Сената и Екатерины II, запретивших печатать его рекламу в университетской типографии.

Несмотря на реноме одного из самых ярких эксцентриков русского Просвещения, затеи которого в 1770-е годы обсуждала вся Москва, Мамонов (так его именовали современники, и так он будет называться дальше) до сих пор не имел жизнеописания. Он считался писателем третьего ряда, которым в учебниках иллюстрировали русское вольтерьянство XVIII в., неверно интерпретировав его программное сочинение — аллегорию «Дворянин-философ». В 2019 г. исполнилось 250 лет со дня ее первой публикации.

В книге впервые публикуются наиболее существенные по объему и содержанию сочинения Мамонова, остававшиеся в рукописях, в частности «Поэма "Россия"», излагающая спорный, но оригинальный взгляд на происхождение славян, и «Богословия Дворянина-философа», в которой предельно бескомпромиcсно выражено антивольтерьянство автора.

I

Если заняться изучением биографии Мамонова по справкам, будут попадаться на глаза никуда не ведущие ссылки — на сочинения, не отыскиваемые ни в одном хранилище или значащиеся в дезидератах. Предпринятые поиски рукописной «Астрономии Дворянина-философа» и ее конспекта — «Системы сложения света, изданной в 1779 году в Баранове», — вывели не только на второй экземпляр «Системы сложения света», но и на другую, прежде неизвестную гравюру — «Система Феодора Иоанновича Дмитриева-Мамонова, дворянина-философа, о причине движения Земли, о том, чем держится Земля, что не развалится, и о месте небесного царствия, пропасти и ада. Издано 1779 году в Баранове». Эта «Система» пересекается с неучтенным прежде трактатом «Богословия».

Почти каждое рукописное сочинение Мамонов отмечал памятной медалью: «Поэму "Россия"» — медалью с надписью «Осветил свет разумом, родом, честью и великолепием», «Богословию» — «Дворянин-философ истолковал философически наитруднейшие догматы богословии», «Астрономию» и «Систему сложения света» — «В честь нашему веку сим ученый свет одолжается ему». Еще одну он изготовил после Чумного бунта в Москве.

До сих пор были известны только две медали, которые, будучи вырванными из контекстов, казались памятниками чистой мегаломании. Из биографии Мамонова были известны только обрывки сюжетов, которые свидетельствовали о нем как о личности акцентуированной, но никак не складывались в целое. Особое место в книге занимает история его психической болезни, приведшая ко взятию имения в опеку, о чем было известно только из переписки Екатерины II с Волконским: здесь впервые опубликовано неожиданное по выводам заключение присланной в подмосковное имение комиссии Юстиц-коллегии, признавшей Мамонова невменяемым. Документ показал, что мания у бригадира была, но другая: она состояла в «апохондрии», болезненной мнительности и подозрениях, которыми он третировал ближнее окружение. В архиве обнаружились совершенно детективные сюжеты: дело о попытке отравления Мамонова другим писателем, служившим в мамоновском доме библиотекарем, стало следствием мании преследования и навязчивой параноидальной мысли, что родня и дворня хотят его извести.

Потребовался пересмотр мамоновской биографии. Реинтерпретация — это лишь заполнение лакун, приводивших к катастрофическому искажению его поэтики и системы взглядов. При малом количестве фактов пусто́ты заполнялись домыслами, часто мотивированными идеологически, — представлениями о Мамонове как о психопате, спроецированными с биографии его двоюродной сестры, московской помещицы Салтычихи, убивавшей крепостных девок за плохо вымытые полы и плохо выглаженное белье, а также как об убежденном вольтерьянце и атеисте.

Исторически, биографически и творчески Мамонов связан с Москвой, где он родился, прожил основную часть жизни и был похоронен. Он не только участвовал в общественной жизни, но и активно создавал ее. В книге описываются такие факты, как подарки Мамонова Московскому университету, организация музея в доме на Мясницкой и подавление Чумного бунта в Кремле. Когда москвичи бросали свои дома и перебирались в загородные имения, подальше от «моровой заразительной язвы», отставной бригадир Мамонов прибыл в Чудов монастырь, захваченный бунтовщиками, и пытался призвать к спокойствию пьяную толпу, которая за это проломила ему голову камнем. Этот эпизод упоминался в биографиях, но специально не рассматривался. Здесь собраны все доступные свидетельства об этом «подвиге» и сделана попытка объяснить причины этого поступка на основе его сочинений.

В книге представлены документы из РГАДА и ЦГАМ о московских имениях Мамонова, в том числе о его легендарном доме на Мясницкой. Впервые публикуется план этого дома, составленный в 1773 г. архитектором П. Ф. Бортниковым, и излагается история его продажи жене бывшего московского губернатора И. И. Юшкова в 1783 г. Мамоновский дом в начале 1770-х гг. был превращен в философический салон, гости которого должны были рассматривать коллекции, читать сочинения хозяина и пополнять его собрание, переписывать книги для «каких-либо нужд» или «раздачи безденежно». Объявления в газетах выполняли функцию рекламных проспектов к экспонатам музея. Стоит отметить, что Мамонов первым стал использовать газету «Московские ведомости» для распространения собственных сочинений.

В книге опровергается исследовательский миф, происходивший из невнимания к краеведческой стороне дела, — о «смоленском» имении, где помещик сочинял свои «философические» системы. Этот миф исказил всю биографию Мамонова, представлявшегося затворником, жившим вдали от московской суеты, и был подхвачен даже смоленскими краеведами. Как показано, сельцо Бараново, которое мамоновские биографы именовали смоленским (перенося эту ошибку из книги в книгу), и соседнее с ним Акатово находились в Подмосковье, в районе современного аэропорта Внуково. В имении, на месте которого сейчас располагается агробиостанция Акатово, Мамонов жил с конца 1770-х гг. и сочинял в нем свои философические «системы» (1779).

Преамбулы к публикациям содержат описание рукописей, обоснование датировок, каталоги источников, наблюдения над их критикой и принципами переработки. Комментарий ориентирован на выявление источников и восстановление контекста, в ряде случаев по необходимости обширного, указание параллельных мест и цитат из трудов, к которым в собственных сносках отсылает Мамонов и/или которыми он мог пользоваться, и толкование мест, способных вызвать затруднения у современного читателя.

Наряду с печатными книгами, которые не исчерпывающе, но с достаточной степенью репрезентативности представлены в сводных каталогах, существовала обширная рукописная продукция, всё еще плохо изученная. На книжной полке читателя XVIII века вперемежку стояли печатные тома и списки. Последние также переплетались в кожу и занимали равноправное место в библиотеках. Причины изготовления списков могли быть разные: дороговизна книг, их редкость (книгу невозможно было достать, и ее приказывали списать), попытки читателей самостоятельно составлять сборники по своему вкусу, наконец, книги, не печатавшиеся в том числе по условиям цензуры. Изучение рукописей способно существенно скорректировать представления о литературе эпохи, без учета этой продукции непонятны не только некоторые моменты полемики (появление в печати разного рода откликов на рукописные тексты и наоборот) или творчество ряда писателей (например, той части наследия И. Баркова, благодаря которой он остался в истории литературы как один из самых знаменитых авторов), но и целые периоды, которые кажутся скучными, если судить о них по печатной продукции, а на самом деле полными впечатляющих литературных схваток (например, 1750-е гг., реконструируемые по рукописным сборникам). Одной из задач книги было воссоздать этот скрытый пласт литературной жизни второй половины XVIII в.

II

Поскольку временные границы тома строго определены, имеет смысл вкратце изложить биографию Мамонова до 1770 г., чтобы история не начиналась с середины.

В 1728 г. в марте у капитана лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Ильича «Меньшого» Дмитриева-Мамонова и дочери думного дьяка Аграфены Автомоновны Ивановой родился сын Фёдор, а в 1730-м — дочь Парасковья. В конце 1732 г., когда Фёдору было четыре года, а Парасковье — два, отец их умер, не оставив завещания, так что ни вдова, ни дети его до совершеннолетия не могли распоряжаться имением. Чтобы расплатиться по долгам, пришлось продать часть недвижимости, о чем сохранилась челобитная в Сенат шаутбенахта (контр-адмирала) Василия Дмитриева-Мамонова: «В прошлом де 1732 г. декабря 12 дня в Москве брат его, лейб-гвардии Семеновского полка капитан Иван Дмитриев-Мамонов умре без завещания. А остались в доме по нем жена его в тяжкой болезни, дети в малых летех, сын четырех, а дочь двух лет, имея на себе долгу не малую сумму с процентами, в чем иззаложено недвижимое имение, которое того долгу ценою превосходит многим, а по закладным на сроки долгов уплачивать нечем и закладные вновь писать и у прежних займодавцев переписывать и заручать из них, сирот, некому, понеже таковым малолетним до урочных лет то чинить Вашего И<мператорского> В<еличест>ва указ запрещает» (Книга журнал 1733, 18). Разрешение было получено 8 января 1733 г.

Фёдор получил домашнее образование, о котором вспоминал: «Российской грамоте обучился я в самых младых летах» (Б, л. 4). Однако занятия не ограничивались российской грамотой. Мамонов будет знать по-французски и по-немецки, а впоследствии переводить с обоих языков и вести на них переписку. Указами императрицы 1736 и 1737 гг. было подтверждено решение петровского Сената о том, что все малолетние дети, начиная с семи лет и выше («недоросли»), должны записываться в школы: «В 1735 году публиковано было указом, дабы все недоросли дворянские дети явились в Герольдию, при Сенате, на смотр; а по рассматриванию Сената, по желанию каждого недоросля отсылали записываться в школы или в службу, куда кто пожелает» (Данилов 1842, 29). Следуя этому указу, 21 января 1737 г. Мамонова неполных девяти лет записали в Артиллерийскую школу. Перед вступлением в учебу за ним числилось 664 души. Майор Михаил Давыдов, записанный в ту же школу в один год с Мамоновым, рассказывал о наборе 1736 г.: Артиллерийская школа «была еще учреждена внове, на полковом артиллерийском дворе, и было в оную прислано из Герольдии дворянских детей, бедных и знатных по желанию, семь сот человек; а как в новой школе не было ни порядка, ни учреждения, ни смотрения, то через четыре года разошлось оное большое собрание, без позволения школьного начальства, по разным местам, в настоящую службу, куда кто хотел записались; а осталась только некоторая часть дворянских детей, кои прилежали охотно и хотели учиться» (Данилов 1842, 30). Мамонов из Артиллерийской школы сразу же «отлучился самовольно», надо полагать не от нерадения к учению, а вследствие того, что учение в школе было не поставлено. В 1739 г. он был записан в «настоящую службу» — лейб-гвардии солдатом Семеновского полка (Российский 1904, 191). Фёдор был потомственным семеновцем, Семеновским полком в 1708–1709 гг. командовал его дядя, Иван Ильич «Старшой», и там же служил его отец, Иван Иванович «Меньшой». В те времена «жаловали в чины по наукам, а неученого записывали в рядовые канонеры» (Данилов 1842, 31). Малолетним давалась отсрочка — они оставались дома для совершенствования в «указных науках» (т. е. науках, предписанных указом 1736 г.). Даже когда приходилось вступать в службу, помещики, служившие в элитном Семеновском полку, получали множество льгот и свободного времени, которое можно было тратить на чтение книг. Следствиями самообразования были, с одной стороны, случайность и бессистемность знаний, с другой — самостоятельность мышления и оригинальность воззрений. Мамонов избежал университетской унификации, и впоследствии охарактеризует себя как человека, много лет «обретавшемся с книгами», а в «Правилах офицеру», адресованных офицерам, которые не получили хорошего воспитания, но хотят продвигаться по службе, существенную роль отведет домашнему образованию и благородным компаниям в знатных домах, где можно усвоить хороший вкус и приобрести полезные навыки обхождения (ПО, 29).

26 марта 1741 г. Мамонов получает чин капрала. Он живет в Петербурге, где квартирует Семеновский полк. С 29 июня 1744 г. становится каптенармусом первой роты Семеновского полка. Каптернамус — хозяйственный (унтер-офицерский) чин (ниже XIV класса в Табели о рангах); каптернамус ведал учетом и хранением имущества: выдачей провианта, оружия, снаряжения и одежды, опять и т. п. С 25 апреля 1747 г. в документах Фёдор значится сержантом, прикомандированным к 11-й роте Семеновского полка, куда, между прочим, в марте 1749 г. был прикомандирован А. В. Суворов.

В 1743 г. Мамонов уже читает иностранные книги: «Наконец от 15-ти лет по возраст 20-ти лет стали мне попадаться немецкие и французские книги, как бы сам диавол мне оные предлагал, писанные в том разуме, что закон есть токмо политическое измышление для удержания людей во власти. Тогда толь сильно привязалось ко мне сие мнение, что я почитал всякий закон в свете токмо что обманом и тягостию» (Б, л. 4 об.). Увлечение французскими книгами и «новыми философами», если верить его собственному свидетельству, завершилось в 1748 г., хотя, возможно, захватило начало службы в Семеновском полку, куда Мамонов в 1751 г. зачислен офицером; к этому периоду, вероятно, относятся его рукописные стихотворные опыты приапического характера (Осокин 2018). На смену вольтерьянству пришла религиозность. «В 20-ть лет некоторые весьма видимые неоставлении Божии ко мне, привели меня ко умственному молению, так что я целой год в каждый простой день слушал обедню» (Б, л. 4 об.). В это время в Петербурге открылась масонская ложа. «Фёдор Мамонов» в числе девяти служащих Семеновского полка фигурирует в списке членов «секты Массонской», описанной в донесении Михайлы Олсуфьева императрице и начальнику тайной канцелярии графу Александру Шувалову. Состав ложи, где числятся 35 человек, в том числе восемь офицеров Семеновского полка, дает некоторое представление об окружении Мамонова в это время. К раннему литературному окружению Мамонова, помимо Василия Майкова и Александра Сумарокова, логично добавить собратьев по ложе. Это выпускник Сухопутного шляхетного корпуса Петр Свистунов (1732–1808), поэт и переводчик Мольера, Сен-Фуа, Вольтера и др., в 1770-е гг. пропавший из литературы; капитан Семеновского полка Александр Андреевич Волков (1736–1788), во второй половине 1750-х переводивший комедии Мольера, Ф. Данкура, Ж.-Б. Руссо, П. Мариво и открывший для русского театра М.-А. Леграна (многие переводы Волкова так и не были напечатаны); подпоручик Иван Иванович Кропотов, переводчик комедий Мольера, Л. Хольберга и Ж. Ф. Реньяра, ставившихся с 1757 г. в театрах. Символика обряда инициации ложи, описанная в донесении, как будет показано, отразилась в аллегории «Дворянин-философ». Донесение обычно датируется 1756 годом. М. Олсуфьев указывает на «давность» участия в секте перечисленных, и можно предположить, что это 1753 год, о котором Мамонов будет вспоминать в «Богословии»: «В 25 лет начала седеть моя глава, и стал мне открываться во всей своей силе христианский закон с такой ясностию, что я возложил всю мою надежду на Бога и начал ему молиться с истинным умилением и сокрушением сердца...» (Б, л. 4 об.).

Далее в жизни Мамонова происходят два события, судя по хронологической близости взаимосвязанные: женитьба и отставка. 19 апреля 1753 г. Мамонов получает чин подпоручика и в этом чине выходит в отставку из Семеновского полка, что, по всей видимости, было связано с женитьбой на княжне Александре Семеновне Волконской. 10 июня 1754 г. у Мамонова рождается сын Иван, и с этим в свою очередь может быть связана перестройка дома в Уланском переулке в приходе церкви Николая Чудотворца, именуемого Дербенским (Дербентским и Дербенным). Вероятно, увольнение дало время для домашних хозяйственных хлопот. Затем Мамонов вернется на службу в Семеновский полк, в 1755 г. получит чин поручика, а в 1758 г, по случаю дня вступления на российский престол Елизаветы Петровны, чин капитана-поручика. Список пожалованных печатается в «Прибавлении к Санкт-Петербурсгким ведомостям»: «Семеновского полку <...> В капитаны-порутчики: Яков Хомутов; Иван Шувалов; Николай Карташов; Фёдор Дмитриев-Мамонов; Алексей Булгаков; Александр Нелединской-Мелецкой; Александр Салтыков; Николай Бахметьев; Александр Демидов» (Прибавление 1758, 8). Началом 1760-х годов датируется первое из известных напечатанное литературное сочинение капитана-поручика Мамонова — антисумароковская притча «Свинья в лисей коже» («Надела на себя свинья лисицы кожу...»)

В 1760 г. умирает баронесса Настасья Ивановна Поспелова, через которую Мамонов наследует часть имений Ивана Ильича «Старшого». 8 февраля 1761 г. он продает доставшиеся от нее имения Суханово, Боброво и Лопатино, а в декабре того же года окончательно увольняется из Семеновского полка, пожелав перейти в Нарвский пехотный.

Став полковником и командиром 3-го Нарвского пехотного полка, в 1763 г. он был на торжествах по случаю приезда герцога Бирона в Митаву (празднества продолжались с января по март): «В 1763 году мне случилось быть в Курляндии в Митаве при покойном герцоге Эрнсте Бироне, когда его было вступление на трон, дворян было великое множество в столице» (ПР, л. 71 об.); в 1764 г. он участвовал в походе русских войск в Польшу (Б, л. 44 об.). В марте 1765 г., воспользовавшись указом Петра III о вольности дворянства (от 18 февраля 1762 г.), вышел в отставку бригадиром (Российский 1904, 191), а Нарвский полк получил нового командира Василия Ушакова, произведенного в полковники 19 апреля.

После отставки Мамонов издает два военных сочинения, из которых видно его отношение к службе: в «Правилах офицеру» речь идет о мирной службе, способах продвигаться в чинах, приобретать благосклонность начальства, в «Эпистоле генерала» — о военных кампаниях и даже о взятии крепостей, которых самому Мамонову брать не приходилось (поэтому в этом случае он зарифмовывает трактат С. де Вобана). Отзвуки военных сочинений обнаружатся в перечне тезисов рукописных книг, опубликованном в «Московских ведомостях» в 1772 г.

Переклички «Поэмы "Любовь"», изданной в 1771 г., с «Психеей» Ж. де Лафонтена, как и заимствования из нее, позволяют полагать, что поэма близка по времени к работе над переводом лафонтеновского романа о Психее, вышедшим в октябре 1769 г. Судя по сочинениям, вошедшим в приложенную к предисловию антологию, она составлена несомненно после 1766 г. У Лафонтена книгу предваряло посвящение «Ее светлости герцогине Буйонской» и «Предисловие», а сама история Психеи преподносилась в обрамлении рассказа о четырех приятелях-литераторах: один из приятелей, Полифил, сочинил рассказ, который он зачитывает на прогулке в Версале. Чтение прерывается рассуждениями и спорами о поэтике, поводом к которым становится сочинение. Мамонов сочиняет собственное посвящение «К красавицам супругам», свое предисловие, а из лафонтеновского текста выбрасывает прогулку по Версалю с двумя стихотворными фрагментами и начинает со стихотворения о Купидоне, раненом своею же стрелой, а из дальнейшего повествования вычищает все следы, оставленные Полифилом, Акантом, Аристом и Геластом.

У Мамонова и не было задачи донести в неприкосновенности программу Лафонтена. Он замещает ее собственной программой, а в предисловии критикует Лафонтена за бурлеск. Этой интеллектуальной самоуверенностью восторгался в конце XIX века С. А. Венгеров: «Для историка русской культуры это настоящий клад, достойный гораздо большего внимания, чем знаменитая мучительница Салтычиха. Та была грубое животное, проведшее всю жизнь в медвежьем углу, невежественная и чуждая какой бы то ни было культуры. А тут ведь человек столичный, с немалым образованием, сам сочинивший целую космографическую систему, и наконец, человек с очень определенно выраженными литературными наклонностями, "дворянин-философ". Прочтите предисловие <...> к "Психее": это целый эстетический трактат и притом отличающийся поразительною для того времени самостоятельностью взглядов. Переводчик позволяет себе критиковать такую первоклассную знаменитость, как Лафонтен — как же не "философ"?» (Венгеров, 1897, IV, 138).

Несмотря на пожелание Венгерова, сколько-нибудь полной биографии Мамонова не существовало. Были лишь заметки и статьи, в которых он представлялся фриком и психопатом (концепция И. З. Сермана и его эпигонов). Простого соединения ранее разрозненных фактов в этом случае оказалось недостаточно, и понадобились дополнительные разыскания, целью которых было представить насколько возможно полно оставшееся в основном неопубликованным рукописное наследие Мамонова, которое представляет его оригинальным и особенным автором, вопреки попыткам вывести из его псевдонима «Дворянин-философ» характерный для эпохи поведенческий паттерн философствующего на досуге дилетанта.

В жизни Мамонова был очень короткий период, когда он предал тиснению некоторые свои сочинения, написанные после выхода в отставку. Затем его издательская деятельность была насильственно прервана московским главнокомандующим М. Волконским с одобрения Екатерины II. В результате в «философский век» Мамонов, подписывавшийся псевдонимом Дворянин-философ, почти не печатал собственно философских сочинений. Короткий период издательской активности (с 1769 по 1771 г.), когда в свет вышли один его перевод, альбом гравюр на петровские медали, сборник тяжеловесной «легкой поэзии», зарифмованная и прозаическая воинские инструкции, сменится десятилетием «самиздата». В это время издаются лишь объявления в газетах и гравюры с рекламой «книг в доме автора». Новая астрономия, объяснявшая устройство Солнечной системы, стихотворная история России от Ноя до князя Игоря, масонская теология с рецептом философского камня и каббалистическими выкладками, метрическая псалтырь распространяются в виде рукописных книг. В настоящем томе они публикуются в хронологическом порядке, параллельно по архивным источникам воссоздается наиболее насыщенный событиями и творчески плодотворный, но прежде скрытый этап биографии Мамонова. Представленные в томе тексты позволяют не только пересмотреть роль Дворянина-философа в истории литературы, но и уточнить ряд деталей культурной и общественной жизни Москвы 1770–1780-х гг.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.