19 марта 2024, вторник, 13:46
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Патриотизм, или Дым Отечества

Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге представляет книгу Михаила Крома «Патриотизм, или Дым Отечества» (серия «Азбука понятий»)

Патриотизм — это любовь к родине, но, кроме того, это еще и способ говорить о ней, и определенный набор идей, меняющийся от эпохи к эпохе и выражающий представления политической и культурной элиты о своем прошлом и будущем. В Новое и Новейшее время патриотизм становится полемическим понятием: левые и правые партии, правительственные деятели и оппозиционеры стремятся навязать обществу свое понимание любви к родине и утвердить в качестве «истинного» патриотизма те идеи и ценности, которые в их представлении наиболее способствуют благу страны.

Какими словами выражали свою любовь к родине древние греки и римляне, жители ренессансной Флоренции и средневековой Руси, пока в XVIII столетии не появился привычный нам сейчас термин «патриотизм»? Почему вплоть до начала XIX века язык патриотизма часто служил оружием оппозиционеров и революционеров, а затем им прочно овладели консервативно-монархические силы? Как на протяжении XIX–XX веков менялось отношение к патриотизму левых и социалистических партий? Можно ли отделить современный патриотизм от национализма и кому в конце XX века пришла в голову идея «конституционного патриотизма»? На эти и многие другие вопросы в своей новой книге отвечает профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаил Кром.

Предлагаем прочитать раздел книги, посвященный французскому и английскому патриотизму XIX века.

 

Слева направо: эволюция политических симпатий патриотов в XIX веке

Тот факт, что объединение Италии начинали революционеры-подпольщики, а завершило монархическое правительство при массовом ликовании народа, заставляет задуматься об эволюции политических симпатий патриотических групп.

Завершившийся тогда же процесс объединения Германии (1871) носил еще более верхушечный характер и был осуществлен военным путем — «железом и кровью», по известному выражению создателя единой Германии Отто фон Бисмарка. Образование Германской империи стало торжеством национальной идеи, воплощением мечты многих немцев, но это был не либерально-демократический национализм, свойственный, например, Мадзини, а консервативно-монархический и агрессивно-милитаристский национализм прусского дворянства (юнкерства).

Однако и за рамками национально-освободительных и объединительных движений наблюдалась та же тенденция — к смещению патриотической идеи и патриотического дискурса в правую часть политического спектра. Современный британский историк Хью Каннингэм выявил ее на материале английской истории второй половины XIX — начала XX века[1], но с определенными хронологическими вариациями она характерна и для других европейских стран того времени.

Эволюция патриотизма во Франции: от эпохи Реставрации до дела Дрейфуса

Окончательное падение наполеоновского режима и реставрация династии Бурбонов (1815) не могли мгновенно стереть из памяти французов события предшествующих десятилетий. Понятия родины и патриотизма в сознании многих по-прежнему ассоциировались с наследием революции, республикой и трехцветным знаменем.

Так, уже в самом начале эпохи Реставрации (1815–1830) было раскрыто тайное общество «патриотов 1816 года», ставивших своей целью свержение власти Бурбонов. Трое участников общества были казнены, семнадцать заточены в тюрьму.

Несмотря на репрессии, властям не удалось истребить республиканский дух. В январе 1830 года в Париже была создана тайная Патриотическая ассоциация (именуемая также по месяцу основания Январской), которая состояла, в основном, из студентов и журналистов. Ее возглавил издатель леволиберальной газеты «Трибуна» Огюстен Фабр (1792–1839). Члены ассоциации сыграли заметную роль в подготовке и проведении Июльской революции 1830 года, положившей конец правлению Бурбонов во Франции[2].

И всё же, хотя в 1830 году, как и в 1792-м, патриотический дискурс был по преимуществу республиканским, в самом восприятии родной страны за почти сорок лет, разделяющие эти даты, произошли значительные изменения.

Прежде всего, понятие «отчизна» приобрело историческую глубину. Революционеры 1790-х годов, как уже говорилось выше, смотрели на свое отечество как на новорожденное дитя, отрицая какую-либо его связь с проклятым «рабским» прошлым. А эпоха Реставрации стала временем колоссального роста интереса французов к своей истории.

Историки романтического направления — Огюстен Тьерри (1795–1856), Франсуа Гизо (1787–1874), Жюль Мишле (1798–1874) — знакомили своих соотечественников со средневековой и новой историей Франции и Европы. Романтизм в историографии, как и в других областях культуры, предполагал особое внимание к национальным особенностям каждого народа. Нации представлялись своего рода индивидами с присущими им неповторимыми чертами характера. И, конечно, на первом плане оказывалась родная Франция, которой Гизо, например, отводил место в центре европейской цивилизации.

Националистические нотки усилились в 40-е годы в творчестве Мишле: в книге «Народ» (1846) он не только возвел любовь к отечеству в ранг религии, но и резко высказался в защиту культурной «чистоты» нации, против подражаний иностранцам.

Однако, наряду с либеральным национализмом, в описываемое время уже появился и шовинизм (само это слово впервые встречается в 1834 году), его истоки также восходят к эпохе Реставрации.

В парижских театрах в 1819–1821 годах с большим успехом шли водевили, главным героем которых выступал «солдат-землепашец» Никола Шовен. Этот комический персонаж изображался ветераном наполеоновских войн, израненным инвалидом, вернувшимся тем не менее к сельскому труду и оставшимся преданным памяти бывшего императора.

Как показало специальное исследование, человек с таким именем и приписываемой ему биографией в реальности никогда не существовал[3], но этот собирательный образ обрел к 1840-м годам такую популярность, что стал именем нарицательным, породив особый термин — шовинизм, которым теперь принято обозначать агрессивный национализм, ненависть и чувство превосходства по отношению к другим народам.

Со временем легендарному Шовену приписывались всё новые и новые «подвиги»: в пьесе братьев Коньяров «Трехцветная кокарда» (1831), посвященной французскому завоеванию Алжира, Шовен, названный в этот раз Жаном, участвует в захвате дворца местного правителя (дея) и знакомится с обитательницами его гарема…

Гротескный образ Шовена вобрал в себя представления той эпохи об «истинном французе»: он воинственен, любвеобилен, он произносит патриотические речи и демонстрирует чувство превосходства над людьми другой культуры (в данном случае — арабами).

Вымышленный Шовен отлично подходил на роль образцового подданного нового императора французов Наполеона III. По отзывам современников, эпоха Второй империи[4] отличалась как раз шовинистическими настроениями, которые власти умело подогревали агрессивной внешней политикой, начиная с Крымской войны в союзе с Англией и Турцией против России (1853–1856) и кончая Франко-прусской войной 1870–1871 годов, похоронившей империю Наполеона III.

В октябре 1870 года, спустя месяц после катастрофы под Седаном, где французский император сдался в плен вместе со своей армией, русский журналист Леонид Александрович Полонский писал в «Вестнике Европы» об уроках этой войны, которая, по его словам, продемонстрировала «несостоятельность шовинизма». «Французское общество, — продолжал публицист, — должно будет убедиться теперь, что для нации недостаточно считать и провозглашать себя великою, толковать о своем необыкновенном призвании в судьбах мира и называть свою почву священною (le sol sacré de la France) для того, чтобы всё это сделалось правдою само собой, ввиду именно горячности одних патриотических чувств»[5].

Наблюдательный современник, внимательно следивший за французской прессой, Полонский точно сформулировал характерные черты шовинизма — «национальное чванство, бездельное презрение к другим народам, глупое самообольщение своим несравненным величием»[6] и, заметив признаки той же болезни в некоторых русских газетах, поспешил предостеречь соотечественников от повторения чужих ошибок.

Эпоха Второй империи стала важной вехой эволюции французского патриотизма «вправо». Следующий этап этой эволюции пришелся на последние десятилетия XIX века.

В 1882 году ветеран Франко-прусской войны, поэт и ярый националист Поль Дерулед (1846–1914) основал вместе с несколькими единомышленниками Лигу патриотов, целью которой провозглашалась пропаганда реванша — подготовка новой, победоносной, войны против Германии и возвращение утраченных Эльзаса и Лотарингии. На пике популярности лига насчитывала около 180 тысяч членов по всей стране. Во время дела Дрейфуса[7], расколовшего французское общество, члены лиги предсказуемо оказались в лагере антидрейфусаров.

Таким образом, если еще в 1830 году патриотизм был знаменем революционеров-республиканцев, то спустя полвека патриотами себя называли националисты, милитаристы-реваншисты и прочие ультраправые деятели.

Английский патриотизм: от чартизма до Бенджамина Дизраэли

Как мы помним, в XVIII веке патриотизм был испытанным оружием в руках английской оппозиции. Эта традиция сохранилась и в первой половине XIX столетия, с той лишь разницей, что теперь в центре внимания оказались социальные вопросы.

Религиозные диссиденты, члены Лиги против хлебных законов[8], чартисты[9] и другие радикально настроенные реформисты называли себя патриотами и активно использовали патриотический дискурс, напоминая об исконных английских правах и свободах и бичуя новые формы «рабства» и «тирании».

Так, принадлежавший к радикальному крылу партии тори Ричард Остлер (1789–1861), противник закона о бедных и борец за отмену детского труда, в разгар кампании за введение 10-часового рабочего дня заявлял, что «это не по-английски — выходить из себя по поводу рабства, находящегося [от нас] в пяти-шести тысячах миль (намек на рабство в США. — М. К.), и поощрять более отвратительную и более трусливую систему рабства дома». «Это не по-английски, — продолжал он, — отказывать невинным и трудолюбивым детям британских бедняков в той законодательной защите, которая уже предоставлена виновному взрослому преступнику и несчастному взрослому чернокожему рабу».

В другой раз Остлер выразил надежду, что «сильная армия патриотов еще может появиться на равнинах Англии с решимостью отстоять свои права и сорвать лавровый венок с головы Капитала»[10].

А чартист Генри Винсент, выступая в 1843 году в Лидсе, призвал к пробуждению «патриотических чувств в каждом английском сердце»[11].

Однако по мере либерализации британских законов и улучшения материальных условий труда накал радикального протеста стал спадать. Во второй половине XIX века радикалы всё реже прибегали к патриотической риторике, зато ее взяли на вооружение министры и лидеры парламентских партий.

Пример показал в 1850 году лорд Пальмерстон, бывший в то время министром иностранных дел. Выступая в палате общин по вопросу о конфликте с Грецией из-за нарушенных будто бы прав британских подданных в этой стране, он закончил свою пятичасовую речь фразой, вызвавшей бурную овацию парламентариев: «Как в старину римлянин избавлял себя от унижения, когда он мог сказать: "Я — римский гражданин", так и британский подданный, на какой бы земле он ни находился, должен чувствовать уверенность в том, что зоркий глаз и сильная рука Англии защитят его от зла и несправедливости».

В дальнейшем патриотическую риторику умело использовал лидер консерваторов Бенджамин Дизраэли (1804–1881). В 1867 году он заявил, что «национальная партия поддерживается пылом патриотизма» и что тори являются именно такой — общенародной партией.

Я всегда считал, лорды и джентльмены, что партия тори является национальной партией Англии. Она не представляет собой симбиоз олигархов и философов, использующих в своих целях групповые предрассудки части народа. Она состоит из представителей всех классов — от самых высших до самых низших. Партия выступает в поддержку установлений, которые являются в теории и должны быть на практике воплощением потребностей нации и гарантом национальных прав. <…> Партия тори — триумфатор; благословляемая Провидением, она обеспечит процветание и мощь страны[12].
Бенджамин Дизраэли
Речь на банкете партии консерваторов, Эдинбург, октябрь 1867 года

Пять лет спустя Дизраэли, стараясь привлечь рабочий класс на сторону своей партии, утверждал, что основная масса рабочих — это «англичане до мозга костей». И продолжал: «Они отвергают космополитические принципы. Они придерживаются национальных принципов. Они — за поддержание величия королевства и империи, и они гордятся тем, что являются подданными нашего монарха и членами такой империи»[13].

«Космополитические принципы» приписывались оппонентам, то есть партии либералов. В межпартийной борьбе на поле патриотизма, развернувшейся в 1870-х годах, победа осталась за консерваторами. Добиться ее Дизраэли помогла волна русофобии, поднявшаяся в английском обществе в годы Русско-турецкой войны (1877–1878).

К концу XIX века патриотизм в английском обществе прочно ассоциировался с консерватизмом, милитаризмом, монархизмом и расизмом. Это сочетание — британский аналог шовинизма — получило особое название «джингоизм»[14].



[1] Cunningham H. The Language of Patriotism, 1750–1914 // History Workshop. 1981. No. 12. P. 8–33.

[2] О деле тайного общества «патриотов 1816 года» и о Патриотической ассоциации 1830 года см.: История Франции. В 3 т. Т. 2. М.: Наука, 1973. С. 180, 217, 220.

[3] См.: Пюимеж Ж., де. Шовен, солдат-землепашец: Эпизод из истории национализма. М.: Языки русской культуры, 1999.

[4] Второй империей в исторической литературе принято называть период правления Наполеона III (1852–1870); первой была империя его великого дяди — Наполеона I Бонапарта (1804–1814 и 1815).

[5] [Полонский Л. А.] Внутреннее обозрение. Патриотизм доморощенных «мамелюков» и наши немцееды // «Вестник Европы»: Избранное, 1802–1881. С. 359.

[6] Там же. С. 360.

[7] Дело Дрейфуса — судебный процесс 1894 года по обвинению офицера французского генерального штаба Альфреда Дрейфуса, по происхождению — еврея из Эльзаса, в шпионаже в пользу Германии. Капитан Дрейфус был осужден, как выяснилось впоследствии, на основании сфабрикованных документов. Разразился скандал, во время которого знаменитый писатель Эмиль Золя публично потребовал пересмотра дела. Общество раскололось на два лагеря — дрейфусаров и антидрейфусаров. Националисты и милитаристы оказались во втором лагере, требуя «защитить честь армии». Дело, сопровождавшееся антисемитской кампанией, тянулось много лет и закончилось только в 1906 году полным оправданием Дрейфуса.

[8] Хлебные законы (англ. corn laws), действовавшие в Великобритании между 1815 и 1846 годами, установили высокие пошлины на импортное зерно, что было в интересах крупных лендлордов, но привело к резкому повышению цен на хлеб. В 1838 году была создана лига для борьбы с этими законами. Были отменены в 1846 году.

[9] Чартисты (от англ. charter — хартия, грамота) — участники массового движения протеста в Англии в 30–40-х годах XIX века; свои требования излагали в форме петиций, которые под названием «хартии» трижды (в 1839, 1842 и 1848 годах) безуспешно вносили в парламент. Требовали введения всеобщего избирательного права, отмены хлебных законов и закона о бедных 1834 года, изменения фабричного законодательства и т. д.

[10] Цит. по: Viroli M. For Love of Country. P. 142, 143.

[11] Цит. по: Dietz M. Patriotism // Political Innovation and Conceptual Change / ed. by T. Ball et al. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1989. P. 188.

[12] Цит. по: Трухановский В. Г. Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры. М.: Наука, 1993. С. 282.

[13] Цит. по: Cunningham H. The Language of Patriotism. P. 22.

[14] Джингоизм (англ. jingoism) — агрессивный национализм, связанный с внешней экспансией, угрозами и готовностью применить военную силу для защиты того, что считается национальными интересами. Термин возник в Великобритании во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Выражение by Jingo (эвфемизм вместо by Jesus, то есть «клянусь Иисусом») служило рефреном популярной в те годы воинственной песенки, звучавшей в английских пабах, в которой «истинные британцы» клялись не позволить русским захватить Константинополь.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.