Преломления памяти

Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге представляет книгу историка Екатерины Махотиной «Преломления памяти. Вторая мировая война в мемориальной культуре советской и постсоветской Литвы».

Предлагаемая вниманию читателя книга по-новому рассказывает историю развития памяти о Второй мировой войне в Литве. Делая акцент на истории музеев, мемориалов и военных памятников, Екатерина Махотина выявляет различных акторов, практики воспоминания и исторические дискурсы с первых дней войны до 2013 г. Судьба Литвы во время немецкой оккупации уникальна: здесь немецкое командование сразу начало проводить политику массового уничтожения еврейского населения, что привело к гибели практически всех литовских евреев. Этот опыт не мог не отразиться на конфликтности в процессе развития культурной памяти о войне в Советской Литве. После перестройки и возвращения государственного суверенитета Литвы в 1990 г. центральное место в публичной репрезентации получила «пережитая история» и прежде всего опыт жертв сталинизма. В то же время внимание получила тема Холокоста и преодоления замалчивания количества его жертв и пособников. Анализируя архивные источники и музейные выставки, автор показывает, что дискурсы памяти в Литве разнообразны и характеризуется постоянными изменениями и преломлениями. Сегодня различные «альтернативные воспоминания» в самой Литве, а также глобальный дискурс памяти о Холокосте бросают вызов государственной политике национальной самовиктимизации.

Предлагаем прочитать фрагмент книги.

Праздник для всех? Акторы, пространства и практики памяти о Второй мировой войне после 1990 г.

Празднование 9 мая в Литве — это не только день памяти о победе и жертвах войны. За несколько последних лет этот праздник приобрел и политические черты. Он служит сплочению сообщества носителей контрпамяти (counter-memory), противостоящей принятому в Литве государственному дискурсу о советском этапе истории как времени оккупации, насилия и национальной травмы. В официальном нарративе 9 мая предстает как чужой праздник — праздник этнических русских.

С 2004 г. в Литве, вступившей в Европейский союз, 9 мая было объявлено официальным Днем Европы. В 2005 г., вслед за резолюцией Генеральной ассамблеи ООН,[1] 8 мая стало официальным Днем памяти о жертвах Второй мировой войны (Antrojo pasaulinio karo aukų atminimo diena).[2]

9 мая памятные акции разделяют не только литовское общество, но и публичное пространство Вильнюса. В центре города следы праздника едва ли видны, но возле советского мемориала погибшим воинам в районе Антакальнис, в северо-восточной части столицы, можно встретить ярко выраженные праздничные практики. Торжество проходит по заведенным советским традициям: празднично одетых людей встречает оркестр, школьники и молодежь поздравляют ветеранов с победой, произносят слова благодарности, к Вечному огню приносят цветы.

В постсоветские годы День Победы претерпел значительные изменения в том, что касается логики и функции памяти о войне. Скорее незаметный в начале 1990-х гг., праздник в последние годы стал притягивать к себе не только живущих здесь ветеранов, их родственников и русскоязычное меньшинство, но и политиков с левыми убеждениями.

Эта глава состоит из трех частей. В первой части описано пространство празднования 9 мая (советские мемориалы в Литве), вторая представляет акторов, инициаторов праздничных практик: ветеранов мировой войны, русскоязычное общество, еврейскую общину и левые политические силы, в третьей как пример описанo празднование Дня Победы 9 мая 2013 г.

Мемориальное кладбище в Антакальнисе. Советские мемориалы в постсоветской Литве

Произведения советского искусства, в том числе городская скульптура, в 1990–1991 гг. были удалены из списка предметов культурного наследия Министерства культуры Литвы.[3] Кроме этого постановления, не было ни одного законодательного акта о ликвидации или демонтаже памятников. Все случаи разрушения советских памятников были местными, неофициальными акциями. Те памятники в честь героев войны, которые не были частью военных кладбищ, в советское время имели статус памятников культуры (kultūros paminklais). Статус был потерян в 1990 г.,[4] и большинство из них были разрушены в 1990–1993 гг.: памятник Марите Мельникайте, памятник Победы в Клайпеде (Пушка), Мать, встречающая армию-освободительницу в Крижкальнисе, памятник партизанам в Вильнюсе и многие другие.

Другая история — с памятниками, которые были частью военных захоронений. В 1990 г. их статус памятника культуры был изменен на статус почитаемого объекта, а статус охраняемого объекта сохранен. Вначале их сохранность гарантировал паспорт[5] Минобороны ЛССР, а с 1993 г. они — как и все захоронения за границей — защищаются Законом Российской Федерации об увековечении памяти погибших при защите Отечества (№ 4292-1 от 14.01.1993). Официально с этого времени советские мемориалы являются недвижимыми объектами культурного наследия в разделе «наследие иностранных государств». Этот закон охраняет не только сами кладбища, но и элементы его архитектуры, например красную звезду как часть армейской символики. В других ситуациях демонстрация красной звезды в общественном пространстве запрещена законом (закон 2008 г. о запрете демонстрации нацистской и советской символики[6]).

Несмотря на положения об охране, памятники часто становились объектами неофициального вандализма в начале 1990-х гг. В Алитусе, Румшишкесе, Салантасе захоронения были перенесены с центральных мест города, а памятники ликвидированы. Демонтированный памятник Черняховскому в Вильнюсе его наследники смогли забрать в Воронеж, а барельефы с памятника работы Томского были перевезены в парк «Грутас». Локальной, неофициальной инициативой был перенос останков «Четырех коммунистов» в Каунасе в 1992 г. и демонтаж памятника (перенесен в «Грутас»). С постаментов массово стирались надписи «освободителям», «слава», «за свободу» и пр.

Интересно изменение в дискурсе о советских солдатах. Прежде всего в 1991 г. из оборота официально был выведен термин «Великая Отечественная война» (Didžiojo Tėvynės karas). В 1996 г. Государственная комиссия охраны памятников переименовала Кладбище советских солдат Великой Отечественной войны в Кладбище солдат Советского Союза, павших во Второй мировой войне.[7] В 2010 г. в регистре культурного наследия мемориалы опять переименовали: вместо слова «кладбище» — Sovietų Sąjungos karių, žuvusių Antrajame pasauliniame kare, kapinės — стало использоваться слово «места захоронения» — Antrojo pasaulinio karo Sovietų Sąjungos karių palaidojimo vieta.[8] Это можно интерпретировать как потерю мемориалами их сакрального статуса (кладбище более священно, чем место захоронения). Однако мемориалы Первой мировой войны и мемориалы погибшим во Второй мировой войне немецким солдатам по-прежнему называются кладбищами (kapinemis).

По официальным подсчетам, число захороненных на территории Литвы советских солдат составляет 80 тысяч.[9] При этом не учитываются погибшие советские военнопленные, число которых по советской историографии, подтвержденной современными исследованиями, насчитывает 165–172 тысячи.[10]

На сегодня в Литве существуют 258 военных захоронений, лишь 31 из них обозначены как мемориалы (memorialas).[11] В работе по приведению в порядок советских мемориалов и кладбищ важным действующим лицом сегодня является посольство России: с 2000 г. оно инициирует и финансирует восстановительные работы. При посольстве есть специальная комиссия, ответственная за реставрацию памятников. В этой работе ее поддерживают две общественные организации: с 2008 г. — «Забытые солдаты» (Užmiršti kareiviai) и с 2001 г. — Институт военного наследия (Karo paveldo institutas).

Работы по поиску захоронений идут до сих пор. Найденные останки, как правило, переносятся на захоронение в Антакальнисе, их сопровождает панихида по православному обычаю.

В советское время кладбище в Антакальнисе находилось в ведении Исполнительного комитета Вильнюсского городского совета и имело республиканское значение. После обретения независимости кладбище утратило государственный статус и было внесено в реестр объектов, находящихся под охраной только лишь местных структур самоуправления. Так как военный мемориал в Антакальнисе имеет статус российского военного кладбища, он находится под защитой двухстороннего соглашения. Фактически уход за кладбищем в Антакальнисе, как и в случае других исторических кладбищ — Вингис, Расу и Понары (до 2013 г.), — входит в обязанность Вильнюсской городской администрации. Однако практически все восстановительные работы для советского мемориала были проведены за счет посольства РФ, последние из них — в 2006 г. Проведение этих работ осуществлялось общественной инициативой «Вечная память» («Amžinoi Atminties»), под контролем Департамента культурного наследия Литвы.[12] Были обновлены могильные плиты, установлена памятная доска с сюжетом «Вечно живые» известного графика Стасиса Красаускаса.

Антакальнис сегодня является одним из немногих мест активной памяти о войне в современной Литве и, возможно, единственным сохранившимся мемориальным комплексом, который служит не только выражению скорби о захороненных, но и бросает вызов господствующему историческому нарративу. Как будет показано далее, Антакальнис сегодня — центральное место, где «празднуют» День Победы.

Акторы памяти

Еще до официальной декларации о суверенитете Литвы Вторая мировая война определялась как война между двумя тоталитарными государствами. В общем, война практически не отражалась в публичной символической политике 1990–2000-х гг. Единственным достойным и получившим особое внимание было Июньское восстание 1941 г. Литовского фронта активистов, подававшееся в героической риторике как событие, положившее конец «ненавистным большевикам». Публицистический патриотический дискурс, однако, изначально противостоял мнению некоторых историков, критично рассматривающих движение литовских активистов.

Те статьи, которые будут проанализированы ниже, сами по себе указывают на крайне редкое упоминание войны: о ней писали лишь русскоязычные газеты и «Литовский Иерусалим». Надо сказать, что война практически не вызывала интереса и у историков. Лишь в 1998 г. вышла монография Арунаса Бубниса «Немецкая оккупация Литвы», опирающаяся на новые источники и с новой интерпретацией.

1990-е гг.

Уже в 1989 г. число участников праздничной церемонии 9 мая сокращается, а с 1990 г. количество тех, кто торжественно отмечает этот день, становится незначительным. Кроме коммунистов, всё еще настаивающих на сохранении Советского Союза, праздник лишается всякой политической поддержки. В политической демонстрации в честь этого дня принимают участие ветераны и русскоязычное меньшинство. Праздничные мероприятия ко Дню Победы в 1990 г. политически нагружены и определяются обострившимся противостоянием стремящихся к свободе литовцев и всё еще находящихся в стране советских военных. В то время как армия вновь устраивает показательный проход своей военной техники в форме парада, литовцы открыто демонстрируют протест против этого дня памяти, держа в руках плакаты со слоганами «Иван, иди домой» и «Оккупанты — вон». Газета «Лиетувос Ритас» (Lietuvos Rytas) дает одной статье заголовок «Парад как угроза» и описывает эту памятную церемонию как «продолжение военных игр».[13] В 1990 г. только высокопоставленные российские военные поздравили собравшихся на площади Ленина людей, обратившись к ним «граждане ЛССР». Символический знак памяти — традиционный жест возложения венков — явно становится в этот день проблематичным, чреватым конфликтами жестом (каким, подобно этому, через 15 лет станет георгиевская ленточка). Типичным является высказывание одной из участниц митинга 9 мая: «Мы возлагали цветы и тем самым насмехались друг над другом».[14] Ранние 1990-е гг. выделяются враждебным отношением между обществами, празднующими 9 мая, и литовским большинством. В главные исторические даты — 14 июня, 23 августа и 9 мая — советские мемориалы подвергались вандализму.

Изменение дискурса общественного исторического сознания вызывает горечь и разочарование у ветеранов: «Сегодня мы, выигравшие войну, стали кем-то вроде проигравших», — сказала одна из женщин-ветеранов. Статья в газете «Лиетувос Ритас» (Lietuvos Rytas) заканчивается сухой фразой: «…а на Рижском рынке продают ветеранские ордена».[15]

Спустя год, 9 мая 1991 г., день памяти проходит тихо, даже незаметно, на кладбище в Антакальнисе приходят только ветераны и несколько русских. Советский солдат как никогда представляется обществу в образе врага. В основе этого лежат прежде всего кровавые события в Вильнюсе 13 января 1991 г. Русскоязычные газеты ограничиваются только небольшим праздничным поздравлением ветеранов и кратким описанием скромной церемонии в Антакальнисе с сожалением: «Это праздник со слезами на глазах».[16]

Стремиться к «незаметности» заставляет то, что советские ветераны прямо называются «оккупантами» или «пособниками колонизаторов» и в городе открыто проходят демонстрации или акции против памятного дня 9 мая и тех групп людей, которые его отмечают.[17] На неделе 9 мая в литовских городах заплевываются возложенные у памятников цветы, разрисовываются сами памятники, людей с орденами встречают оскорблениями.[18]

«Тихая память» о войне устанавливается к тому же в ситуации, когда сносятся коммунистические памятники, и прежде всего памятники Красной армии. Советский монумент на кладбище в Антакальнисе часто становится объектом вандализма. Его разрисовывают красной краской, гранитные плиты на братских могилах разбивают.[19]

Знаменательным для дискурсивного поворота предстает и праздничное обращение литовского президента Альгирдаса Бразаускаса в Сейме 8 мая 1995 г. в память об окончании войны:

Преступный режим нацистской Германии пал — чуть ли не самая страшная форма тоталитаризма во всей многовековой истории человечества. <…> Это была победа, которую мы не ощущали как завоеванную, вспоминая которую мы не могли не думать об утраченных свободе и независимости государства. Многие литовцы были вовлечены в вихрь войны, хотя Литва не участвовала во Второй мировой войне. По моему мнению, все формы и методы сопротивления военной машине фашизма способствовали ее разгрому и достойны уважения и исторической памяти.[20]

Лишь газета Lietuvos Rytas напечатала отрывки из речи Бразаускаса 8 мая 1995 г. В основном день и речь остались незамеченными. Полностью речь была перепечатана только в русскоязычной газете «Эхо Литвы».

Правительство Литвы проводило просветительские беседы и с ветеранами 16-й Литовской дивизии. В 1995 г. Чесловас Юршенас, председатель литовского Сейма, объяснял собравшимся ветеранам: «После 8 мая 1945 г. Литва не стала свободной и понесла новые тяжелые потери. Спасибо вам за победу, но с моей стороны было бы нечестно вам этого не сказать. День Победы по европейским традициям 8 мая, его мы будем праздновать с другими европейскими нациями».[21] (Напомним, что в 1995 г. президент не принял приглашение на праздник Победы в Москве.)

Это не помешало ветеранам собраться для тихого праздника на кладбище в Антакальнисе. После этого диппредставительствами России, Украины и Беларуси для них был организован праздник в Доме офицеров в Вильнюсе.[22]

В статье «Праздновать ли окончание войны?» Феликсас Палубинскас подчеркивал, что победа принесла радость лишь малой группе «коллаборантов»: «Они нас больше не унизят — пусть чужие празднуют чужие праздники».[23]

Итак, праздник Победы интерпретировался как чужой, инородный для Литвы праздник.

2000-е гг.

В 2000-е гг. русскоязычные газеты уже не молчали в дни перед и после 9 мая. Все чаще они публиковали материалы с «исторической правдой». Так, «Литовский курьер» в 2000 г. обращался к молодому поколению русскоязычных литовцев: «Историческая правда победы над фашизмом на вашей стороне. Гордитесь своими дедами, освободившими Литву от фашизма!»[24]

Литовская пресса обошла вниманием празднование Дня Победы в 2000 г. В 2005 г. она уделила много внимания вопросу, стоит ли литовскому президенту принимать участие в праздновании Дня Победы в Москве.[25] Хотя были приведены прагматические аргументы, а результаты общественных опросов показали, что более половины опрошенных одобряют визит в Москву,[26] Валдас Адамкус от поездки отказался. День окончания войны в Европе он официально провел на мемориале в Антакальнисе. Премьер-министр Альгирдас Бразаускас в этот день присутствовал на открытии обновленного мемориала в Пагегяй в память о советских военнопленных, погибших здесь в концлагере.[27] Существовавший на этом месте памятник, установленный в 1977 г., был разрушен вандалами в 2004 г. Реставрационные работы проводились за счет правительства Литвы.[28]

Тем не менее в 2005 г. литовский календарь памятных дней был дополнен 8 мая, Днем памяти о жертвах Второй мировой войны. Первый раз за всё время со дня провозглашения независимости была устроена официальная праздничная церемония для всех сторон, принимавших участие в войне: приглашены были советские ветераны, солдаты Армии Крайовой, ветераны Литовских местных отрядов Плехавичюса. Встреча бывших военных противников вызвала неоднозначные реакции, хотя правительство и декларировало ее цель как взаимное примирение.

В 2000-х гг. в литовском обществе окончательно укрепилось представление о 9 мая как об «этнически русском» празднике.[29] Действительно, число его участников скорее увеличивалось, и чем важнее праздник становился в России, тем больше русскоязычных литовцев участвовало в нем в Литве.

Память советских ветеранов: динамики адаптации к официальной политике памяти

Исследования памяти давно доказали, что политическая версия прошлого сталкивается с альтернативной коммуникативной памятью. Память сообществ являет собой вызов идеологиям и версиям прошлого. Важно при этом понимать, что коммуникативная память выражает не столько действительно пережитое, сколько процессы его пересмотра в рамках определенного дискурса.[30]

Против описанной выше стратегии гомогенизации, создания единого образа советского прошлого в Литве выступают различные акторы памяти. Краеугольным камнем контрпамяти (counter-memory) является именно память о войне.

Коммуникативная память советских ветеранов в Литве столкнулась с вызовом критичного пересмотра истории Второй мировой войны в официальном дискурсе. Точки фиксации, объекты их памяти — ритуалы, памятники, художественные произведения — были последовательно вытеснены, переоценены с плюса на минус. Солдат-освободитель стал солдатом-оккупантом. Для многих встал вопрос о возможности новых практик и нового рассказа о своем прошлом, позволяющих выйти из этой маргинальной роли. Это повлияло на стратегии рассказа о военном прошлом литовцев, воевавших в Советской армии, в которых важную роль играл мотив самовиктимизации и с 2004 г. — глобальная память о Холокосте.

Ветераны начали рассказывать о себе как о жертвах войны, делая публичные признания: «Мы шли не добровольно. Теперь нам хуже, чем депортированным, так как те, кто вернулся, живут со своими семьями и получают социальную помощь. Мы шли на войну, чтобы не репрессировали наши семьи».[31]

Это письмо, процитированное в газете Lietuvos Rytas в 1995 г., хорошо иллюстрирует стратегию самовиктимизации в целях изменения отношения в обществе. Служба в Красной армии могла оправдываться лишь как опыт насилия и принуждения.

Стратегия виктимизации поддерживалась и социальной политикой. Закон приравнял ветеранов Советской армии с литовским гражданством и партизан Советской армии к жертвам сталинских репрессий, определив им пенсию как жертвам двух тоталитарных систем в размере 200 лит, тогда как 700 лит получали те, кто боролся против советской власти.[32] Ветераны жаловались, что на такие деньги им не прожить, тем более что они, за отсутствием гражданства РФ, отрезаны и от российских социальных дотаций.[33]

Рассказ о своей судьбе с позиции жертвы и соответствующие социальные практики встречают меньше политических препятствий для их выражения. Сюда относятся и религиозные практики, такие как панихида в церкви или поминовение павших на кладбищах. Дискурс самовиктимизации интерпретирует войну как человеческую трагедию, которая явилась следствием соперничества двух преступных систем.

Показательна в этом плане позиция митрополита Виленского и Литовского Хризостома, выраженная в 2000 г.: «...народы двух стран стали заложниками двух одержимых. <…> Гитлер развязал войну, но если бы он не сделал первого шага, то рано или поздно по этому пути пошел бы Иосиф Виссарионович».[34]

Следует отметить, что религиозная форма памяти являлась (и является до сих пор) единственной официально признаваемой рамкой (framing) для проведения публичных церемоний памяти о советских жертвах войны. С 2010 г. российское посольство в Вильнюсе организует ежегодные панихиды 8 мая, и в них принимают участие официальные лица Литвы (см. описание церемонии ниже).

Ветераны советской дивизии пытались преодолеть кризис идентичности поиском альтернативных, несоветских форм памяти. Базисом для такой тактики «воспоминания» стал дискурс антифашизма, в который ветераны начали вписывать свои военные биографии. Как смысл борьбы представлялась не столько победа, сколько освобождение. В этом дискурсе подчеркивалось, что литовцы, сражавшиеся против фашизма, стояли на «правильной стороне» — стороне британцев и американцев. В рассказах ветеранов четко прослеживается, как важно для них вернуть уважение в литовском обществе, и путь к этому лежит через признание западными нациями: «Мы сражались за правое дело, как англичане, американцы и другие союзники. Ветераны западных стран уважают нас, мы обнимаемся при встречах».[35]

Эта тактика «интернационализации» вклада литовских советских ветеранов в освобождение отражается и в новом громоздком названии ветеранской организации, заново оформившейся в 1993 г.: Союз участников Второй мировой войны, сражавшихся на стороне антигитлеровской коалиции, проживающих в Литве. Очевидно, что название становится приемлемым на уровне государственной политики памяти прежде всего благодаря исключению слова «советский». «Мы антифашисты!» — звучит заголовок интервью с Алгимантосом Станкевичюсом, спикером Республиканского комитета Союза в 2000 г.[36] Это самоопределение направлено на то, чтобы противостоять представлению о советском солдате как оккупанте.

Содержание и структуры индивидуальных практик памяти ветеранов немного изменились в 2000-е гг. Это было связано не только с утверждением литовского официального нарратива («Литва не воевала»), но и с более выразительным участием России в усилении межнациональной, консолидирующей памяти о войне и мотива гордости потомков за победу. Точкой ориентации для практик воспоминания был уже не литовский дискурс, а российский. Ориентация на него повлияла на содержание практик воспоминания. Главными мотивами стали советский традиционный героизм, патриотизм и победа. Примечательно, что с 2010-х гг. официальный российский дискурс памяти является основным дискурсом литовских ветеранов. «Я был патриотом советской власти», — рассказывает в 2010 г. Юлиус Декснис, спикер Республиканского комитета Союза[37]. Для него и Союза важно подчеркнуть приглашения на празднования в разные страны мира. Кроме того, они смогли включить в свою память и тему Холокоста и выдвинуть на первый план свою роль освободителей еврейского населения Европы из концентрационных лагерей. Так, они охотно рассказывают о приглашениях в Иерусалим и признании там их вклада в завершение войны.[38] В Израиле ветераны посетили Яд Вашем. Торжества открывал министр обороны Эхуд Барак, который в своей речи подчеркнул: «Если бы Красная армия не победила фашизм, теперь не было бы и Израиля».[39]

Ветераны дают критическую оценку официальной исторической политике в Литве и положительно комментируют помощь посольства РФ в организации праздников и в бытовой жизни ветеранов. По словам Дексниса, «за 20 лет независимой Литвы ни один ветеран не был отмечен почетной грамотой» (от официальных лиц Литвы).[40] Республиканский комитет Союза финансируется взносами членов и материальной помощью посольства РФ, отдельными грантами российского правительства и культурными институтами. Сюда входят бесплатные путевки на лечение для 450 ветеранов в санаториях Литвы, снабжение колясками и слуховыми аппаратами. Необходимо отметить, что в числе тех, кто поддерживает память ветеранов 16-й Литовской дивизии, не только общественные организации, такие как Институт военного наследия, но и лица, напрямую связанные с политикой, например Вилюс Каваляускас, главный советник президентов Бразаускаса и Адамкуса. Его мнение о ветеранах Советской армии таково: эти литовцы боролись против Гитлера, были частью сил союзников и заслуживают уважения и памяти. Каваляускас был инициатором с литовской стороны беспрецедентного труда по документации мемориалов Второй мировой войны в Литве — «Книги памяти»,[41] совместного литовского, российского и немецкого проекта, реализованного под патронатом министров иностранных дел трех государств.[42] В книге с необыкновенным чувством эмпатии описаны могилы советских воинов, рассказана история военных действий в Литве во время оккупации. Этот проект получил продолжение уже в 2010 г. трудами сотрудников Института военного наследия и организации «Забытые солдаты», когда была издана книга «Литва помнит».[43]

Новый дискурс воспоминания прямо противоположен дискурсу ранних 1990-х гг. Это прежде всего антисамовиктимизация: ветераны не согласны с определением «жертва» по отношению к себе и своим биографиям. Принадлежность к российскому героическому нарративу может помочь реабилитации собственной идентичности как героев. Кроме того, ветераны больше не согласны со своей тихой ролью в дебатах о памяти. Союз активно участвует в акциях памяти по всей Литве, высказывается в СМИ, поддерживает связь с белорусскими коллегами и проводит конференции (особенно нашумела совместная конференция с фондом «Историческая память» в 2009 г. — «Пакт Молотова — Риббентропа в контексте геополитических процессов XX в.»).[44] В России ветераны приняли участие в составлении масштабной публикации «Победа — одна на всех!» в честь 65-летия Победы (2010 г.).

Дискурсы памяти других участников войны

Контрпамять выражается и в дискурсах других участников войны или свидетелей прошлого. Для Еврейской общины Литвы праздник 9 мая традиционно важен: победа и освобождение связываются с прекращением уничтожения евреев и не могут быть интерпретированы иначе, чем позитивно. Для общины, однако, более важен дискурс о практически полном уничтожении евреев и, соответственно, день траура 23 сентября — День памяти еврейских жертв геноцида в Литве. Специфической целью контрпамяти еврейского сообщества памяти является напоминание о выполнении главной цели гитлеровской Германии — абсолютном уничтожении евреев, представляя собой вызов дискурсу литовцев как (главных) жертв тоталитаризма.

Уже в 1991 г. Еврейская община Литвы основала собственный Союз ветеранов Второй мировой войны. Целью Союза его участники декларировали «восстановление исторической правды об участии евреев в борьбе против нацизма в рядах Советской армии и в партизанских отрядах». Союз организовывал вечера памяти, праздники 9 мая и 23 февраля, помогал немощным ветеранам. Так, община и по сей день проводит праздник Дня Победы в вильнюсском Доме общины: это театральные представления, воспоминания, музыкальный концерт, детские песни. Сегодняшняя Еврейская община Вильнюса состоит по большей части из поздних переселенцев из Советского Союза, родившихся после войны и социализировавшихся в рамках советского или российского дискурсов памяти, в котором они находят часть своей коллективной идентичности. Для них 9 мая — это центральное место памяти, важная традиция на частном и общественном уровне, которая не может оспариваться. Общение во время праздничных мероприятий происходит здесь на русском языке.

Немного иной выглядит ситуация в узком кругу религиозных евреев. Главный раввин Вильнюса до 2015 г. Хаим Бурштейн хотел бы деполитизировать память. В беседе он указывает на еврейскую традицию и другое понимание времени и календаря памятных дат.[45] Тем самым эта часть еврейского сообщества памяти показывает, что для него речь идет о Холокосте, а не о Советской армии и почитании где-либо ее героических подвигов.

Дискурс ветеранов польской Армии Крайовой, проживающих в Литве и являющихся литовскими гражданами, также может служить примером контрпамяти. В официальной советской истории Армия Крайова представлялась исключительно негативно, не лучше, однако, и в литовском национальном дискурсе после 1990 г. Армия Крайова ассоциировалась с борьбой за Вильнюс, потерянную столицу, войну 1920–1921 г. В 1992 г. ветеранская организация Армии Крайовой была объявлена в Литве нелегальной и оставалась таковой до 2004 г., до символического перемирия между ветеранами Литовских местных отрядов и Армией Крайовой. По иронии истории, именно в 2004 г. генерал Повилас Плехавичюс был посмертно награжден крестом Витиса, что вызвало в Польше волну негативной реакции. Память польских ветеранов Армии Крайовой, проживающих в Литве, настроена скорее на компромисс, чем на конфронтацию. Здесь война снова выступает как конфликт двух преступных систем, жертвами которых стали поляки и литовцы.[46]

Практики воспоминания ветеранов Армии Крайовой выносят за скобки конфликты с литовцами (солдатами Плехавичюса) за Виленскую область в последний год войны. Общей скрепой идентичности является и общий опыт ссылки в сибирские лагеря.[47]

Союз ветеранов Литовских местных отрядов был учрежден относительно поздно, в 1997 г.[48] Так же, как и у ветеранов Армии Крайовой, базовый фон их практик воспоминания сфокусирован на жертвах. Военные переживания являются при этом лишь эпизодом в нарративе многолетнего страдания, включающего преследование в советское время, участие в антисоветских партизанских отрядах, запрет на память в советское время. Самовиктимизация служит и для вытеснения неудобных воспоминаний о прошлом: сомнительные с моральной точки зрения акции «помощи» немцам, акции против польского гражданского населения.[49]

Кампания по примирению с Армией Крайовой, инициированная президентом Адамкусом и его спикером Каваляускасом, была поддержана ветеранами Литовских местных отрядов. Аргументом акта примирения было равноценное членство в ЕС и в НАТО. Снимок рукопожатия Вацлава Пацино (председателя ветеранов Армии Крайовой) и Антанаса Паулавичюса (председателя Литовских местных отрядов) был широко распространен в литовских и польских СМИ.[50] Этот символический жест и желание уменьшения трений между литовцами и польским нацменьшинством привело к созданию общего места памяти — Битвы при Грюнвальде (см. об этом в первой главе). Уже без российской стороны эта средневековая битва против немецких крестоносцев провозглашалась объединяющим общим мифом литовско-польской дружбы.

8 мая против 9 мая

8 мая, в День памяти, принятый в странах ЕС, в Литве жертвы войны поминаются в универсально-гуманистическом смысле.[51] Ритуалы деполитизированы: в риторике официальных речей избегают давать нормативные или моральные оценки воюющим сторонам. Такие выражения, как «освобождение» или «победа», в речах исключены.

Стремление к десоветизации памяти о войне стало причиной переноса не только даты, но и места памятной церемонии: не Антакальнис, а Пирчюпис или Понары стали местами проведения государственных церемоний в память об этом дне.

Возникшее параллельное общество с другой памятью, празднующее День Победы в Великой Отечественной войне, наталкивается на протест националистически настроенных литовцев из правого лагеря, устраивающих провокации и контрдемонстрации. Проходят и акции против политики России. Так, 9 мая 2000 г. группа людей пожилого возраста смешалась с ветеранами на кладбище в Антакальнисе и устроила протест с плакатами против войны в Чечне; дело дошло до драки.[52]

Наверное, самая заметная провокация произошла в 2010 г., когда к 65-летней годовщине Победы ветеранам было разрешено праздничное шествие, названное Маршем мира. В центре города выстроилась группа молодежи, протестующая против марша. Молодые люди были одеты как литовские антисоветские партизаны, их лица были покрыты красной краской. Они высоко держали плакаты «Красная армия совершила больше преступлений, чем войска СС».[53]

По сей день празднования сопровождают демонстрации протеста, часто — и на самом мемориальном кладбище в Антакальнисе. Так, в 2013 г. на кладбище появился некий мужчина в униформе вермахта, но он не смог пробраться до места проведения основной церемонии, поскольку был задержан службой безопасности.[54]

По сравнению с 1990-ми гг., число тех, кто принимает участия в памятных торжествах, возросло. Кажется, что тем временем и литовцы, сражавшиеся во Вторую мировую войну на стороне Советского Союза, и русские, живущие сегодня в Литве, чаще решаются на публичное празднование этого дня. Причем в то время, как ветеранов становится всё меньше, число молодых участников растет.