Каждую пятницу в нашей рубрике «Что посмотреть» известные люди делятся своими впечатлениями от фильмов и сериалов, просмотренных в последнее время. На этой неделе рассказывает Лера Конончук — культуролог, исследовательница пересечений искусства, образования и политики, куратор.
Я занимаюсь теорией современного искусства и культуры, но часто обращаюсь к работам не с линейкой и микроскопом беспристрастной исследовательницы, а за подспорьем, как к специфическому типу знания, для сонастройки с другими важными для меня зрителями и читательницами и создания собственной пунктирной или детализированной аффективной карты.
Эта подборка — о продуктивном девичьем саморазрушении, автодеструкции не просто как отказе от воспроизводства (ожидаемого, стеретипных образов и культурных паттернов), но как способе производства знания и уточнения или моделирования своего пребывания в среде.
У Крис Краус, авторки романа I Love Dick, который выходил в позапрошлом году на русском в No Kidding Press, есть более поздний текст Aliens & Anorexia («Пришельцы и анорексия») 2000 года — о провалах, тоске и эмпатии. В нем она сводит мучительную автобиографическую историю, центром которой стали неудачи снятого ей низкобюджетного инди-фильма Gravity & Grace, и биографию французской философки Симоны Вейль.
Анорексию Краус пытается вывести из клетки с ярлыком «низкая самооценка», которым ее наделила клиническая психология, и рассматривает ее скорее как способ справиться с окружающим цинизмом через выход за пределы тела, через фигуральное и буквальное эмпатическое приближение к другому, внеземному.
Противоположный вид селф-харма стал фокусом фильма «В моей коже» (Dans ma peau, 2002) Марины де Ван, важной коллаборантки Франсуа Озона, которая приложила руку к лучшим из самых дерзких (наименее слащавых) его картин («Бассейн», «Под песком», «Крысятник»).
В своем фильме де Ван исполняет роль амбициозной молодой женщины, которая во время вечеринки напарывается на железку в загроможденном хламом заднем дворе и внезапно очаровывается полученной раной — настолько, что начинает себя резать и по кусочку есть собственную плоть.
В фильме нет тех сверкающих глянцевых поверхностей, которые делают, скажем, «Автокатастрофу» Кроненберга в целом притягательным и неотталкивающим зрелищем, а раны выглядят натуралистично, в отличие от предельной стилизации у Кроненберга. У де Ван очень отчетливо проявляется феминистский упор на переплетение обычной, повседневной жизни и боди-хоррора, что вовлекает зрителя или зрительницу максимально висцерально — этот фильм действительно сложно смотреть. Сам взгляд (зрительский, де Ван как актрисы и ее как режиссерки) становится медиумом — передатчиком и приемником — боли.
Малахольная героиня фильма «Билет в один конец» (Bildis einer Trinkerin. Aller jamais retour, 1979) немецкой режиссерки Ульрике Оттингер приезжает в Берлин с одной целью — напиваться до беспамятства.
Что и делает день за днем, вечер за вечером, сменяя раз в пять экранных минут один эффектный наряд на другой. Зрелище упоительное. Впрочем, в этой карнавальной избыточности чувствуются отголоски разочарования Оттингер событиями мая 1968 года, который она провела в Париже, ее усталости от политических оборотов, от удушения дискурсивными нюансами и «линией партии».
В то же время она, думаю, не предлагает в качестве альтернативы политику квирной субверсии и бесстыдства: «Билет в один конец», скорее, дает ассортимент (ближних и дальних) дистанций к трудноразрешимым противоречиям, к плотным сплетениям тревоги и желания.