29 марта 2024, пятница, 09:06
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

07 апреля 2022, 16:00

Как победить ядерную державу? Главный вопрос для военной стратегии в XXI веке

Кирилл Фокин, фото - из личного архива
Кирилл Фокин, фото - из личного архива

24.02 перелистнуло страницу в истории международных отношений. Можно спорить, стала ли «специальная операция» переломом глобальных мегатрендов или реакций, но в любом случае международная система вошла в зону турбулентности и будет как-то переформировываться.

Некоторые особенности нового порядка (или беспорядка) системы можно заметить уже сегодня. Так, Глеб Павловский — на мой взгляд, один из наиболее содержательных комментаторов происходящего, — предложил назвать его «мир-войной», имея в виду установление языка войны (от угроз и шантажа до откровенных боевых действий) как основного инструмента коммуникации между государствами.

Это предложение осмысленно. Раз международные институты деградировали и/или умышленно подорваны, а эффективность дипломатии снижается в условиях дефицита доверия (отсутствия механизмов гарантий), на передний план выходит «право сильного» — и насилие как средство. Стратегически эффективность насилия сомнительна, но с точки зрения тактики, очевидно, оружие способно быстро разрешать даже сложные проблемы. То, как Александр Македонский разрубил гордиев узел, мы все хорошо помним, а то, как его империя распалась и погибла сразу вслед за ним, — сильно хуже.

Если прогноз верен, и язык насилия станет основой коммуникации, то нам стоит взвесить ряд вопросов практического (реально-политического) характера.

Ядерное оружие как инструмент абсолютного насилия станет не только средством обороны, но и средством нападения. Не думаю, что мы легко перейдём к применению тактического ЯО, но, как сформулировал Даниэль Эллсберг, ЯО используется не тогда, когда бомба взрывается, а тогда, когда её угрожают взорвать — и при помощи этой угрозы добиваются цели.

Значит, если ядерная страна угрожает не-ядерной стране (а та не входит в ядерный альянс, готовый ради её защиты ЯО использовать), то не-ядерная страна автоматически оказывается бессильна. Если нет права, кроме права сильного, то ничто, кроме ЯО, не может гарантировать стране не только безопасность, но и простое уважение интересов на переговорах.

Из этой нехитрой схемы Павловский — как и многие западные эксперты — прогнозирует увеличение в ближайшем будущем числа стран, имеющих ЯО на боевом дежурстве.

В условиях международного порядка мировое сообщество ещё могло пресекать распространение разных видов оружия массового поражения — одновременно и кнутом (санкциями, давлением и т. д.), и пряником (обещаниями взаимовыгодной и справедливой коммуникации). Но если порядок сменяется беспорядком, то вместо одного-двух громких «нарушителей» появятся десять-двадцать тихих, в т. ч. и внутри «коллективных систем обороны».

При этом достижение паритета в возможности истребить друг друга у договаривающихся сторон не запретит язык насилия, а напротив, вытеснит его за пределы банального шантажа ракетами.

В таком безрадостном сценарии для XXI века главным военно-стратегическим вопросом станет следующий: как победить ядерную державу, избегая прямого военного столкновения?

«Победа без войны»

У отечественной поп-конспирологии, разумеется, есть быстрый ответ: «управляемый хаос», «оранжевые революции», «петля анаконды» и т. п. Всерьёз обсуждать эти безумные конструкции бессмысленно; но если очистить их от (псевдо)геополитических наслоений, то некое зерно смысла в них найти можно.

Если лобовая атака грозит самоубийством, нужно идти в обход. Если прямой удар невозможен, в дело вступает логика непрямых действий (логику indirectapproach после Первой мировой войны обосновывал Г. Б. Лиддел Гарт). Вепонизация социальной, политической, культурной, экономической сферы — стратегия нанесения противнику «военного» поражения невоенным путём.

Российская идеология «геополитики», родившаяся из невнимательного чтения Збигнева Бжезинского, акцентирует вепонизацию социально-политической сферы. К сожалению, она имеет влияние на руководство страны, и потому любой общественный протест рассматривается не как выражение позиции граждан, а как подготовка/попытка «госпереворота» с целью «замены» неугодных, якобы слишком самостоятельных руководителей на «лояльных» Западу.

Фактически это страх военной оккупации страны — но без войны. В реальности же организация революции, т. е. коллапса и смены режима, была бы в отношении ядерной державы стратегией мировой катастрофы.

«Управляемый хаос» только во вторую очередь «управляемый», а в первую — «хаос». Вероятность применения ЯО здесь повышается, а не понижается. То же самое относится к попыткам «раскола» элит. Политическая турбулентность в ядерной державе слишком опасна, в том числе для внешних оппонентов.

Того же мнения придерживаются люди, принимающие сегодня решения о введении санкций. Они, в отличие от «геополитиков», имеют доступ к компетентной экспертизе. Риски слишком велики, а эффективность не ясна: кейсов, чтобы изучить влияние санкций на протестные настроения и раскол элит, недостаточно.

Есть ощущение, что в рассуждениях о «военной победе без войны» слишком сильно доминирование устаревшего понимания «военная победа», и недостаточно внимания уделяется осмыслению «победы без войны». Отсюда перекос, при котором победа = смена режима = аналогия оккупации. Хотя в 2022 г. уже ясно, что война не заканчивается оккупацией. Территория сама по себе не интересна. Даже в российском антинатовском дискурсе территория важна лишь как гарантия безопасности («подлётное время»).

Угроза ядерного обмена разводит «неприемлемые» ядерные стратегии, где господствует старая военно-политическая логика, с «приемлемыми» непрямыми действиями, в которых остаётся смысл победы, но исчезает её военный антураж.

Рассмотрим два примера – две модели конфликта, глобального и локального. В первой модели ядерная коалиция (группа стран с превышающим экономическим потенциалом) противостоит ядерной державе (одной стране с экономикой, подключённой к международным рынкам). Во второй модели одна ядерная держава противостоит другой, и их экономики примерно равны.

Коалиция vs держава

Военный и экономический потенциал сторон несоизмерим. Хотя коалиция не может осуществить военный разгром сил державы, она способна обеспечить её экономическую изоляцию. Такая изоляция может привести к росту социального напряжения, расколу элит и т. п., как мы обсуждали выше, но это не главная цель.

Гибридная война, в которой вместе с секторальными санкциями наносятся точечные удары по критической инфраструктуре, ставит целью не оккупацию, а нейтрализацию. Это стратегия сдерживания. Для того чтобы противостоять ударам коалиции, державе необходимо превратиться в автаркию — вместе со всеми издержками подобного экономического порядка. Это означает, что держава будет способна поддерживать порядок внутри своих границ, однако о конкуренции в сферах высоких технологий (включая и военные) можно будет забыть. Установив такой режим внешнего сдерживания, коалиции не нужно уже вторгаться в страну и/или свергать режим. Устранение угрозы происходит за счёт принудительного, но дистантного разоружения противника.

У державы под ударом остаётся два выхода. Во-первых, она может примкнуть к иной коалиции (как РФ сейчас ищет пути отхода через Китай, Индию, Корею). Коалиция, в свою очередь, будет пытаться отрезать эти пути отхода. Следовательно, ключевым оказывается вопрос: что держава может предложить потенциальным союзникам в обмен на поддержку, чего не может предложить могущественная коалиция? Здесь открывается пространство прокси-стратегией.

Во-вторых, без путей к отступлению, перед лицом разрушительной экономической войны держава может перевести ядерный шантаж из военно-политической плоскости в экономическую. Кто сказал, что нельзя угрожать ЯО, требуя отменить санкции / вернуться к торговому режиму? Это крайний вариант: в такой ситуации нельзя угрожать, не будучи готовым нанести удар. Уровень отчаяния элит должен достичь критической отметки — и это обстоятельство авторы сдерживания также должны учитывать. Они оставят элитам возможность сохраниться и сохранить власть; экономическая война не затронет их жизненные интересы, а сфокусируется на разрушении страны.

Держава vs держава

Здесь мы видим другую ситуацию. Первое, что приходит на ум, — это СССР против США, вроде бы равноправные соперники. Но это не совсем точно. Блок НАТО, сформированный вокруг США, был альянсом, в то время как Организация Варшавского договора представляла собой группу сателлитов СССР. В НАТО входили независимые страны, владеющие ЯО, чего в Варшавском договоре не было.

Скорее, это вариант Индия — Пакистан, или даже, гипотетически, ядерная РФ против ядерной Украины. Даже если размер экономики и влияния стран сильно различается, ни та, ни другая сторона не может ввести экономически меры, парализующие развитие страны и превращающие её в замкнутую неконкурентоспособную автаркию.

Первичный набор стратегий — поиск союзников для экономической войны и попытка получить превосходство в экономической силе. Замечу, что демократическим режимам проще искать себе место в коалициях: их экономики обычно открыты и готовы встроиться в международную систему распределения труда, а политическое поведение предсказуемо. Автократиям труднее войти в полноценный долговременный альянс, а совместное ведение экономической войны, в отличие от военной операции, требует не сиюминутного совпадения интересов, а долговременных и доверительных отношений.

Но если применение военной силы невозможно, а экономическая находится более-менее в паритете, запускаются механизмы борьбы на истощение / гонки вооружений. От внешнего мира будет требоваться не совместно атаковать противника, но поддерживать и усиливать собственную систему — в противовес системе противника.

Нечто подобное имел в виду под стратегий «сдерживания» Джордж Ф. Кеннан — и позже переживал, что его неправильно поняли, когда стали уделять слишком много внимания военному устрашению. Как ни парадоксально, но здесь идеи «реалистов» сходятся с идеями «либералов», и такое «сдерживание» ближе к SoftPower Джозефа Ная-младшего.

«Мягкая власть» в соревновании систем

В середине XX века Ханна Арендт предложила понимать «власть» как противоположность насилию и принуждению. Там, где начинается силовое принуждение, пропадает власть, писала она. Тут нет ничего оптимистичного. Не случайно Арендт потратила столько времени на изучение нацизма и тоталитарного общества и утверждала, что не страх превратил немецкое общество в машину зла, а «банальность» = повседневность.

И тем не менее такая трактовка противоречит «традиционному», примитивному мнению о власти, которую, по словам Мао, рождает винтовка. Мао, конечно, сохранил свою власть над Китаем, но на пепелище «культурной революции» его наследникам пришлось уйти от коммунистической автаркии и перестраивать страну, опираясь скорее на власть-авторитет, близкую идеям Арендт, а не Мао.

Жёсткий насильственный контроль может удержать сообщество от распада и укрепить «внешние рубежи»; но время, которое можно «сидеть на штыках», ограничено. Если властью считать возможность сохранить статус-кво и бетонирование текущего = настоящего = прошлого порядка, то да, насилие даёт такую власть. Но если властью считать возможность изменений, пространство манёвра в будущем — тут контроль бессилен. Гибкая и мягкая власть (авторитет) в долгосрочной перспективе побеждает принуждение.

Идея «мягкой силы» подверглась эрозии. Её стали понимать как важность «культурного фронта», пропаганды и т. п. для достижения политических целей. Это ошибка. Най предлагал softpower как возникающую саму собой, стихийную силу. Успешные сообщества привлекают последователей вне зависимости от того, сколько денег они тратят на пропаганду своих достижений.

«Мягкая сила» — это не цель, а сопутствующий эффект. Это авторитет / влияние системы, идеологии и образа жизни.

Подобная мягкая власть — то, что в конечном итоге становится оружием борьбы между двумя обладающими ЯО государствами, неприступными по внешнему контуру и неспособными разрушить друг друга экономически. В изматывающей борьбе систем на выживание выстоит та, которая обладает авторитетом — как внутренним, так и внешним.

После 2014 г., когда запустилась машина санкций против РФ, Эдвард Люттвак предложил идти не путём исключения страны из мировой повестки, а наоборот — путём большего включения её граждан. Он предложил давать туристические и рабочие визы россиянам в приоритетном порядке, чтобы выманить всё больше рабочих рук и кадров креативного класса из страны. В краткосрочной перспективе режим будет рад отъезду потенциальной оппозиции — но в долгосрочной он останется без тех, кто мог бы сделать страну конкурентоспособной.

А конкурентоспособность — единственное, что позволит сражаться на фронтах гибридных экономических, социальных, культурных войн.

Итого, если противостоят две равные, обладающие ЯО державы, то их конфликт перейдёт на уровень систем. Та, которая окажется более эффективной, более гибкой, с более устойчивыми институтами и более конкурентоспособная в глобальной перспективе, а значит, устойчивая к кризисам, — победит.

Резюме

1. Деградация международных институтов и межгосударственного доверия может привести к распространению ЯО (и прочих видов оружия массового поражения), появлению новых и усилению арсенала прежних ядерных держав.

2. Распространение ЯО с большой степенью вероятности заблокирует возможность горячих контактных войн между государствами, при этом, однако, очаги конфликтности ликвидированы не будут, а наоборот — в силу учащения коммуникации путём ядерных угроз и шантажа — разгорятся.

3. Рост конфликтности между ядерными державами приведёт к развитию альтернативных военных стратегий. Будут пробоваться и совершенствоваться стратегии экономических, социальных, информационных, киберударов (как по отдельности, так и в рамках комплексных стратегий).

4. Пока нет рецепта полного устранения сил массового поражения противника при минимальном ущербе себе самому, «военная победа» в прежнем смысле будет невозможна. Будут рассматриваться иные варианты и принципы определения «победы».

5. «Победой» в таком столкновении будет считаться не «военная оккупация» = смена режима (устаревшая парадигма), а нейтрализация потенциала страны для наступления = стратегия сдерживания, блокирование «вариантов будущего» за исключением тех, которые устраивают «победителя».

6. Современные механизмы экономической войны, социального и политического давления в сочетании с вариантами ядерного шантажа и проч. будут в зависимости от ситуации варьироваться для достижения этой цели. «Нейтрализованное» таким образом государство превратится в «осаждённую крепость» и автаркию, неконкурентоспособную в глобальном мире, останется наедине с устаревающим арсеналом и деградирующими институтами.

7. «Нейтрализованная» ядерная держава может либо продолжать существовать в прежнем виде, но без возможности выйти за пределы обозначенной зоны, либо попытаться вернуться в мировое сообщество, для чего ему будут выдвинуты условия. Во втором случае победитель продиктует свои условия (максимум желаемого); в первом случае победитель обеспечит собственную безопасность в будущем (минимум).

8. Если под угрозой национальной безопасности понимать не угрозу прямого военного разгрома, захвата территории, оккупации и смены режима, а нейтрализацию и блокирование развития страны на годы вперёд, то нужно признать, что ЯО не является гарантией от такого вида поражения. Больше того, обладание ЯО может способствовать понижению безопасности, так как даёт ощущение ложной защищённости и неуязвимости.

9. Защита внешнего контура — единственное, что в той или иной степени способно гарантировать ЯО. В условиях невозможности нанести военный удар, боевые действия будут перенесены в экономическую, социальную, политическую плоскость — и в итоге приведут к «соревнованию систем». В соревновании систем значение будет иметь эффективность институтов и социальных порядков, авторитет и дееспособность государства, а также феномен softpower.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.