Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют книгу Стейси Шифф «Клеопатра. Жизнь. Больше, чем биография» (перевод Марии Леоненко).
Автор биографий и лауреат Пулитцеровской премии Стейси Шифф создала яркий портрет самой неоднозначной женщины в мировой истории — Клеопатры, последней правительницы Египта. Ее дворец сверкал драгоценными камнями и золотом и славился политическими играми. Клеопатру связывали тесные отношения с Юлием Цезарем и Марком Антонием, однако ее личность оказалась слишком плотно занавешена романтическим флером. Египетская царица не находилась в тени этих самых выдающихся римлян того времени — владычица почти всего Восточного Средиземноморья, последнего из великих царств в истории Египта, была сильным правителем, способным создать свой флот, подавить восстание, удержать денежный курс, накормить голодных. Она свободно изъяснялась на девяти языках и была проницательным стратегом и искусным переговорщиком. Ее образ воссоздавали Уильям Шекспир и Бернард Шоу, Микеланджело Буонарроти и Джованни Баттиста Тьеполо, а многие из наших современников судят о внешности и характере царицы по ее кинематографическому «двойнику» — блистательной Элизабет Тейлор. Однако далеко не все детали драматической жизни Клеопатры, не все грани ее сложного характера возможно отразить художественными средствами, к тому же много информации было утрачено или мифологизировано. Профессионально работая с классическими источниками, Стейси Шифф виртуозно отделяет факты от вымысла, чтобы явить миру истинную Клеопатру.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
В очередной раз царица уезжает из Александрии в уверенности, что ни один римлянин не разобьет Парфию — мощную, богатую, хорошо охраняемую империю — без финансовой поддержки Египта. Иначе говоря, она плывет на север мимо скалистых берегов Восточного Средиземноморья, вполне осознавая, что баланс сил изменился. Несмотря на браваду Антония и сильную армию, преимущество сейчас на ее стороне. Человеческое тщеславие мало изменилось за две тысячи лет, так что мы легко можем предположить, что помощники Клеопатры очень долго колдовали над ее внешним видом. Она не виделась с Антонием три с половиной года — любая женщина предпочла бы считать, что этих лет вовсе не было. Она наслышана об Октавии, круглолицей красавице с копной прекрасных блестящих волос. На этот раз царица обходится без роскошной одежды, инкрустированных драгоценными камнями подарков и тонн роз. У Клеопатры имеется кое-что получше. В эту поездку она берет с собой детей.
В Антиохии, уменьшенной и не такой помпезной версии Александрии, Александр Гелиос и Клеопатра Селена впервые встречаются с отцом. Он признает малышей своими. Должно быть, встреча эта трогательна и радостна. Антоний видит себя эллинистическим богом, он пробрался в династию Птолемеев, а дети его теперь стоят в очереди на египетский престол. Более того, один из них — сын, и это единственное, чего не смогла ему дать Октавия, идеал женщины во всех остальных отношениях (у Антония есть еще двое старших сыновей от Фульвии). Кое-кто впадает в крайность и считает, что во всем виновата исключительно Октавия: не могла, мол, произвести на свет наследника-мальчика и исполнить пророчество Вергилия о наступлении долгожданного золотого века — вот и толкнула мужа в объятия Клеопатры. Антоний любит детей и полагает, что их не может быть слишком много. Ему нравится говорить, что «многочисленное потомство и появление на свет будущих царей умножает знать». Вряд ли он из тех, кто может устоять перед лопочущим по-гречески трехлеткой, маленьким пухлым кудрявым богом в царских одеждах, который говорит ему «папа» и (если верить скульптуре) очень на него похож. Заявка на божественность — едва ли не главный его проект вот уже несколько лет. Он идет этим путем вслед за своим прославленным учителем с победы при Филиппах. Антоний обзавелся незаконными детьми и вполне законно надел, как выразился один современный историк, «домашние тапочки своего предшественника». Особенно подходят для этого декорации в Антиохии, красивом, хорошо снабжаемом городе на реке, раскинувшемся у подножия величественной горы, с белыми колоннадами улиц, множеством стадионов и садов, впечатляющими фонтанами и холодными родниками. Антиохия с мая по октябрь дышит свежим морским бризом, здесь солнечные безветренные зимы, чудесные термы и оживленный рынок. Столица Сирии всегда была расположена к Цезарю, который пожаловал ей статую самого себя в 47 году до н. э., когда приехал сюда, расставшись с Клеопатрой. И теперь город тепло принимает его знаменитого протеже.
Клеопатра наслаждается так долго откладывавшимся воссоединением семьи, но вкус политической победы еще слаще. Антоний внял совету, который она дала ему на той памятной рыбалке. Он наконец-то делает то, что, как она считает (и убеждает его так считать), у него получается лучше всего. Полностью отдавшись подобающему ему «рыболовному спорту», он способен вылавливать «города, провинции и царства». Действительно, «из его кармана острова и царства, как монета, высыпались»1, скажет позже поэт, — однако в этих манипуляциях с территориями просматривается железная логика. Он начинает приводить в порядок беспокойный Восток — задача давно назревшая и мало кому покорявшаяся. В краю разных культур и этносов, где альянсы зыбки — и где уже тридцать лет сопротивляются любым римским преобразованиям, — Антоний признает талант, ценит профессионализм и верность. И любит повторять, что «величие римской державы обнаруживает себя не в стяжаниях, но в дарениях». Объединяя разрозненные царства, он ловко сращивает территории и распределяет земли. Антоний «исправляет» географию. Тут Антоний как рыба в воде и фактически непобедим.
Никто не сомневается, что он вскоре одолеет ужасных парфян. Редко кому удавалось собрать войско «крепче, выносливее и моложе». Войско, «повергнувшее в трепет всю Азию», никогда еще он не командовал такой великой армией, воинами, так беззаветно преданными своему великодушному, бесшабашному полководцу. Каждый из них готов жизнь отдать за его похвалу. Плутарх предполагает, что такую преданность порождают «знатное происхождение, сила слова, простота, широкая и щедрая натура, остроумие, легкость в обхождении». Антоний словно заражает всех своим энтузиазмом: вокруг него царит радостное возбуждение. Все любят получать подарки, а в щедрости он особенно силен. Это естественный побочный эффект его любви к большим семьям. В солнечной Антиохии — скорее всего, парочка поселилась во дворце на острове, укрывшемся в излучине тихой реки, — Клеопатра может себя поздравить. Теперь, после пяти лет хаоса и нестабильности, ясно: она поставила на правильную лошадку.
К сентябрьскому приезду царицы Антоний делает ей весьма экстравагантный подарок. Он не только признает трехлетних близнецов, но и обрушивает на их мать целый дождь из римских территорий. Он подтверждает ее власть над Кипром, который даже Цезарь так ей официально и не подарил. Наверняка и сейчас, спустя двадцать лет, воспоминания о потере Кипра и ее последствиях жгут гордую египтянку. Кроме того, к ней переходит богатая лесом Келесирия (часть сегодняшнего Ливана); плодородная Киренаика (в сегодняшней Ливии); щедрый кусок Киликии с ее кедрами (юго-восточное побережье Турции); частично Крита и все процветающее финикийское побережье, кроме двух городов. В некоторых случаях Антоний просто ликвидировал монархов (если нет нарушений закона, их всегда можно сфабриковать), чтобы передать их земли Клеопатре. К 37 году до н. э. она правит прибрежными территориями практически всего Восточного Средиземноморья: от современной Ливии в Северной Африки, далее вдоль Израиля, Ливана и Сирии — до Южной Турции. Исключение составляют лишь фрагменты Иудеи.
Военные нужды Антония и желание Рима поквитаться с Парфией — вот объяснение такому размеру дара. Кроме того, играет роль личность Клеопатры: она умна, надежна и обладает ресурсами. Это именно то, чего Рим хочет от своих вассальных правителей, у которых есть преимущество перед римскими ставленниками: им не надо платить. Что важнее, Антонию необходим флот. По условиям Тарентского договора он передал Октавиану сотню сияющих бронзой галер и десяток трирем. А Клеопатра умеет строить корабли. Неспроста он передал богатые лесом провинции монарху, имеющему возможность закупать древесину и превращать ее в отличные суда. В этом отношении никто на Средиземноморье не представляет для римского полководца такой ценности, как царица Египта. Как признает Плутарх, эти дары — лишь часть того, что роздано разным восточным царям. Однако Клеопатра, в отличие от большинства правителей, продолжает сидеть на своем месте, в то время как Антоний регулярно опрокидывает троны прочих правящих династий. И дар она получает гораздо более щедрый, чем любой другой монарх. В сентябре 37 года до н. э. она фактически восстанавливает могучую империю Птолемеев образца III века до н. э.
Недаром она провозгласила начало новой эры для Египта. Шестнадцатый год правления Клеопатры2 теперь считается годом номер один, и эту двойную датировку она будет вести до конца дней своих. А заодно, в возрасте тридцати двух лет, Клеопатра изменяет свой титул. Среди множества нетривиальных привилегий египетской царицы право давать самой себе имена выглядит одним из самых важных, примерно как выбор соправителя или возможность распоряжаться собственным доходом. С этого времени она «Царица Клеопатра, Богиня, Младшая, Любящая Отца и Отечество». Клеопатра манипулирует терминами не менее ловко, чем всем остальным, и за этим титулом скрывается много смыслов. Так она возвещает не только начало новой эры, но и полноценную смену политического курса. Вероятно, последнее слово она добавила к титулу, чтобы развеять слухи из разряда «продалась римлянам» и показать подданным, что она в первую очередь их фараон3. Портреты на ее монетах продолжают линию предыдущих Птолемеев, и это успокаивает. Как ни назови, она остается самым могущественным персонажем на неримской сцене. Когда Антоний разгромит парфян, Клеопатра станет императрицей Востока. Многие прибрежные города это понимают и уже чеканят монеты с профилями их пары. Она может себе позволить торжествовать. На горизонте сейчас ни облачка.
Клеопатра не может дождаться возвращения в Александрию, чтобы отпраздновать там зарю новой жизни. Пожертвовав всем после Мартовских ид, она не просто восстановилась, но и стала еще сильнее. А что же ее подданные? Если не брать в расчет их национальную гордость, которую тешит причастность к новой зарождающейся империи, как они относятся к такому близкому сотрудничеству царицы с очередным римлянином? Недовольства нет и в помине.
Ее народ сосредоточен на практических последствиях этой дипломатии. «Мне кажется, — считает один видный ученый, — что сердечные привязанности и дети женщины-фараона воспринимались людьми как дела божественные, а вопросы к царице у них возникали, только когда сборщики податей перегибали палку». Она красиво решила извечную политическую головоломку: помогла Риму без ущерба для Египта. Да, она согласилась содержать его легионы, но царица может это себе позволить, не обкладывая свой народ слишком тяжким бременем. И не нужно беспокоиться, что щедрые подарки Антония с тревогой воспримут в Риме: это же часть внешней политики. Это обогащает казну и защищает границы. В Египте популярность Клеопатры достигает пика.
Из-за этого подарка многие думают, что Марк Антоний и Клеопатра поженились той же осенью в Антиохии, — нелепое предположение, ведь Антоний женат. Многие также думают, мол, она точно указала, что хотела бы получить по такому случаю, и он повиновался. Ни то ни другое не подтверждается Плутархом, а он единственный источник сведений об их воссоединении — и к тому же такой, кто не пропустил бы подобного события. Он же только допускает, что Антоний признал детей, но это ни в коем случае не равносильно браку. Антоний, бесспорно, приобретает не меньше, если не больше, чем Клеопатра: даже Плутарх не может назвать альянс римского триумвира с богатейшей женщиной на свете ошибкой. Его сиюминутные потребности идут рука об руку с ее далеко идущими имперскими амбициями.
У нас гораздо меньше свидетельств ее мечтаний о свадьбе, нежели о землях. В 37 или 38 году до н. э. она, говорят, давит на Антония, уговаривая подарить ей всю Иудею целиком. Судя по всему, он отказывается. (Эту твердость часто приводят в подтверждение того, что она не могла делать с ним все, что хотела. Он не согласился, а значит, не потерял голову от любви. Однако так же вероятно, что она осознавала границы своих возможностей и никогда не просила отдать ей Иудею.
Так что вопрос об эмоциональном состоянии полководца остается открытым.) Вряд ли царица станет торговаться о землях, хотя ситуация вполне этому благоприятствует: Антонию нужно финансировать кампанию, платить войску, поддерживать боеготовность флота. Клеопатре ничего такого не нужно. Она может диктовать условия.
Что бы между ними ни происходило на самом деле, остальные зависимые монархи в регионе уверены, что Антоний очень крепко привязан к Клеопатре. Сложнее понять, что чувствует она, по крайней мере в 37 году до н. э. Однако пара намеков у нас есть. Неясно, случилось это до или после того, как Египет разросся до своих размеров двухсотлетней давности, до или после «обнуления» календаря, но известно одно: их снова влечет друг к другу так, словно они только-только встретились в Тарсе. Очевидно, присутствие Антония около нее значит для Клеопатры не меньше, чем его покровительство. В марте или апреле 36 года до н. э. они вместе едут по широкой дороге из Антиохии к границе Римской империи. Необязательные для нее сотни километров, да и попросту сейчас нежелательные: царица снова беременна. Они прощаются на берегу Евфрата, там, где река сужается, на территории современной Восточной Турции. По деревянному мосту он идет на землю парфян, чтобы вести свою великолепную армию в трудный поход на север, через широкие степи и скалистые горы. Клеопатра направляется на юг.
1. Шекспир. Антоний и Клеопатра, V. 2. Перевод Д. Л. Михаловского.
2. По нашей сегодняшней системе счисления — пятнадцатый: у древних не было цифры 0. — Прим. автора.
3. Некоторые историки, напротив, полагают, что эта велеречивость — дань ее греческим корням. Искренне эта дань отдается или нет, обращение к истокам всегда приветствовалось в мире, постоянно сравнивавшем себя с прошлым. Это был очень широкий жест: в конце концов, из Македонии вышли не только Птолемеи, но и их соперники Селевкиды. А некогда могущественные Селевкиды в свое время владели территориями, которые теперь были в руках Клеопатры. — Прим. автора.