19 марта 2024, вторник, 10:00
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Корона, климат, хроническая чрезвычайная ситуация: Военный коммунизм в XXI веке

Издательский дом «Городец» представляет книгу Андреаса Малма «Корона, климат, хроническая чрезвычайная ситуация. Военный коммунизм в XXI веке» (перевод Анны Голосовской).

Что COVID говорит нам о климатических изменениях и что нам с этим делать? Экономические и социальные последствия пандемии коронавируса были беспрецедентными. Правительства отмечают, что находятся в состоянии войны и вынуждены искать новые полномочия, чтобы поддерживать общественный порядок и предотвращать распространение вируса. Это часто осуществляется с мыслью, что мы вернемся к нормальной жизни, как только сможем.

Если государство способно мобилизоваться перед лицом невидимого врага, такого как эта пандемия, оно также должно быть в состоянии с равной силой противостоять видимым опасностям, таким как разрушение климата.

В книге «Корона, климат, хроническая чрезвычайная ситуация: Военный коммунизм в XXI веке» ведущий мыслитель в области окружающей среды Андреас Малм требует, чтобы это состояние готовности к войне применялось на постоянной основе к продолжающемуся климатическому фронту. Он предлагает, как климатическое движение должно использовать нынешнюю чрезвычайную ситуацию, чтобы доказать это.

Предлагаем прочитать фрагмент книги.

 

Да, этот враг смертельно опасен, но его можно победить

Правительства развитых капиталистических стран могут претендовать на то, что они борются с опасностью пандемии, в тот момент, когда они сделали следующее заявление: с сегодняшнего дня мы вводим комплексный аудит всех цепочек поставок и потоков импорта в страну. С нашими поражающими воображение возможностями наблюдения и сбора информации мы перейдем от граждан к компаниям, откроем их бухгалтерские книги, проведем тщательный анализ затрат и поступлений (в котором ученые уже преуспели) и выясним, сколько земли в тропиках они присваивают. Затем мы положим конец этому присвоению, обрубив цепочки, которые тянутся в тропические леса и, если таковые могут быть сочтены «жизненно важными», перенаправим их в другие локации. Все Nоranda, Skanska, Engie будут отозваны. Настало время вырваться из когтей неравноправного обмена, ныне представляющего угрозу для всех.

Мы заплатим за тропические леса, ранее пущенные на потребление Северу, для того чтобы восстановить их самих и их фауну. Это позволит компенсировать потерянные доходы от экспорта — не в качестве благотворительности и, чего доброго, не ради истощения наших бюджетов, а как текущую инвестицию в возможность жить на нашей планете, ради создания и поддержания святилищ, от которых зависит наше здоровье. Мы просто придерживаемся настоятельных рекомендаций ученых (которых мы будем показывать публике на регулярных брифингах по национальному телевидению).

«Существует острая необходимость остановить сведение лесов и вкладывать средства в посадку и восстановление лесов в мировом масштабе. При вспышках вирусных заболеваний миллиарды долларов тратятся на искоренение инфекции, оказание помощи заболевшим, разработку методов диагностики, лечения и вакцинации. И при этом вообще не уделяется или уделяется очень мало внимания первичному уровню профилактики, в частности охране лесов и местообитаний диких животных. Мир должен осознать, насколько важны леса и биоразнообразие, включая смертельно опасные вирусы», — это от четырех китайских ученых, впавших в некоторое отчаяние от ковида-19.

Подобные советы мы слышим уже годами. «Самый эффективный способ не допустить зоонотического распространения вирусов — поддерживать барьеры между их природными резервуарами и человеческим обществом». Барьеры? В человеческом
обществе есть силы, которые по самой природе своей не понимают таких вещей. Однако снова слово ученым: «Самым эффективным способом противостоять таким зоонозным угрозам является взаимо- действие природы и человека. Ключевой задачей при этом является одновременная защита диких животных и среды их обитания», — это самое эффективное и самое экономичное. «Выделение глобальных ресурсов стран с высоким уровнем дохода на программы смягчения последствий пандемии в наиболее подверженных наибольшему риску возникновения инфекционных заболеваний должно стать важным приоритетом мирового здравоохранения», — говорится в докладе Пайка. Возвратность таких инвестиций оценивается как десятикратная. Написанный за шесть лет до ковида-19, этот доклад содержит размышления о том, какой ущерб зоонотические пандемии могут нанести мировой экономике, и приходит к выводу, что смягчение последствий там, где пандемии возникают — сокращение товарных плантаций, промышленного животноводства, заготовки древесины, добычи полезных ископаемых, — было бы фантастически оптимальным способом экономии денег. Это, разумеется, не гарантирует того, что именно так и будет. Но государства Севера в нашем воображении сочтут себя обязанными рассуждать и провозгласят:
поступить так правильно и необходимо и ради нас самих, и ради всех остальных на этой планете. Первыми выиграют от этого те люди, что живут в тропическом лесу или около него, первые на линии распространения инфекции. Но эти меры контроля освободят и нас самих от жизни под Дамокловым мечом конца света.

Итак, война с дикой природой начинает сворачиваться. Первой мерой станет запрет на импорт мяса из тропических или околотропических стран. Есть ли что­-либо менее жизненно важное? И при этом говядина, как мы видели, — один из наиболее разрушительных товаров для страны чудес биологического разнообразия. Потребление мяса в целом — вернейший путь к истощению земли, и всякое восстановление лесов вкупе с нуждающимся в белковой пище 10-миллиардным населением — предполагает его снижение. Обязательное глобальное веганство, вероятно, могло бы стать целью, наиболее полезной для всех. Оно вернуло бы какое­-то пространство дикой природе и избавило бы человечество от рассадников патогенов; увеличение же потребления мяса — самый быстрый способ нырнуть еще глубже. Однако при том, как экономика работает в настоящее время, ни веганы, ни вегетарианцы на Севере также не свободны (как нам часто нравится думать) от чувства вины: соевые бобы, пальмовое масло, кофе, шоколад текут в наши желудки таким же, если не большим, потоком, что и прежде. Меры контроля для борьбы с распространением инфекции должны основываться не на диетических рекомендациях, а на перепадах широт и экологическом знании. Учитывая то, что мы знаем о летучих мышах, охрана их местообитаний должна стать для нас приоритетом, хоть стейк мы оттуда получаем, хоть оладьи.

Ясно, что такие меры должны принимать правительство, государство. Никакая группа взаимопомощи в Бристоле даже гипотетически не сможет инициировать подобную программу. «… Нам нужно (на известный переходный период) государство. Этим мы отличаемся от анархистов», — это Ленин. Или вот Уоллес: «Перед лицом возможной катастрофы и в самом деле было бы предусмотрительно начать накладывать драконовские ограничения на плантационное хозяйство и монокультурное животноводство — факторы нынешней пандемической чрезвычайной ситуации». Обратите внимание на слово «драконовские». Прогрессистов всех мастей оно заставит содрогнуться, но им стоит вернуться к главе, посвященной рабочему дню, в первом томе «Капитала»: 10-часовой рабочий день — первая победа пролетариата, ставшая возможной, когда немного ужесточилось до того слабое и уклончивое
фабричное законодательство. Капиталистическую эксплуатацию морковкой не обуздать.

В теме тропических лесов недавно появился аналог 10-часового рабочего дня: срок полномочий президента Лулы да Силва. С 2004 по 2012 год сведение леса в бразильской Амазонии сокращалось самыми быстрыми за последнее время темпами, что еще более примечательно, потому что идет вразрез с тем, что происходит в других странах Латинской Америки и Юго-­Восточной Азии. Какими же способами правительство Лулы этого добилось? Применив некоторое количество грубой силы против жадного до земли капитала: расширив охраняемые зоны, регистрируя земельные владения, отслеживая состояние дождевых лесов со спутников, ужесточив лесной кодекс и применяя реальное наказание к пойманным на нелегальной вырубке. В 2012 году скорость сведения леса стала на 84 % медленнее, чем на пике восемью годами ранее. Страна, в которой обитают два миллиона видов животных, т. е. одна десятая от общего числа видов на земле, дала своим лесам отсрочку, сократив выбросы CO2 примерно на 40 %, — возможно, самое впечатляющее смягчение последствий зоонозной и климатической катастроф за всю историю наблюдений. Конечно, долго это не продлилось. Один из бразильских ученых заметил: «Роза
Люксембург как-­то замечательно сравнила революцию с локомотивом, взбирающимся в гору: если она не движется вперед, то сползает назад, и тогда реакция побеждает. То же можно сказать и о реформах. Два срока Лулы могли бы стать отличным первым шагом в переходе к чему­-то новому; но второй шаг не был запланирован». Вместо этого к власти пришли крайне правые и упразднили все светофоры в Амазонии. От чего и в самом деле можно содрогнуться, так это от зоонотического и климатического наследия, которое оставит Болсонару.

А что же в Китае? После SARS правительство приняло несколько формальных мер по пресечению торговли дикими животными, выпустив законы с такими дырами, через которые и носорог пролезет. Диких животных разрешено разводить на фермах (Братья Хуанун). Список охраняемых видов в последний раз обновлялся в 1990 году и не включает по меньшей мере тысячу местных видов, в том числе летучих мышей, — следовательно, их потребление не регулируется, несмотря на последствия для общественного здоровья. Наказания ничтожны, ужесточение отсутствует, высокие прибыли и мягкие наказания подталкивали дилеров к продолжению накопления капитала — пока SARS­CoV-2 не подвиг правительство запретить употребление любых диких животных, как отловленных на свободе, так и выращенных в неволе. Ученые, и не только они, тревожились, что законы и на этот раз будут нарушать. Группа китайских ученых в журнале «Science» предложила ввести бессрочный запрет и на употребление в пищу, и на содержание диких животных, подкрепив его высокими штрафами; Цзинцзин Юань и его сотрудники пошли еще дальше, призывая приговаривать к пожизненному заключению любого, кто ест мясо диких животных. Владение, транспортировку и сбыт диких животных следует подвергать аналогичным санкциям, государство должно вести список видов, разрешенных для продажи — этот список может периодически сокращаться, — и отправлять летучие инспекции на рынки (вспомним инспектирование заводов).

Что можно сказать против такой жесткой линии? Слышались доводы, что нужно взывать к морали потребителей и склонять их к воздержанию. Этот довод игнорирует три фактора. Первое, если SARS было недостаточно, чтобы отвратить покупателей от «мокрых» рынков — исследования показали, что осведомленность о риске почти не сократила их количества, — то и на воздействие SARS­CoV-2 в этом плане надеяться не стоит, как уже заметно по некоторым признакам — например, онлайн­-продавцы рекламируют рог носорога и другие части редких животных в качестве лекарства от короны, — становится ясно, что полагаться в этом вопросе на индивидуальное просвещение нельзя. Второе — более строгие законы изменяют нормы. Запрещение использования детского труда на фабриках и рабского — на плантациях привело к тому, что и тот, и другой стали восприниматься как неприемлемые; без этих законов особо черствые эксплуататоры пользовались бы ими до сих пор. Моральный аспект может пережить сами законы. Одна из историй успеха, которую приводит в «Рынке вымирания» Фельбаб­-Браун, посвящена использованию рога носорога в изготовлении йеменских кинжалов-­джамбия. В 1970-х годах спрос на них резко вырос, и это едва не стало причиной исчезновения всей популяции носорогов. Но потом кто­-то вмешался. «Довольно любопытно, что коммунистическое правительство Южного Йемена оказалось гораздо эффективнее в снижении спроса на джамбии, для которых требовался рог носорога, — они сократили спрос на сами джамбии. Они запретили владеть этим оружием и агрессивно изымали его. Поэтому в 1972 году введение запрета на джамбии сопровождалось широкой кампанией по освобождению от них страны, причем продать свои кинжалы заставили даже богатые и влиятельные семьи». После объединения Йемена под властью капиталистического Севера коммунистические принципы не отменили. Запрет не только был «эффективно проведен в жизнь правительством (южным), но и в конечном счете усвоен населением страны». Джамбии с носорожьим рогом вышли из моды. Нам, столь глубоко погрузившимся в эпоху шестого массового вымирания, не показалась бы неуместной подобная смелость в экологической классовой борьбе.

Третье. Если корона-кризис чему­-то и научил, то тому, что попытки склонить потребителей добровольно отказаться от чего­-либо — стратегия прошлого. Правительство Германии не упрашивало своих граждан рассмотреть возможность жить по­-другому: оно в приказном порядке закрыло моллы в Штеглице и развлекательные заведения в Кройцберге. Если существует угроза здоровью и даже физическому существованию населения, не стоит разрешать малосознательным индивидам баловаться с огнем, как им того желательно. Нужно вырвать спички у них из рук. Некоторые утверждают, что полный запрет торговли дикими животными в Китае приведет к финансовым потерям и росту безработицы — были озвучены цифры от 1 миллиона до невероятных 14 миллионов, что, конечно, является оправданием, как и всегда, когда речь идет о «бизнесе­-как­-обычно». Он всех нас может отправить по направлению к Венере.

Однако положить конец торговле дикими животными — задача не одного Китая, а многих других стран. Даже Германия является одним из центральных перевалочных пунктов мировой торговли панголинами. Правительства должны выработать способ искоренить этот способ накопления капитала in toto; для перераспределения следует применить репрессивные меры. Барак Обама намеревался сделать борьбу с торговлей дикими животными приоритетной задачей. И все же к концу его второго срока в стране работали всего лишь 130 инспекторов; только 38 из 328 портов ввели таких сотрудников в свой штат; а общее число собак, натасканных на обнаружение контрабанды, достигло трех. Сравните это — в благополучные времена — с аппаратом по сдерживанию мигрантов. Вот еще одно запоздавшее воззвание: откройте границы для людей и закройте их для товаров, связанных с дикой природой; превратите ICE (US Immigration and Customs Enforcemen, Иммиграционная и таможенная полиция США) и Frontex (от франц. Frontières extérieures — агентство ЕС по безопасности внешних границ) и прочие охранные учреждения в агентства по пресечению вымирания. Однако правоохранительным органам нужно не только задерживать контрабанду на границах, что может заставить поставщиков просто массово забивать живой груз. Нет, в сети должны попасть и посредники заодно.

Главной альтернативой такому подходу является легализация торговли дикими животными и поощрение упорядоченного создания фермерских хозяйств (Братья Хуанун), но теперь перед этой идеей надо опустить занавес. Дикие животные не должны сидеть в клетках. Выращивание их в неволе и продажа на рынках только разжигают аппетит любителей их мяса, а опыт подсказывает, что пойманное в лесу невозможно отличить от выращенного на ферме; первое просачивается во второе, пока есть кому высасывать. Необходимо нейтрализовать спрос как таковой. Поскольку целью употребления мяса диких животных является демонстрация — открытая демонстрация своего статуса перед равными и нижестоящими, — криминализация и фактическое правоприменение должны ударить в самое больное место. Из­-под земли чваниться сложновато будет. Это не значит, как прозорливо подчеркивает Фельбаб-Браун, что жесткая государственная власть — это серебряная пуля. Но она нужна, причем быстро, указывает она. «В отличие от торговли наркотиками — и, можно добавить, множества иной незаконной деятельности, — время имеет решающее значение, в особенности, когда животные становятся жертвами браконьеров в таких масштабах, что им грозит исчезновение». Властям по всему миру необходимо немного переосмыслить приоритеты для их репрессивных аппаратов.

После этого встает вопрос бушмита, это особенно крепкий орешек, который требует отдельного изучения. Можно было бы пожелать, чтобы избавление регионов и стран от бедности само по себе сделало бы бушмит пережитком пошлого, но, увы, эффект может быть обратным: изобилие способно привести к закручиванию вихря вымирания. С одной стороны, слышатся громогласные вопли, что нельзя даже думать о том, чтобы вырвать изо рта бедняка пищу, добытую на охоте. К сожалению, этот аргумент сам себя опровергает, потому что в тот же момент, когда употребление мяса диких животных начинает угрожать их популяции, оно перестает быть основой продовольственной безопасности и превращается в свою противоположность: чрезвычайно ненадежный источник белка. А вымирание и вовсе уничтожает этот источник. Наиболее жизнеспособный спектр мер, по всей видимости, должен включать законы и их применение: отмена сведения лесов и «стимулирование общин на выращивание и потребления традиционной, богатой белком растительной пищи», — другими словами, разрыв ассоциации мяса с хорошей жизнью. Этот разрыв уже заметен в самых богатых странах. И если у кого­-либо есть долг возглавить и поддерживать глобальный поворот к растительному белку, то именно у них.

Нечего и говорить, что такие меры — всего лишь начало; например, по­-прежнему придется иметь дело с местными факторами сведения лесов — и если приступить к ним на будущей неделе, то инфекционные заболевания не исчезнут по щелчку пальцев. Лечение симптомов никогда не перестанет быть важным. И тут, пожалуй, стоит посмотреть на Кубу, похоже, располагающую запасом возможностей на любой случай и продолжающую служить миру в качестве подручной бригады скорой помощи, в том числе в условиях этой пандемии: в марте 2020 года кубинская бригада в составе 53 врачей прилетела в Ломбардию. Они прибыли спасать захлебнувшиеся больницы одной из богатейших провинций Европы. Всего страна разослала 12 бригад; остальные направились в Ямайку, Гренаду, Суринам, Никарагуа, Андорру, а сама Куба согласилась принять пораженный короной круизный лайнер, который прогнали от других Карибских островов — в полном согласии с «медицинским интернационализмом», который не перестает ставить в тупик как экспертов, так и злопыхателей. В 2010-х годах этот бедный и малочисленный народ отправил на работу за границу больше врачей, чем вся Большая семерка: больше, чем Красный Крест,
«Врачи без границ» и ЮНИСЕФ вместе взятые.

Когда Эбола терзала Западную Африку в 2014 году, сотни врачей и медицинских сестер бросились на пропитанную миазмами линию фронта; когда циклон Митч поразил Центральную Америку и Гаити в 1999 году, туда не только прибыли кубинские врачи, но Гавана инициировала учебную программу для студентов­-медиков из зоны бедствия; когда землетрясение разрушило Пакистан в 2005 году, Куба направила туда за год 1825 медработников. Канада послала 6. Во время хронической чрезвычайной ситуации мир должен благословлять свою счастливую звезду, что есть хотя бы одна страна, где с коммунистическими идеалами существует хотя бы слабая связь.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.