19 марта 2024, вторник, 07:16
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

03 февраля 2023, 18:00

Американки в Красной России

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу профессора Миннесотского университета Джулии Микенберг «Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой» (перевод Татьяны Азаркович).

В начале XX века для американских экспатов точкой притяжения стал не только Париж с его литературными кафе, но и революционная Москва. В 1920–1930-е годы советским проектом были очарованы многие американские интеллектуалы, особое место среди которых занимали независимые, образованные и решительные женщины — суфражистки, педагоги, журналистки, художницы и реформаторы. Многие из них отправлялись в Москву в надежде на наступление новой эры, в которой они не просто будут независимы от мужчин, но и станут равноправными строителями нового общества. Они спасали голодающих детей, работали в сельских коммунах в Сибири, писали для московских или нью-йоркских газет, выступали на советских сценах. Джулия Л. Микенберг в своей книге рассказывает истории этих женщин, раскрывает сложные мотивы, стоящие за их действиями, и демонстрирует путь, который большинство из них проделало от романтической увлеченности до тяжелого разочарования советским экспериментом

Предлагаем прочитать начало одной из глав книги.

 

«Взгляды, прикованные к России»

Репортерши из Moscow News

Размышляя о своей поездке в СССР в 1927 году, Вальтер Беньямин высказал мысль, что в Советском Союзе изобрели новое умение видеть — для тех, кто желал смотреть в нужную сторону: «По сути, единственная порука правильного понимания — занять позицию еще до приезда. Увидеть что-либо именно в России может только тот, кто определился». Справедливость этого замечания особенно хорошо сознавали американки, писавшие для Moscow News в 1930-х годах, о чем наглядно свидетельствует контраст между их опубликованными материалами и личными заметками или письмами. Когда американки «приковывали взгляды к России» (и свои собственные, и американской публики), им приходилось справляться не только с обычными обязанностями журналистов, но и с собственными желаниями, возникавшими у них как у политически ангажированных идеалисток.

Осенью 1930 года Анна Луиза Стронг основала газету Moscow News по просьбе руководства коммунистической партии, которому нужна была новостная площадка и источник информации для англоязычных технических специалистов. Этих людей, как прекрасно понимали большевики, советский эксперимент привлекал и интересовал в силу очень разных причин: лишь немногие из них были верными идейными паломниками, которых влекла коммунистическая мекка. Хотя Стронг — верная сторонница, но не член компартии — рисовала в своем воображении критическую, умную и независимую газету, которую хотелось бы читать американцам и внутри, и за пределами Советского Союза, она вскоре узнала, что независимой журналистики в Советском Союзе не существует, особенно на площадках, создававшихся с благословения властей. Притом что эта газета никогда не была сама по себе независимой, присутствие в редколлегии Стронг и еще нескольких сотрудников, искренне преданных журналистике, превратило Moscow News в причудливый гибрид информации и пропаганды.

Пропаганду называли «настоящим лекарством от одиночества», и это справедливо в отношении как читателей, так и авторов. Пропаганда задает ожидания и нормы представлений и поведения, которых могут придерживаться отдельные люди, — не только потому, что от них этого требуют, но и потому, что они сами этого хотят, поскольку, поступая так, ощущают себя частью некоего целого. Американцы в Москве, писавшие о Советском Союзе для читателей в США, делали это не только для того, чтобы повлиять на отношение соотечественников к СССР, но и для того, чтобы воздействовать на саму Америку, сделать ее более похожей на страну, где им хотелось бы жить. И точно так же, как из дневников сталинской эпохи выясняется, что советские люди действительно пытались жить с оглядкой на советские идеалы, размышления американцев о жизни в Советском Союзе были, по сути, упражнением в самопреобразовании.

В автобиографии «Я меняю миры» (1935) Анна Луиза Стронг написала: «Поиски выхода из человеческого одиночества начались для меня целую жизнь назад». Многих западных людей влекла к Советскому Союзу прежде всего возможность пойти по этому пути. Для тех, кто искал «цельности и связности, стремился положить конец отчуждению, которое возникло вместе с обретением личной самости», притяжение Советского Союза оказывалось непреодолимым, пусть даже его заманчивые идеалы оборачивались неосуществимыми фантазиями.

Большие надежды, которые Стронг поначалу возлагала на газету, сама газета и практический опыт нескольких нанятых ею корреспонденток (ни одна из них не состояла в партии) вызывают целый ряд интересных вопросов. В какой мере журналистки, писавшие для газеты, оставались орудиями большевистской пропаганды? Верили ли они сами в то, что писали? Что значила для них эта работа? Эти сотрудницы Moscow News, грезившие об осмысленной работе, осмысленной жизни и построении общества нового типа, разными способами пытались уравновесить правду и мечты. Сильнейшее желание Стронг выступать «созидателем среди хаоса» — то есть создавать нечто разумное и положительное, быть частью чего-то большего, выходя за личные границы, и, наконец, достойно проявить себя, — повлияло на характер созданной ею новостной площадки и ее редакционной политики, пусть даже особенности издательской деятельности в Советском Союзе и ограничивали возможности газеты. В результате старания Стронг приносили ей скорее чувство бессилия, чем удовлетворение, но некоторые из сотрудников редакции находили способы, выполняя редакционные задания, извлекать из них какую-то пользу и для себя. На долю же других выпали в итоге суровые испытания, каких самой Стронг не доводилось пережить даже в худшие времена.

Сотрудничая с газетами и публикуясь, журналистки в Советском Союзе вступали на международное поприще, где верховодили мужчины, а также получали возможность самореализации. Понятно, что их привлекала возможность собственными глазами увидеть новые общественные механизмы, поучаствовать в их создании и затем поведать о них миру, тем более что среди этих нововведений были и попытки наделить женщин равными с мужчинами правами. Как представительницы «женской» журналистики в США, они уже прославились «живыми личными репортажами» и «разгребанием грязи». Теперь же эти американки, рисуя картины жизни в Советском Союзе, сознательно работали над собственным публичным имиджем. Это неизбежно сказывалось не только на манере их письма, но и на их восприятии самих себя. Пытаясь примирить желание рассказывать «правду» с желанием вызывать к жизни новые виды правды, эти женщины вступали в разнообразные и сложные отношения со своей работой.

Анна Луиза Стронг и традиция женской журналистики в Советской России

Анна Луиза Стронг, написавшая более десятка книг и бесчисленное множество статей о Советском Союзе, была самым плодовитым хроникером, знакомившим американских читателей с советской жизнью. В силу своей поразительной работоспособности Стронг стала самой заметной из журналисток, освещавших события в Советском Союзе. Вопреки заявлению Уитмана Бассоу о том, что «в первые годы в Советской России редко можно было увидеть женщин-журналисток», именно они (а многие из них работали внештатно на разные издания) в первую очередь формировали представление иностранцев о Советском Союзе, особенно в первые годы его существования.

Луиза Брайант, Бесси Битти, Рита Чайлд Дорр и Мадлен Доти были в числе тех, кто предлагал читателям самые яркие рассказы о русской революции. Другие журналистки и фотокорреспондентки продолжали вращаться в преимущественно мужских газетных кругах Москвы по крайней мере до середины 1930-х годов. На страницах главных ежедневных газет, общенациональных и международных периодических изданий и в десятках книг женщины раскрывали такие важные подробности повседневной жизни, которые часто оставались вне поля зрения более известных журналистов-мужчин — например, Луиса Фишера, Уолтера Дюранти и Юджина Лайонса. Сам отбор материала, совершавшийся журналистками, и, в частности, их внимание к культурной жизни и к «женским вопросам», таким как забота о детях, воспитание и образование, социальное обеспечение, возможности женщин в сфере трудоустройства и в общественной жизни, а также законы, касающиеся брака, развода, контроля над рождаемостью и материнства, тоже во многом помогали формировать западные представления о новой России. Moscow News как издание, созданное по инициативе советских властей, заметно отличалось от той журналистики, у истоков которой стояли Брайант, Битти, Дорр, Доти и многие другие, однако большинство сотрудниц ее редакции писали также и для различных американских газет и журналов — от The New York Times до Ladies Home Journal. К тому же сотрудничество с Moscow News служило стабильным источником дохода для женщин, которым хотелось жить в Москве.

Стронг вдохновилась примером Луизы Брайант, чья книга «Шесть красных месяцев в России» (1918) изначально публиковалась по частям: ее печатали более десятка разных американских и канадских газет — от принадлежавших агентству Херста New York American и Toronto Star (последняя была самой крупнотиражной газетой в Канаде) до айовской Waterloo Evening Courier. В материалах Брайант находилось место и личному опыту, и политическим портретам, и комментариям, причем особое внимание уделялось женщинам и «женским вопросам». Брайант, Битти и некоторые другие корреспондентки задавались целью противостоять тому, в чем они усматривали погоню за сенсациями, призванными повышать популярность газет и подпитывать американскую страсть к скандальным россказням про большевиков. Позже эту задачу взяла на себя и Стронг.

У Брайант имелись связи с людьми, с которыми очень хотела познакомиться Стронг, в том числе «публика из Liberator… люди из Civil Liberties… из Nation». В свой черед Стронг, которая еще не могла представить, что в будущем сама станет хроникером советской жизни, договорилась о публикации статей Брайант в Seattle Union Record — газете, ставшей преемницей Daily Call и гордившейся тем, что правдиво освещает для своих читателей мировые события. В декабре 1918 года Стронг написала Брайант:

Вы умеете показать идеализм так, чтобы он засиял, но при этом не казался бы запредельно-невозможным и не выглядел просто частью духовного мира, как у [Линкольна] Стеффенса. Вы показываете человеческий фон — то, что происходит с простыми людьми, обычными прохожими… Та убедительная картина, которую вы создаете, — как раз то, что сейчас нужно больше всего.

Во время своего первого визита в Советскую Россию в 1921 и 1922 год (значительная часть этого времени была проведена в больнице после перенесенного тифа) Стронг загорелась идеей: показать советскую жизнь в положительном свете для читателей из США. Правда, пока ей не удалось увидеть ничего, кроме разрухи. И все же она вспоминала:

Мне ни на минуту не приходило в голову, что можно покинуть навсегда эту страну, этот хаос, в котором зарождался некий мир. Именно хаос и притягивал меня, и вид творцов среди хаоса. Я тоже хотела поучаствовать в этом сотворении… Америка перестала быть первопроходцем в мире. Мировая война низвела ее до положения вожака имперских государств.

В 1935 году, вспоминая свои первые впечатления от новой России, Стронг писала:

Мне казалось тогда — и по-прежнему кажется сейчас, — что Россия находится на переднем крае человечества и идет в наступление.

Оправившись от тифа, в январе 1922 года Стронг вернулась в Польшу, как того требовал ее контракт с АДКСО, но несколько месяцев спустя вновь приехала в Россию — уже корреспонденткой журнала Hearst’s International. В свободное время она безвозмездно публиковалась в левой прессе. Изначально она надеялась получить работу на полную ставку в Federated Press — газетном синдикате левого толка, — но тамошнее руководство так и не позаботилось проделать нужную подготовку и отдать распоряжения, которые позволили бы Стронг жить и работать в Москве, и в итоге его вполне устроило, что поддержку ей обеспечит капиталистическая пресса. Стронг утешала себя мыслью, что ее будет читать более широкая публика, и все-таки отказ больно уязвил ее.

Стронг как журналистка и лектор отличалась поразительной плодовитостью. Она жила в основном в Москве, но каждый год приезжала на несколько месяцев в США и свидетельствовала там о жизни в Советском Союзе. И всё же Стронг не могла отделаться от ощущения, что для советского общества она остается посторонней, а неудачный опыт работы в колонии имени Джона Рида заставил ее усомниться в собственной способности что-то всерьез изменить в советской стране. Желая расширить кругозор, в середине 1920-х Стронг съездила в Китай, где в правительстве Сунь Ятсена коммунисты сделались влиятельной силой. Там она познакомилась с некоторыми хроникерами китайской революции 1925–1927 годов (закончившейся изгнанием коммунистов из Китая) — среди прочих, с Милли Беннет, Евгением Ченом, Уильямом Промом и Агнес Смедли (все они в дальнейшем в том или ином качестве сотрудничали с Moscow News). Съездила Стронг и в Мексику, где США и СССР соперничали за влияние на мексиканское правительство, пытавшееся стабилизировать положение в стране после революции 1919–1920 годов. Там она познакомилась с русской феминисткой Александрой Коллонтай, послом СССР. Стронг начала понимать, что могла бы взять на себя уникальную роль — толковательницы революции для буржуазной печати:

Моя работа превратилась в какую-то игру между редакторами и мною; мне забавно было наблюдать, удается ли мне «надувать» их, протаскивая нужные мне идеи. Я понимала, что «денежные журналы» меня не возьмут: они очень много платили за другое — за тонкую защиту капитализма при помощи легкомысленных рассказов и статей. Зато можно было печататься в десятках других изданий: я ведь хорошо овладела приемами ремесла… некоторые редакторы обзывали мои материалы пропагандой, но все-таки брали их за яркость; просто после них они помещали другие статьи, где поносили все советское… Некоторым редакторам мои материалы нравились, и они сами помогали мне «надувать» владельцев газет; не всегда такие засиживались на своих местах долго. Но если один пропадал, всегда находились другие.

Стронг считала, что ее положение не только уникально, но и необходимо. Она сознательно взывала к чувствам «жителей больших равнин и городов американского Запада»; использовала «простые слова» и избегала разговора о «большевиках» или «коммунистах», чтобы попусту не морочить читателей, стараясь пробудить в них по отношению к русским глубокое сочувствие и чувство товарищества, которые испытывала сама. Стронг была убеждена, что может одновременно служить коммунистам и разговаривать с неискушенными в политике американцами, а еще — что может делать это с абсолютно чистой совестью: ведь она транслировала из СССР тот демократический дух, который, по ее мнению, ее родная страна уже утратила. И в Moscow News она видела инструмент для выполнения этой задачи.

У истоков Moscow News

В 1930 году С. Ю. Рутгерс, бывший директор кузбасской колонии, высказался о необходимости создать в Москве англоязычную организацию, куда иностранцы могли бы писать о том, что их волнует, и присылать жалобы. Михаил Бородин, старый большевик, с которым Стронг сблизилась в ту пору, когда он был главным агентом Коминтерна в Китае (с 1923 по 1927 год), знал о том, что Стронг давно хотела основать англоязычную газету в Москве, и вот теперь он сообщил ей, что пришла пора*. Многие западные деятели считали Бородина, который несколько лет прожил в США, человеком умным, рассудительным и отзывчивым к их интересам; Стронг, конечно, была очень рада случаю поработать с ним.

Стронг уже не раз приходилось сталкиваться с советской бюрократией, и после этих столкновений она испытывала досаду и разочарование, и все-таки она согласилась набрать сотрудников в штат и заняться выпуском газеты — при условии, что Бородин возьмет на себя общение с чиновниками. В письме к отцу Стронг писала о новой работе:

[Она] впервые позволит мне постоянно общаться с людьми, которые строят новую Россию… Мне кажется, поставив перед собой такую задачу, я буду приносить гораздо больше пользы и значительно расширю круг личных знакомств.

Она понимала, что дело это не из простых:

Главное — писать такие материалы, которые подойдут американцам, но при этом не слишком взбесят тех русских, которые тоже будут их читать… Но уж на этом я, как никто другой, набила себе руку.

Стронг хотелось собрать такой совет директоров, где были бы представлены все ведомства, у которых есть наемные американские сотрудники — в промышленности, торговле, транспорте и сельском хозяйстве, — и создать план финансирования газеты через подписку: так эти самые наниматели гарантировали бы «независимый» статус новой газеты.

Стронг уже воображала живую, доступную для понимания, но интеллектуальную газету, где публиковалась бы смесь новостей, тематических статей, читательских писем и юмористических зарисовок, а также «объявления об экскурсиях, достопримечательностях, театральных постановках и обо всем том, что может вызывать интерес у оказавшихся здесь англоговорящих людей, чтобы они хорошо представляли себе здешнюю жизнь и были в курсе важных событий». Конечно же, газета будет просоветской, но Стронг не хотелось, чтобы этот коммунистический орган печати был к тому же уснащен тяжеловесным большевистским жаргоном.

Хотя Стронг уже попросила Бородина взять на себя улаживание всех бюрократических вопросов, она все-таки опередила его и показала свой план Валерию Межлауку — заместителю председателя Высшего совета народного хозяйства, в прошлом похвально отзывавшемуся о ее книгах. Стронг напомнила ему, что сама не состоит в партии, и спросила, не будет ли это препятствием. Межлаук, одобрив план Стронг, заверил ее в том, что ее беспартийность, напротив, будет вызывать большее доверие к газете у иностранных специалистов: ведь они в большинстве своем тоже не были членами партии. Стронг, которая таким неявным образом напрашивалась на предложение вступить в партию, была разочарована, однако решила, что лучше все равно работать не на капиталистов, а на Советы — независимо от того, нужна ли она им в качестве «товарища-творца» или просто «квалифицированного сотрудника». Позже она заметила: «Из темного прошлого моей юности поднял голову старый бес противоречия: "Я им не нужна — что ж, пусть посмотрят, как я умею работать"».

Слухи о новой газете распространялись быстро. Известные корреспонденты — в том числе Юджин Лайонс, Луис Фишер и Уолтер Дюранти — обещали поставлять материалы для публикации. Стронг написала знаменитым авторам, с которыми была знакома, — например, Синклеру Льюису, Эптону Синклеру, Теодору Драйзеру и Льюису Ганнету, — и попросила их присылать статьи. А сотрудников в штат она набрала из говоривших по-английски москвичей.

Покончив с подготовительной работой, Стронг на несколько дней уехала из города; за время ее отсутствия Межлаук понизил Стронг в должности: теперь она стала ответственным редактором. Низведение до такого подчиненного положения было оскорбительным, но Стронг дали понять, что исполняющий обязанности главного редактора почти не будет появляться в редакции и ни во что не станет вмешиваться. И работа началась.

«В первое время сотрудники нашей редакции были полны энтузиазма», — отмечала Стронг. Хотя самой Стронг предложили ежемесячный оклад в размере 600 рублей (что соответствует приблизительно девяти тысячам долларов сегодняшними деньгами) с дополнительными выплатами за каждую статью, она отказалась получать больше партийного максимума и убедила весь штат сотрудников взять на себя такое же «обязательство ударной бригады».

Нам надоело, что русские думают, будто американцы мечтают только о долларах; нам хотелось, чтобы все видели: и мы тоже люди благородные. Мы решили показать этим коммунистам, которые смотрели на нас как на продажных чужаков, что мы ничем не хуже них!

Несмотря на хорошо продуманные планы Стронг, вряд ли подписка на газету позволяла покрыть расходы на ее издание; разумеется, она никогда не была по-настоящему «независимой» и почти наверняка получала ассигнование от советского правительства. И всё же на первых порах Стронг по большей части сама определяла политику газеты, и дела шли в целом так, как она и задумывала, если не считать нескольких препирательств с цензорами, с трудом понимавшими американский юмор. Стронг отдавала газете все силы. «Мы все работали в одной комнатушке: писали, печатали, брали интервью, и всё это — под натиском толпы нетерпеливых посетителей». Стронг написала, откорректировала и даже отпечатала на машинке значительную часть материалов для первого номера.

Я работала как в горячке или тряслась от усталости, но ум мой работал ясно и делал всё, на что не хватало времени больше ни у кого. Наконец-то настало то время, когда я развернула полезную деятельность в этой стране.

Объявив на страницах The New York Times о начале выхода Moscow News, Уолтер Дюранти приветствовал появление «первой американской газеты» в Советском Союзе и заметил, что, хотя в газете «русские новости ожидаемо подаются в оптимистическом ключе», она при этом «выглядит похвально свободной от "пропаганды"». Забегая вперед, отметим парадоксальность того факта, что это замечание сделал человек, который сам позднее подвергся нападкам за некритическое освещение голода 1932 года и других сторон советской жизни. Однако внимание Дюранти к вопросу о пропаганде — пусть даже ему самому трудно было сохранять объективность — наводит на мысль о том, что журналистам, работавшим в СССР, эта проблема была хорошо знакома.

На первой полосе первого выпуска Moscow News красовался созданный Евгением Ченом смелый модернистский коллаж: заводы, небоскребы, мост и строительный кран с толпами людей, размахивавшими флагами, окружали документ с надписью «Пятилетний план», над которым, в свой черед, помещались чертежный циркуль и молоток. В верхней и нижней частях этой композиции располагались слова, вторившие знаменитому высказыванию Ленина о том, что коммунизм можно будет построить, опираясь на советскую власть и американскую деловитость: «Советская власть плюс американская техника равно социализм». Под руководством Стронг новая газета обозначила эту тему, указывая на важную роль американских специалистов и одновременно прославляя советские достижения и обращая внимание на разрастающийся экономический кризис в США. В первых выпусках рассказывалось об американских рабочих, которые обещали систематически перевыполнять нормы производства, упоминалось о приезде важных американских и британских гостей и сообщалось о «кризисе безработицы в Америке». Не был обойден вниманием и саботаж: газета докладывала о расстреле сорока восьми «вредителей», «погубивших урожай», что напоминало о внедрившихся в народную гущу врагах и о необходимости всегда быть начеку.

Газетные выпуски имели восемь страниц и обычно включали театральные обзоры, книжные рецензии, спортивные колонки и новости об англоязычных мероприятиях в Москве — в дополнение к неприукрашенным репортажам о текущих событиях с просоветских позиций. Почти в каждом номере на последней странице помещался фоторепортаж — как дань документальной эстетике, которая в ту пору повсеместно укоренялась в США.

Газета с самого начала проявляла внимание к «женским вопросам»: одна из первых фотоподборок с характерным названием «Равенство на деле» была посвящена женщинам разных профессий. В другой статье рассказывалось о том, как «советское государство научно применяет» контроль над рождаемостью. Политика контроля над рождаемостью в СССР отличалась от общемировой практики «подходом, свободным от религиозных табу и основанным на "заботе о детях"» (впрочем, в этой же статье упоминалось о том, что «государство считает обязанностью каждой здоровой женщины выносить и родить трех-четырех детей»).

Придерживаться избранного Стронг стиля или оставаться «похвально свободной от пропаганды» газете было суждено недолго. Через три месяца Стронг в очередной раз отправилась в США в свое ежегодное лекционное турне, и за время ее отсутствия газета заметно поменяла направление. Руководить изданием стал Товий Аксельрод, «партийный политик мелкого калибра», и «статьи сделались скучными и наполнились революционными терминами». Суд над саботажниками в промышленности освещался с такими обильными и утомительными подробностями, что легче было пробежать текст между строк и просто согласиться с тем, что обвиняемых следует признать виновными. Публиковались длинные обсуждения пятилетнего плана и переводы речей разных советских политических деятелей. Почти все материалы печатались без указания авторства.

Вернувшись в Москву, Стронг не узнала свою редакцию: многие из набранных ею сотрудников ушли, зато в штате появилось большое количество новых переводчиков и машинисток. У Стронг не осталось даже собственного стола, так что ей теперь приходилось писать дома, а во время периодически проводившихся редакционных собраний — стоять посреди комнаты. Оставшиеся американские авторы теперь в основном перерабатывали статьи из советских газет, которые передавали им переводчики, зарабатывавшие вдвое больше их. Вот к чему привели обязательства «ударной бригады».

 

* Вероятно, Бородин надеялся и на то, что эта газета поможет улучшить его собственное положение: после того, как большевикам не удалось захватить власть в Китае, его понизили до замдиректора деревоперерабатывающего комбината, а потом поставили на должность еще менее значительную — фабричного инспектора, — прежде чем перевести в народный комиссариат труда, где он уже отвечал за «отношения со специалистами и иммигрантами из Америки».

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.