19 марта 2024, вторник, 13:23
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Лекции
хронология темы лекторы

Александра Маяк в «Клубе»: реалии музыкальной индустрии сегодня

16 марта в рамках «Публичных лекций Полит.ру» в московском клубе «Клуб» Александра Маяк, основатель инди-лейбла /ракурс/, промоутер, ex-организатор фестивалей Motherland, рассказала Лере Антоновой о том, как в сегодняшней действительности выживает музыкальная индустрия, как себя при этом чувствуют российские музыканты и каковы их перспективы.

А. Маяк: Касаемо музыкальной индустрии — я как раз нахожусь очень близко к ней, в ней, общаюсь с самыми разными музыкантами из абсолютно разных жанров, из разных городов и с абсолютно разными возможностями, и им, естественно, было нелегко всегда, а сейчас появились некоторые другие события. Мы как раз создали лейбл, который бы объединял артистов, создавал какую-то семейственность, поднимал бы какие-то ценности и рассказывал как раз о молодых талантах. В нашем лейбле есть абсолютно разные люди — например, 17-летний музыкант из Ярославской области, который написал нам на почту, и мы ему помогаем. Он выступил со своим кумиром, тоже небольшим артистом, но это было его счастье — первое выступление в Москве. Также есть музыканты, которые преподают в Вышке, и они тоже поют абсолютно о разном. Но им всем есть место, и мы им всем помогаем. 

В чем сейчас их проблема? В том, что у нас закрываются какие-то клубы, какие-то площадки недоступны для музыкантов. Когда всё это началось, музыканты начали массово уезжать. Как это складывается сейчас? Мы видим дыры в фестивалях, на лайнапах. У нас были какие-то крупные имена и крупные фестивали, а сейчас их нет, и сейчас что-то делается для поддержания прошлого вау-эффекта, который давал, например, «Пикник» «Афиши». Собственно говоря, о привозах мы уже и забыли, мы забыли, что значит, когда к нам, например, приезжает Билли Айлиш, всё это прекрасным образом отменяется. Все концертные агентства работают с небольшими артистами и привозят небольших узкожанровых артистов, которые не обращают внимания на ситуацию, что, естественно, редкость. Мы начинаем поднимать молодых музыкантов, чтобы они смогли заполнить те самые образовавшиеся дыры, чтобы они чувствовали себя хотя бы комфортно. А что такое комфортно? Когда ты молодой музыкант, у тебя есть прекрасный закрывшийся проект «Институт музыкальных инициатив». Ты мог туда зайти, прочитать методичку по тому, как тебе надо выложиться, — и всё. И дальше тебе надо искать по чатам, каналам и пабликам специалистов, которые тебе помогут. Ты просто банально стучишься во все клубы, стучишься в то, куда ты ходишь. Вот есть большой артист, он тебе нравится, он выступает в клубе, допустим, «Агломерат» — и вот у тебя мечта, ты хочешь выступить, как он. И ты пишешь им в личные сообщения паблика: «Здравствуйте! А можно у вас выступить?» И что теперь делать? Интернет-культура вообще породила огромное количество музыкальных проектов, музыка стала доступнее, ее удобно и быстро делать. И чтобы она стала популярной — иногда это дело случая, иногда это дело огромной работы. И нет культуры, которая у них заложилась. 

Я изначально, чтобы прийти в индустрию, пролоббировала кучу журналов и сайтов, я следила за всеми мероприятиями, я понимала, кто за что отвечает, для меня это было невероятно важно. Вот ты приходишь на концерт, видишь организатора и понимаешь, что вот — вот это организатор концерта! И это именно тот человек, который всё сделал, всех позвал, и ты понимаешь, сколько всего он вложил в это и сколько сил он потратил. И музыканты, которые играют, — ты понимаешь, что они делают в этом месте, в это время, что им надо во время этого выступления. А у молодых, у нынешних музыкантов нет такого понимания, потому что они не успевают за всем этим следить и никто не успевает их обучать. Я недавно для себя поняла, что у нас нет какой-то преемственности в музыкальной индустрии, которая бы подсказала, как надо себя вести, если ты не часть большого лейбла и тебе по какому-то выстроенному продюсерами контракту надо вести свой проект. Нет, здесь нужен определенный вектор развития для тебя как для артиста, ты должен либо его выбрать сам, через тернии, либо же тебе его может кто-то подсказать. А куда стучаться, чтобы кто-то мог тебе подсказать? Всё закрывается, всё теряет бюджет, всё урезается, какие-то спонсорские истории — это уже сказка. 

Сейчас приходится всё поднимать своими силами и своими руками. Музыканты боятся выступать и самостоятельно делать свои сольники, потому что это траты, для этого надо что-то уметь, они не могут полноценно доверять людям, которые работают в этой индустрии, потому что они боятся этого. Наши музыкальные СМИ научили нас читать договоры. Была вот громкая история с Антохой МС и его продюсером Шумом, как раз когда какие-то пункты не были соблюдены. Я к этой ситуации отношусь так, что не правы обе стороны: было какое-то слишком агрессивное поведение продюсера и недостаточная организованность своих процессов со стороны артиста. Но музыканты не понимают этого, они ранее не сталкивались с этим, поэтому они читают самый мелкий текст, везде ищут подвох и перестают доверять. А я здесь выступаю в качестве человека, который искренне любит этих музыкантов, искренне хочет, чтобы они выступили хоть где-нибудь, и хочет им задать этот вектор, о котором я говорила ранее. Они боятся иногда, а иногда не понимают, что им позволено, а что не позволено. 

На самом деле я сейчас перечислила большое количество проблем, но не структурировала их. У тебя был общий вопрос касаемо того, как эти события повлияли на это всё — понятно, что плохо повлияли, понятно, что у нас мир разделился на тех, кто за, на тех, кто против, на тех, кто уехал, и на тех, кто просто не знает, что дальше делать. Но тем временем у нас появилось три огромных концертных площадки, многие задали свой новый вектор развития. Допустим, я работала с Пашей Камакиным, который из «16 тонн» ушел, и теперь он занимается Summer Stage и «Агломератом». Мы с ним вместе поработали, и я просто посмотрела на то, как он всё это видит, как он это мыслит, и «Агломерат» снова зажил новой жизнью, когда он начал грустить, потому что там проводилось по одному концерту в месяц. А сейчас там абсолютно новая для этого клуба программа, которую они пытаются развивать. Господи, в «Агломерате» всегда были отвратительные туалеты, а они их починили — и знаете, это победа, наверное. Но если даже такие изменения происходят, то здорово, что никто не останавливается, потому что… А что еще делать? Эта фрустрация в индустрии будет с каждой проблемой, но людям всегда нужна музыка. Я недавно делала концерт одному музыканту, и он меня перед этим спросил: «А сейчас вообще можно выступать? Это нормально? А вдруг у людей сложности, проблемы?» Да всегда у людей сложности и проблемы, каждый день умирают люди, какие-то знакомые у кого-то, и этот вечный траур нельзя переносить на культурную жизнь. Культурная жизнь всегда была и будет, ее надо развивать, и эти события скорее подстегнули снова заниматься тем, чем мы занимались какое-то время назад. Надо вернуться, переосмыслить и запустить что-то новое по-новому.

Л. Антонова: У некоторых исполнителей есть мнение, что сейчас музыкальная индустрия в целом разрушена. А ты говоришь, что всё еще стоит продолжать делать музыку. Зачем она нужна? Зачем нужно продолжать делать музыку исполнителям, если у них, условно, нет сил? Для чего это нужно?

А. Маяк: Разрушена для некоторых музыкантов — ну да, наши крупные артисты стали иноагентами, они уж точно не вернутся в Россию в ближайшее время. Да, их привычное представление о том, что такое их музыкальная индустрия, больше не существует. Но почему-то сегодня после нашей лекции будет концерт, почему-то сейчас еще в куче клубов проводятся эти концерты и не прекращается у людей желание заниматься творчеством. Творчество — это рефлексия, рефлексия — это нормально чувство человека, когда он хочет откинуть какие-то эмоции и получить какой-то отклик, люди хотят веселиться и хотят отдыхать. Для этого музыканты и продолжают что-то делать, но надо спрашивать самих музыкантов. Я, конечно, отвечаю за некоторых, но никогда не лезу в их творчество, для меня это важный фактор. И как раз мой лейбл это ставит — что мы не лезем в творчество, они сами всем занимаются, а мы можем только задать вектор, помочь, сказать, что мы здесь, делай что хочешь, мы с тобой рядом, мы в тебя верим и мы тебя любим. Индустрия-то есть, всё не прекращается, этот конвейер работает. Есть большое количество клубов, и в них поменялись только лайнапы, упала выручка, что-то пришлось заменить или поменять, но это же нормально.

Л. Антонова: Считается, что тяжёлые и сложные времена порождают большие таланты. Так ли это у нас сегодня?

А. Маяк: Те артисты, которые появляются сейчас, в основном, это какие-то поп-проекты, которые за пандемию немножко подразмылись, и сейчас они нашли время и какие-то силы, чтобы что-то выпустить. Я не могу сказать, что есть огромный бум новых проектов. Может быть, я не вижу какого-то супервзмаха, для меня он не так важен, но для людей зарождаются новые смыслы, и они это ищут как раз в музыке, которая, возможно, и была выпущена достаточно давно. Допустим, мы наблюдали, как был выпущен сборник на стихи поэтов, которые как раз пережили эмиграцию и жизнь не на родине. И как раз такие же музыканты, которые были вынуждены уехать, их и перепевают. У меня было достаточно много вопросов к этому сборнику. Я не собираюсь критиковать артистов, которые уехали или которым пришлось уехать, естественно, это очень тяжело и сложно объяснять, я в это не лезу. Всё равно отказ от своей музыки, от своего зрителя — для меня это как будто…

Л. Антонова: Неправильно.

А. Маяк: Да. Та же Монеточка, признанная иноагентом. Мы с ней делали первые концерты, я помню, как это всё происходило, зарождалось, и мне так непонятно, почему она должна была быть в этой ситуации именно тем, кем ее показывают. Почему ее жизнь — у нее прекрасная мамочка и прекрасный муж и у нее всё так хорошо, она такие прекрасные песенки поет, — из-за этой ситуации сложилась именно так? Мне больно из-за этого, я искренно хочу, чтобы у этого человека всё было хорошо и чтобы как музыкант она продолжала свой путь. Но это для нее невозможно, она от этого отказывается, и это ее выбор. Многие же музыканты подстраиваются под ситуацию, продолжают выступать. Здесь можно сказать, что одни правы, а другие неправы, но здесь нет правых и неправых, здесь у людей есть своя позиция, они ее показывают, показывают, что они не безвольные люди, и показывают себя как здравомыслящих людей. Вообще, проявление какой-то индивидуальности — здорово, что в нашем веке люди научились себя показывать. А всё, что они говорят, правда это или неправда, пусть каждый решает отдельно.

Л. Антонова: По каким исполнителям будут судить о нашем времени в будущем?

А. Маяк: У меня, кстати, есть вопрос, потому что сейчас уже все судят почему-то по «Королю и Шуту». Потому что появилась большая рекламная кампания, которая здорово выполнена, в которую столько людей включено, и это уникальная вещь в нашей индустрии. Поскольку она успешная, то почему бы всем снова не вспомнить «КиШ» и снова не говорить, что это тоже наше время? Мы снова начали это слушать, а судя по чартам, мы это снова активно слушаем…

Л. Антонова: Это всё TikTok, потому что 13-летние девочки очень любят «Короля и Шута».

А. Маяк: Я, кстати, надеюсь, что они изучают разное, потому что я, будучи 13-летней девочкой, сидела «ВКонтакте», слушала металкор и писала на него рецензии, но при этом у меня было понимание, кто такой «Ляпис», какие-то рок-группы, какие-то инди-проекты, то есть абсолютно различные формации. В чем сейчас вообще пойнт того, что есть? Что мы имеем? Мы имеем просто огромные возможности в интернете, мы имеем вовлеченность стриминга в то, чтобы показывать молодых артистов и рассказывать о новых проектах. Это, конечно, здорово, но не всегда работает идеально. И мне не кажется, что должен быть кто-то один или что должен быть кто-то, кто показал бы нам всю правду-матку. Нет сейчас таких артистов, скорее всего, и они очень размыты. Кажется, что каждый слушатель, каждый человек получил свою возможность на узкое восприятие музыки: мне нравятся какие-то вещи, и я буду слушать их. Я могу послушать что-то новое, но это тоже будет узко, хоть мы и имеем много жанров. Я, допустим, никогда не бывала в жанре кальян-рэпа, но я слушаю Рамиля или слушаю рэпера Камбулата. Просто Камбулат из Саратова и я из Саратова…

Л. Антонова: Я тоже!

А. Маяк: Ты тоже? Обалдеть! Вот такие вещи случаются, и для меня это очень важно. Я очень ценю свой родной город, и мне очень важно, что там происходит, я буду его слушать и, наверное, люди поймут, что это свой человек. Узкая таргетированность музыки и возможность выбрать то, что ты слушаешь, и то, что ты любишь, — это уникально сейчас, и можно выбрать вообще из всего. Какой-то большой и широкий проект сейчас возвращается, все старички снова начинают осваивать стадионы, а нам почему бы не прийти? Мы же на этом выросли, мы это слушаем и мы это знаем.

Л. Антонова: Но это же совершенно иначе уже выглядит сейчас? Эти старички — они уже старички как минимум.

А. Маяк: Ну, на Меладзе девчонки ходят толпой, и им нравится. Сейчас просто должно умереть вот это понятие эстрады, которое нам дал телевизор и все эти «Огоньки», потому что у нас есть телевизор-радио, который появился в других условиях индустрии, когда наши инди- и андеграундные направления имели какую-то долю, часть. Диски раздавались, в клубы ходили, но об этом так не говорили, об этом не говорили по телевизору. А сейчас, когда о Монеточке, признанной иноагентом, говорят по Муз-ТВ, для меня это немножко шок. Вот всё, что я видела за всю свою жизнь по телеку — видела Надежду Бабкину, а тут я вижу Монеточку рядом с ней, или то, что «Вечерний Ургант» дал. Конечно, в культурном плане это можно достаточно интересно провести, но при этом надо понимать, какой вес это сейчас имеет. Условно, мы не смотрим «Голубой огонек», но, наверное, Первый канал мы в новогоднюю ночь включим по традиции, по привычке, но мы всё равно не увидим тех артистов, которых мы слушаем на стримингах, а вот на «Вечернем Урганте» мы их увидим. Разрыв шаблона. Какая-то надежда на угасание российской эстрады — она появилась, но что нас ждет дальше — это для меня, наверное, большая загадка, и я хочу поразмышлять. 

Возможно, появятся какие-то новые векторы развития, стриминги захватят всех бабушек, может быть, каждый артист сможет делать свое и получать аудиторию. Он и сейчас это имеет, просто выложив что-то в интернет, но насколько это будет влиять? Насколько об этом захотят говорить? Какой человек сейчас должен появиться, какой-то супергерой, который бы не нес откровенную чепуху и пропаганду, был бы верен своим идеалам, не был бы «вылизан» продюсированием? Вот просто сам бы сделал, сказал бы: «Это моя музыка, я так чувствую, слушайте, мои хорошие!» Может быть, это наш герой? Условно, я жду какого-нибудь нового Цоя в лаптях и в джинсах, но для каждого же теперь разные идеалы. Мир изменился, но, по-моему, возможность самовыражения есть. Мы можем помечтать, конечно, но не факт, что это будет.

Л. Антонова: Ты говоришь, что у каждого свой идеал, у каждого свой выбор, своя позиция и в зависимости от позиции — музыкальные предпочтения. Мне интересно, как вообще можно поддерживать музыкантов сегодня, которые тебе нравятся? Потому что понятно, что те, кто «вылизан» и спродюсирован, как ты очень хорошо сказала, и сразу понятно, о ком речь, — такие люди не нуждаются в живой поддержке. А наверняка как раз-таки «маленькие» люди из регионов, которые что-то пытаются делать и которые все-таки хотят подарить свое творчество, нуждаются в поддержке. Как их поддерживать, кроме того, что купить подписку на всех стриминговых сервисах? Наверняка же нужно еще что-то делать для этого?

А. Маяк: Естественно, молодые музыканты со стримингов не всегда что-то зарабатывают. Мы иногда получаем печальные цифры, а иногда мы видим, как человек из-за трех треков становится мегапопулярным и имеет возможность заработка. Это и радует, и пугает, потому что молодые музыканты — это очень сложные люди. Вообще творческие люди сложные, к ним надо иметь подход, их надо успокаивать, им надо рассказывать, что всё будет хорошо и у тебя всё получится, давай вместе что-то сделаем, их надо убеждать что-то сделать! Я, когда создавала лейбл, поняла, что я наконец-то буду иметь эту возможность постоянно. То есть ко мне люди обращались, но через каких-то знакомых: кто-то посоветовал, кто-то как-то увидел и захотел спросить. А теперь есть какой-то бренд, который говорит, что тебе здесь помогут и тебя здесь точно не обидят. Я не знаю, насколько могут быть прозрачными, искренними и адекватными разные комьюнити, чем то, которое создала я, для меня это очень важно. Общаюсь с музыкантами с абсолютно разных регионов — у нас есть Южно-Сахалинск, Вологда, Калининград, Брест — офигеть, какое количество музыкантов, все они разные, все они в чем-то похожи, все они хотят что-то делать и выступать. Поддерживать мы их можем, но у нас денег нет. Денег нет ни у кого из нас, мы просто сидим и пытаемся делать то, во что мы верим. Поддерживаем мы их советами, как я уже сказала, поддерживаем их комьюнити, чтобы они понимали, как можно дальше самостоятельно развиваться, рассказываем, что и как надо делать, но ни один в мире самоучитель, никакая методичка тебя к успеху не приведет. 

Музыканты реально очень много времени тратят на то, чтобы всё это изучить и чтобы понять, как это всё работает, чтобы они не чувствовали себя дураками, когда им говорят про какие-то стриминги, выплаты, про какие-то коды и райдеры. Здесь надо просто по-человечески поговорить, объяснить и рассказать. Должна быть доверительность в отношениях с музыкантом, чтобы он как-то рос и развивался, потому что невероятно то, как иногда развиваются музыканты. Мне нравится история, когда люди развиваются в комьюнити, то есть создают свое комьюнити в Самаре, создают свои фестивали и, благодаря каким-то проектам, которые добились популярности, продолжают свой путь. Это и есть преемственность, обмен опытом, обмен аудиторией. Без комьюнити молодой музыкант, наверное, и не может выжить, если это только не что-то, что случайно стрельнуло. Мы и такие истории знаем, как абсолютно обособленный музыкант, который сидит один в комнате и пишет музыку, становится нереально популярным. Что советовать музыкантам? Я советую им делать то, что они делают, а если они что-то придумают, то я просто могу предложить какие-то свои мощности, для того чтобы это действительно получилось. Нет какой-то методички именно для того, чтобы стать популярным и известным. Вот у меня методичка — делать так, как тебе комфортно и как тебе хочется, я никому не обещаю успех. Я говорю, что тебе должно быть классно, мы сейчас соберем и сделаем тебе первый сольник. Там будет 20 человек, но если ты будешь правильно работать со своей музыкой, со своим комьюнити и со своей аудиторией, то это будет самый лучший концерт в твоей жизни и эти 20 человек запомнят его на всю жизнь. Эти 20 человек расскажут кому-то ещё, а потом еще, и так соберется твоя аудитория. И, наверное, основной совет, как это сделать и как продвинуться, — это уметь общаться, уметь рассказывать о своей музыке и просто не стрематься этого. А то они каждый раз забиваются в углу, ни с кем не общаются, ни с кем не знакомятся и остаются в тени, которую они сами и создали. Выход из зоны комфорта, чтобы пообщаться с людьми, которым так же страшно и некомфортно, — это тоже важно, и для меня невероятно важно донести это до музыканта, каким бы большим лейблом в будущем мы ни были. Всё зависит от самого артиста и от его отношения к своей музыке и к своей аудитории.

Л. Антонова: Ты сказала про фестивали и про поддержку и организацию каких-то локальных комьюнити, и всё-таки я бы хотела обратиться к тебе как к организатору фестиваля Motherland, который многим известен.

А. Маяк: Да, тут, кстати, присутствуют нынешние организаторы фестиваля, команда поменялась, но это реально круто.

Л. Антонова: Да, это очень здорово. Я его посещала давным-давно, и сегодня с высоты своего опыта и возраста хочу сказать, и, наверное, из моих уст это больше смешно звучит, чем цинично, — я понимаю, что сейчас это, скорее всего, совершенно другая картина. И у меня вопрос: как это было раньше и как это выглядит сейчас? Раз уж ты общаешься с людьми, которые организовывают это сейчас, наверняка ты знаешь какую-нибудь кухню. Что поменялось за это время и что представляет собой сегодня этот фестиваль?

А. Маяк: Вообще, я очень рефлексирую насчет этого. Это был первый фестиваль, который я сделала. Я была 15-летней девчонкой, которая просто это сделала. А давай ты это сделаешь? А чего бы и нет! На площадку я приехала после ОГЭ. Я сдала экзамен и дальше поехала. И я не знала ничего, как что делается, но почему-то всё получилось. Это просто мое, и этот фестиваль дал мне незабываемую атмосферу, о которой я только читала тексты и видела картинки, потому что меня мама никуда не пускала. Это были люди, которые по-особенному двигались, танцевали, это были люди, которые чувствовали. Это были музыканты, которые знали, почему они выступают, они знали, что они будут тут делать, и все понимали, что такое Motherland. Для меня это была именно атмосфера, а фестиваль был, может, не супербольшущий, но для инди-индустрии и для определенного пула артистов это уникальность. Потом уже появилась «Боль», но этого чувства не было, наверное, ни на одном фестивале, на котором я была. Всё-таки я сама что-то делала, что-то пыталась. 

А то, что ребята делают сейчас, — это действительно что-то новое. Во-первых, поменялась команда, основатель Motherland больше им не занимается, и ребята вдохнули в это абсолютно новую жизнь. Они его меняют уже по своим вкусам и по своим видениям. Это тоже классная и профессиональная команда, и они хотят его сделать, наверное, с небольшим оборотом назад. Они помнят, что там было, они тоже ходили, помнят, кто выступал, а тут — бац! — и всё надо как-то по крупиночкам собирать, потому что некоторые артисты, которые были регулярными на этих фестивалях, они не могут выступать. Просто не могут, поэтому надо собирать то, что есть. Есть фестивали, у которых есть деньги, есть фестивали, которые занимаются не инди-музыкой, а поп-панком, и сейчас молодежь на это поактивнее ходит — группы «Мука», «Три дня дождя» соблазнительнее, чем Kedr Livanskiy для некоторых. Естественно, это дело вкуса. И то, в какие условия был поставлен фестиваль Motherland всегда, и то, в каких условиях существовали другие фестивали и существуют сейчас — мы, получается, вообще о разных вещах говорим, и чего ожидать, куда захотят пойти люди и сколько денег они захотят заплатить… В первую очередь, некоторые фестивали доносят именно атмосферу — заработок, показ своих артистов, что-то еще… Это всё здорово, но хочется же чего-то настоящего, того, что тебя будет как-то вести дальше и о чем ты будешь вспоминать: «А вот это было просто невероятно». Не рядовой фестиваль, а что-то особенное.

Л. Антонова: Вообще, я ничего не понимаю в организации фестивалей, но меня в целом впечатляет такая организаторская работа, чтобы создать такую тусовку, где и исполнители, и посетители — все кайфуют, всем очень здорово и приятно настолько, насколько я это помню по своему личному опыту, по крайней мере. И наверняка такая большая работа вызывает некоторые трудности. Мне интересно, возникали ли какие-нибудь трудности при сотрудничестве с определенными артистами? Может быть, есть какая-то история, как кто-то кидал посуду и говорил, что никогда к вам больше не придет, вы жалкие... Ну, что-нибудь такое.

А. Маяк: Историй, конечно же, огромная куча. Бывало так, например, что артисты бывали несамостоятельными и за ними надо было везде ходить.

Л. Антонова: Можно назвать имена, мы никому не расскажем.

А. Маяк: Не знаю, я это не очень люблю. Мы же не договаривались с ними, рассказывать или не рассказывать. Я про себя расскажу. Помнится, когда ты в первый раз сталкиваешься с человеком, которого ты слушаешь и которого ты любишь, хочется что-то сказать, например, спасибо за музыку. Вот с Лёхой Никоновым было очень смешно, потому что я ему искала новую гримерку, он не был доволен гримеркой. А Лёха Никонов был для меня человеком, чьи стихотворения в пятом классе я переделывала без мата, потому что они мне нравились, и я их наизусть читала без мата, я сама их переделывала. И Лёха Никонов мне такой: «А какого черта у меня тут плохая гримерка?!» Я просто сломя голову выселила каких-то музыкантов, нашла какое-то помещение, спросила всех его музыкантов, будет ли им там комфортно, а Лёха просто такой сложный человек, поэтому к нему надо было просто достучаться. Он потом извинился, сказал: «Прости, я вижу, как ты стараешься», по-человечески обнял — у меня слезы были рекой, я просто была так счастлива, что сам Лёха Никонов, господи! И таких историй достаточно много, но у меня как у девочки всегда какие-то сложности, я всегда как какая-то малолетка на фестивалях. Я сама таскала комбики, гитары и еще что-то, и никто никогда не предлагал мне помощь. И говорить про сексизм — по фигу, ты просто берешь и делаешь. И я всегда понимала, что я это делаю для чего-то — например, для того, чтобы эта тысяча людей, которая стоит, увидели этот концерт, на который они пришли, пришли послушать какую-то конкретную песню, и это должно быть круто. И мне было всё равно, что со мной происходит, хотя у меня ноги отказывали на фестивалях, я теряла сознание, порезалась, что-то еще, то есть для меня это всегда был какой-то экстрим. Я помню, что я не спала три дня, я забывала есть, пить — для меня это вот такое отношение к фестивалю. Я так включаюсь, потому что очень остро это переношу.

Л. Антонова: Да, я хотела спросить по поводу того, что ты женщина, и это часто в коллективах бывает сложно, в коллективах вообще разных сфер. Я просто не придумала, куда это засунуть, но раз уж ты сама начала об этом говорить... Я понимаю, что ты сталкиваешься с какой-то условно физической работой, которую в целом мог бы сделать кто-нибудь другой, но интересно, сталкивалась ли ты с каким-то снисходительным или не очень серьезным отношением? Ты говоришь про возраст, и это, я думаю, тоже играет роль. Было ли что-то такое, что тебя оскорбило на личном уровне?

А. Маяк: На самом деле со своих 15 лет, с которых я всем этим занимаюсь, я всегда себя ставила так, чтобы ко мне не было вопросов. Я четыре года врала, что мне 19 лет, пока не исполнилось 19, и даже когда с музыкантами были доверительные отношения, я очень боялась показывать, что я молодая, просто чтобы не было каких-то лишних вопросов. Я этого избегала и пыталась сделать так, чтобы они не думали о том, что я вообще человек. Нет, я работаю и хочу сделать так, чтобы всё было классно. Я делала очень много ошибок из-за отсутствия какого-то опыта, мне никто не говорил: «Саш, плакать не надо, ты вот плачешь у всех на виду — зачем так делать?» А я вообще не знала, как это делается! Я просто хочу сделать тысячу дел, которые я как девочка сделать не могу, у меня не получается. Но потом просто получилось работать с ситуацией, работать с собой и показывать делами, что на самом деле есть. Сейчас я научилась, например, прекрасному слову «делегирование», поняла, что я не подниму тысячу вот этого всего и все барабаны не перенесу, но есть люди, которые могут это сделать. И теперь я себя чувствую хотя бы женщиной, и я могу просто сесть на стульчик и сказать: «Сделайте это и сделайте это, это моя работа, я получаю за нее деньги, а вы получаете деньги за это». Но вот этот уровень эмпатии пришлось поубавить, хотя он до сих пор невероятно высокий, поэтому за каждым музыкантом, который зацепил меня одним своим словом, буду следить и буду ему помогать, потому что для меня это важно. Ну, человек я такой.

Л. Антонова: Мы с командой делаем газету «Зинзивер» о культуре, о молодежи и о не-молодежи, и я надеюсь, что все наши слушатели подписаны на наш телеграм-канал, а если нет, то это нужно сделать в срочном порядке, потому что планируется интервью с уже упомянутым Лёхой Никоновым. И мне как человеку, который работает над развитием нашего медиа, интересна практическая сторона вопроса. У меня очень мало опыта в продвижении какого-либо продукта, поэтому все мои рекламные попытки бывают нелепыми. То есть я сижу на сцене, рассказываю о том, что нужно два раз хлопнуть в ладоши, топнуть ногой, подписаться на газету «Зинзивер» — и под подушкой появится айфон. Я не знакома со способами рекламы и продвижения, а ты как человек, который сделал свой лейбл и который помогает артистам, наверняка знаешь, как работать над своим брендом. Расскажи об эффективных способах или о привычных способах на примере своего лейбла.

А. Маяк: Я уверена, что люди до того, как меня увидят, не знают о существовании лейбла «Ракурс», каким бы интересным и крутым для некоторых он ни был. Собственно говоря, все эти small-продукты должны иметь какой-то кредит доверия. Допустим, «Зинзивер» появился в 2018–2019-м году, если я не ошибаюсь, и я, например, очень хорошо об этом помню и знаю, и для меня это слово говорит достаточно о многом. И не только о жутких ночах, проведенных в баре, а и о том, какой контингент туда ходит, что происходит, как это воспринимается. То есть изначально он уже есть и людям это знакомо. Но почему все, кто туда ходит, не знают про газету? Я видела, что в «Южной рюмочной» она лежит на кассе, ее можно посмотреть и потрогать…

Л. Антонова: Во всех рюмочных лежат какие-то остатки наших печатных версий.

А. Маяк: И было здорово, что об этом хотя бы можно узнать, потому что для того, чтобы быть подписанным на телеграм-канал газеты, надо понимать ценности клуба. Я как посетитель клуба не смотрю его афишу, потому что хожу только на точечные события и не за всем успеваю следить, и мне просто надо понимать, о чём вы вообще пишете и для кого пишете. Для меня как для человека из музыкальной индустрии важно, о каких артистах вы пишете и какие артисты появляются у вас. И если там действительно будет интервью с Лёхой Никоновым, то это надо пушить по разным комьюнити, которые как раз знают, кто такой Лёха Никонов. К моему сожалению, его не все знают. При этом коллаборации никто не отменял. Это очень удобно, когда можно просто обменяться аудиторией, получить офигенный опыт, сделать классный проект и при этом, возможно, ничего не потратить. Раньше были прекрасные паблики «ВКонтакте», которые занимались буквально тем же. Например, паблик «Хрущёвка», который и занимается интервьюированием, и какие-то анонсы делает, поддерживает каких-то музыкантов и помогает им — вот, это тоже выход. Коллаборация — это тоже очень классная вещь, которая дает некий кредит доверия новым читателям и новым подписчикам, и это тоже важно воспринимать. 

Всегда очень сложно пиарить что-то новое, это путь через тернии к звездам, и продукт не сразу становится востребованным. И в пиаре коллаборация — это всегда новые и необычные люди. Сейчас все снова вспомнили 2009-й год и стали всюду приглашать Николая Воронова, это автор песни «Белая стрекоза любви». Его снова начали приглашать по барам петь «Белую стрекозу любви», и все снова стали это вспоминать, реагировать, приходить в это место. Я думаю, что ты суть поняла: нужно сделать что-то необычное, чтобы это давило как раз на болевые точки ностальгии.

Л. Антонова: А в целом, если заниматься продвижением... Вот я становлюсь промоутером и занимаюсь каким-нибудь проектом или каким-нибудь продуктом…

А. Маяк: Сочувствую (смеётся).

Л. Антонова: …теоретически. Я тоже молодая и в процессе я получаю высшее образование, то есть у меня есть учеба, с ней мне периодически бывает очень сложно совмещать вещи, которые мне по-настоящему интересны, особенно с возрастом и с увеличением курса. Как вообще совмещать всю эту историю? Учишься ты или училась, может быть? Как всё это работает?

А. Маяк: Привет моей маме! Я бросила универ, и родители заставляют меня пойти учиться обратно. Я этого делать не хочу, и это моя принципиальная позиция. Я проучилась один курс, но уже работала на большом дистрибьюторе на хорошей должности. Она меня устраивала, я занималась тучей проектов. Я очень сильно застудила шею, не могла ею двигать, была в повязке и ходила с ней какое-то время, и в обеденный перерыв на работе я сидела и писала эти конспекты, слушала в наушниках лекции, переписывала какие-то тетради по философии. Было интересно, мне это не сложно, я люблю учиться и что-то понимать.

Л. Антонова: А где ты училась?

А. Маяк: В РГГУ на рекламе. До этого я пять лет конкретно занималась рекламой и социальными сетями, у меня есть какие-то кейсы и проекты, и я пошла учиться. И, в общем, ситуация была такая: я очень долго готовилась к экзамену, застудила шею так, что не могла ею шевелить, при этом у меня готовится лейбл, то есть свой огромный проект, лейбл, а для меня это суперважно! И я поехала на экзамен, хотя мне никто о нем не сказал, это нигде не было обозначено, но как-то я знала, что он есть, поехала на пересдачу, где ответила на один билет из серии: «Ну, выбери там что-нибудь и скажи что-нибудь». А я учила все десять! Я говорю: «Один?!» — и заставила слушать все десять билетов, которые я выучила. Это было ужасно, и я поняла, что я здесь никому не нужна. Я должна кому-то доказывать, что я это знаю, умею и буду там специалистом, когда я и так в этом работаю. 

Мое отношение к образованию обсуждаемо, может быть, я когда-нибудь поменяю свою позицию, когда мне действительно захочется научиться чему-то, но у людей, которые тоже будут заинтересованы в том, чтобы и я этого хотела, а не те, кто лекцию от балды написал, начертил и рассказал. Не знаю, для меня это было как-то унизительно, и учиться у людей, которым это просто неинтересно, я не хотела. Возможно, я не нашла своего вдохновителя. Но я пока не вижу для себя смысла заниматься образованием, потому что у меня много дел. Как говорил Толстой, не надо читать новую книжку, когда у тебя в голове есть идеи — реализуй сначала эти идеи, а потом уже возьмись за чтиво, когда у тебя голова будет пустая, и не отпускай свои идеи. Спасибо папе за Толстого. А тут, в общем-то, я реально не успела и реально отказалась от этого. Возможно, в ущерб себе, но не в ущерб своей мечте поддерживать артистов. Всё успевать невозможно и действительно приходится от чего-то отказываться. Ты занимаешься кучей проектов, у тебя всё круто, ты мелькаешь во всех СМИ, тебя все узнают и знают, но ты ничего не ешь и должен просить еду взаймы у друзей. И тут ты либо что-то точечно выбираешь и отказываешься от половины желаемого, либо ты нормальный белый человек и после выпуска из вуза уже начинаешь чем-то заниматься полноценно и серьезно. Но так тоже не всегда бывает, у всех разные истории. Кого-то, например, вытурили из школы и он начал открывать свои клубы и делать какие-то проекты, а кто-то закончил вуз и еще получает пятое образование, ему это по кайфу, и у него всё получается. Это личное дело, и тут надо просто расставить приоритеты. Бросать универ я, конечно, никого не призываю, а то мама убьет, как меня, например, уже три года пилят, поэтому… Мама, я тебя люблю!

Л. Антонова: Ты говоришь, что ты расставила свои приоритеты, и у тебя есть много дел, которыми ты занимаешься. Я смотрела один вебинар, на котором ты рассказываешь, как выживать музыканту, как себя вести и как раскручиваться. И там, в самом начале, когда ты представляешь свою деятельность и то, чем ты занимаешься, есть такой пункт, который называется «Консультация с музыкантами», то есть ты проводишь какое-то консультирование. Как это выглядит? Я понимаю, что там наверняка даются какие-то советы по продвижению, чтобы раскрепостить человека, которому страшно и который боится что-то сделать, но ты можешь привести пример? Может быть, какого-то артиста из своего лейбла.

А. Маяк: У меня есть очень классный пример, и я, наверное, горжусь им больше всего. Я открыла эти консультации просто из-за того, что понимала, что я могу что-то дать, но я не умею просить за это деньги. То есть я человек, абсолютно не понимающий, как за то, что я делаю, я могу получать деньги. Со своих музыкантов я вообще ничего не могу взять, а есть люди, с которыми наши интересы не сходятся, но я могу им чем-то помочь. И вот, допустим, мне несколько раз какой-то музыкант засылал демки, приглашал на свой концерт, и всё это было настойчиво. И тут я даю объявление о том, что даю консультации по абсолютно мизерной цене, мы пообщаемся час, я отвечу на все вопросы и расскажу то, что надо. И вот ко мне приходит один замечательный артист, мы начали с ним общаться: чем он занимается, как он хочет это показывать, как он хочет сделать свое позиционирование. Обычно я жду, что люди скажут, что у них есть материал, они хотят выступать, и того-то, и того-то. Но мне, для того чтобы раскрыть этот потенциал, нужно узнать о человеке больше, и я его спросила, кем он работает, чтобы понимать бэкграунд человека. Оказалось, что он психотерапевт, причем он записывал очень клевые видео про психотерапию, он владеет камерой и делает музыку, которая мне была не близка, но он начал делать что-то новое, что мне уже поближе. И у меня просто внезапно возникла идея: а почему бы ему не запустить подкаст? Он запустил подкаст, я ему помогла, давала какие-то советы, у нас были консультации по его имиджу и по его выступлениям, я делилась с ним какими-то своими идеями по его материалу. И это стал подкаст о ментальном здоровье творческих людей. Он сразу стал приглашать каких-то интересных музыкантов, каких-то деятелей, начинал знакомиться с ними, общаться, и сейчас он выглядит более уверенно. Настолько уверенно, что на него подписались Universal, до того, как они не ушли из России. То есть у него всё получилось, он действительно сделал классный подкаст, я тоже там поучаствовала, он сделал классный проект. И у меня просто радость была за человека, что это действительно вышло благодаря какой-то моей идее. Он лекции в библиотеке с музыкантами и всякими творческими людьми читает, это тоже клево. И он пришел ко мне на день рождения с огромным букетом роз и сказал спасибо! Для меня это было невероятно, человек мне просто сказал спасибо! 

И я уже понимаю, что это ценно — те мои знания и мои какие-то идеи, которые я могу дать, они стоят денег, в компаниях за это действительно платят, а агентства берут за это раз в сто больше, я не преувеличиваю. А тут я могу построить какую-то пиар-кампанию с нуля и сделать так, чтобы мы потратили на нее не 50 тысяч, а 10. И чтобы мы сделали всё, что просит пиар-агентство, но чтобы ты конкретно как музыкант мог себе это позволить и мог это сделать для себя интересным, комфортным и удобным. Я просто поняла, что мне невероятно интересно общаться с разными музыкантами, у которых есть потребность хорошо выпустить свой материал, чтобы он был замечен. У всех разные цели. У кого-то цель — выступить в любимом клубе, у кого-то цель — чтобы о нем написал тот же Motherland, чтобы его заметили. То есть какие-то элементарные штуки могут быть реализованы, когда мы работаем вместе. Просто идеи могут начинаться с того, чтобы сделать какую-то концептуальную обложку или запустить какое-то кросс-промо, написать всем знакомым из регионов, которые тоже сделают какую-то вещь, которая будет важной и будет связана с твоим альбомом. Я сейчас невероятно много этого делаю, но есть удивительный факт — музыканты ленивы. Не все, не буду ставить ярлык, но когда ты им говоришь, что тратишь на них очень много времени, рассказываешь, как должно быть и что они должны сделать, они со всем соглашаются, но не выполняют этого и ничего не происходит, — я просто разочаровываюсь сама в себе. Я сейчас потратила два часа на то, чтобы объяснить человеку, как надо, при этом он абсолютно поддерживал меня, а потом ничего не свершилось. Многие после того, что мы обсудили, и после неуспеха вешают на меня то, что релиз не успешен и что я в этом виновата. Я с некоторым удивлением смотрела на многих и думала: «А чего ты хотел?» Я не требую каких-то суперденег, я офигеть сколько полезных советов даю, отвечаю на все вопросы, всегда остаюсь на связи, но что еще хочет человек? Чтобы я взмахнула палочкой и появилась тысяча охватов, тысяча лайков, всё супер и тебя зовут выступать в самый крутой клуб? Да не бывает такого, и очень разочаровывает, что музыканты не понимают того, что иногда и самому надо ручками что-то делать, сколько бы ты денег ни заплатил кому-то. За тебя этого никто не сделает. Поэтому да, это печальная правда — для того чтобы быть успешным музыкантом, не надо быть только музыкантом.

Л. Антонова: Но бывают же люди, которые стреляют каким-то своим треком? По-моему, ты сегодня упоминала такой тип артистов, которые выстреливают одним или двумя треками. А если человек хочет лежать на диване, но выстрелить чем-то таким — наверняка есть какая-то стратегия? Может быть, определенный жанр или определенный текст. Что для этого нужно сделать? Что нужно спеть, чтобы трек стал вирусным?

А. Маяк: Вот я заметила, что упоминание топонимов, то есть названий городов, мест и неймдроппинг очень привлекательны для слушателей, им понятно, о чем в треке идет речь. То есть там тебе рассказывают, что ты зашел в клуб «Клуб» и был на концерте того-то и того-то. Ты думаешь: «Блин, я тоже ходил в клуб "Клуб", это такое совпадение! Я об этом знаю, и об этом поет какой-то артист! Может быть, мы виделись?» В этом есть какая-то магия и загадка. Вариантов много, и музыканту надо выбрать какой-то комфортный для себя, чтобы не выглядеть чужаком. Поэтому методички не работают, сколько бы ты пунктов ни сделал, всё равно это может не получиться — возможно, таргет плохо сработает, возможно, концерт провалится, всё возможно, и либо этому есть причины, либо просто жизнь так сложилась. Для каждого случая есть совет, но сработает ли он в этом конкретном случае?

Л. Антонова: Это был совет музыканту, который хочет стать крутым и успешным. Нам пора уже потихоньку завершать, и последнее, о чем я тебя спрошу, это совет человеку, который всё-таки хочет создать свой лейбл, стать таким человеком, как ты, общаться и давать консультации музыкантам. Что ему для этого нужно? Потому что это очень много сил и времени занимает, что приходится аж вуз оставлять ради этого. Что нужно для того, чтобы стать таким человеком?

А. Маяк: Честно, я понимаю, что это очень тяжелый труд, и многие могут его и обесценить, и не понять полноценно. Допустим, в моем близком окружении тоже есть человек, который хочет создать свой лейбл. Он закончил музыкальные курсы по музыкальному менеджменту и хочет сейчас правильно поставить себя в музыкальной индустрии. Я работаю уже седьмой год — веду музыкальные паблики «ВКонтакте», пишу о музыке, у меня есть свои блоги, я менеджер артистов, я сделала свои фестивали. В общем, у меня просто тьма всего и я имею различный опыт. А тут человек закончил курсы, он чувствует себя уверенно и говорит, что он сейчас так же сделает. А я понимаю, что я сделала лейбл и хранила эту идею в себе четыре года, то есть у меня уже были возможность открыть какое-то объединение, но тогда я ничего не понимала. А когда я всё это поняла и продолжаю понимать и дальше, поняла, что нужно много общаться, много понимать и быть человеком — иногда удобным, иногда важным для людей, иногда надо делать какие-то вещи, просто потому что их надо делать. Я даже не помню, когда и как вообще я вошла в эту индустрию, я просто взяла и сделала. Правда, это какая-то любовь к этому всему, когда я за отсутствием денег просто хотела, чтобы человек выступил. Я что угодно могла предпринимать, но это было здорово и это был энтузиазм, любовь к делу всегда невероятно важна. А то, что сейчас я придумаю музыкальную индустрию и буду суперпопулярным и рубить бабки — правда, мне тяжело говорить о своем деле как о деле, которое мне приносит деньги, тяжело говорить о том, что этот опыт мне дался очень легко. Я понимаю, что за это время у меня всё-таки седина появилась и я очень многое пережила. Наверное, я не желаю этого людям, но действительно то, что я имею сейчас — общение с уникальными людьми, с уникальными артистами, у нас есть возможность идти вместе нога в ногу и развивать то, что они делают, — это творчество. А вдруг я тоже сделаю новую Земфиру? Которая признана иноагентом. А вдруг это новый Гребенщиков? А вдруг так будет? Я не рассчитываю на то, что это действительно случится, что мы действительно за ручку будем ходить на все большие концерты и перед нами будет красная ковровая дорожка. У меня есть маленькая мечта, и я с маленьким количеством людей ею делилась, но теперь она у меня созрела — я хочу, чтобы мой музыкант, которого я продюсирую и как-то развиваю с самого начала, на концерте которого в каком-нибудь «Главклубе» на 3000 человек стою за кулисами, чтобы толпа ревела под его треки, и чтобы они его не отпускали, и чтобы это был уже третий трек на бис, а я бы просто стояла и радовалась за них! Вот у меня какая-то такая есть мечта, и я понимаю, что это реализуемо, это возможно сделать! И возможно, что одна из групп действительно стрельнет, просто потому что они все искренние и честные.

Л. Антонова: Выходит, что самое главное — это любить свое дело и мечтать?

А. Маяк: Как бы это ни было банально или ванильно, но мне кажется, что это действительно так. Можно это воспринимать, как угодно, но, если честно, я по-другому не умею, мой путь соткан именно такими чувствами.

Подпишитесь
— чтобы вовремя узнавать о новых публичных лекциях и других мероприятиях!

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.