Исследованияпо постсоветской Грузии несколько упускают из виду один интересный аспект приизучении влиятельной сети преступности, которая известна под названием «воры взаконе». Как объяснить стойкость этого явления, и что это говорит о природегрузинской политики и обществе в период двадцатилетнего существованиянезависимой «второй республики»?
Один извозможных ответов на эти вопросы содержится в авторитетной статье,опубликованной в предперестроечную позднесоветскую эпоху, в начале 1980-х гг. (см. G Mars & Y Altman, “The Cultural Bases of the Georgian Second Economy” – «Культурные основания грузинской теневой экономики» [SovietStudies. 1983ю 35/4]). В этой статье авторы утверждают, что рост теневой экономики в советскойГрузии объясняется «глубинными культурными особенностями»; его породилиприсущие грузинской культуре ценности: соревновательный дух (особенно в связи спотребительскими привычками), любовь к риску, честь и семейные связи.
Спустя десятьлет, в первые годы грузинской независимости, когда в стране царил хаос игосударство было близко к распаду, ключевыми игроками в экономике и силовыхструктурах стали представители группы, которая называлась «воры в законе».Возможно, и в этом преобладающем в Грузии явлении проявилось некое культурноенаследие?
История«воров в законе» восходит к временам тюремно-лагерной системы – «архипелагаГУЛАГа», – которая охватывала весь Советский Союз. Там возникали тюремныебратства, призванные защищать своих членов; они действовали в соответствии ссобственными кодексами чести. После периода горбачевской «гласности» и«перестройки» в конце 1980-х гг. советская система рухнула, и Грузия (наряду сдругими республиками, входившими в состав СССР) смогла вернуть себенезависимость. Но этот процесс вскоре стал кровопролитным, потому что странупоглотила гражданская война, сопровождавшаяся неудачными попытками удержать подконтролем Южную Осетию (1991-1992 гг.) и Абхазию (1992-1993гг.). Во время этого хаоса, когда у Грузии практически не было действующейэкономики, на важные позиции выдвинулось новое поколение «воров в законе». К 2003 г. сложилась такаяситуация, о которой тогдашний президент Грузии Эдуард Шеварднадзе (в прошломминистр иностранных дел СССР) сказал: «Воры в законе сожрали страну».
В ноябре 2003 г. произошло народноевосстание, так называемая «Революция роз», в результате которого Шеварднадзебыл отстранен от власти, а ему на смену пришел молодой Михаил Саакашвили. Егоправительство начало масштабную борьбу с мафией. В числе принятых мер были:конфискация имущества; новое уголовное законодательство; реформы тюрем, полициии гражданского образования. В декабре 2005 г. принадлежность к «воровскому миру»приравняли к уголовному преступлению; само понятие «вора в законе» теперьполучило уголовный статус.
В марте 2007 г., после того какпрошла волна арестов, Михаил Саакашвили, обращаясь к тбилисскому парламенту,заявил: «Система криминальных авторитетов сломлена… Некоторые из здесьприсутствующих утверждали, будто парламент маленькой независимой Грузии не всилах сделать то, что не удалось самому Сталину».
Заявлениепрезидента не вполне соответствовало действительности: воровской мир еще отнюдьне погиб. Грузинские воры в законе под давлением правительственных репрессийизбрали ту стратегию выживания, которой пользуется мафия, когда у нее возникаютпроблемы, – переселение. Многие уехали в Россию. Российская пресса отмечает, что средиворов в законе, прибывших из постсоветских республик, 33% составляют грузины(они по численности превосходят даже русских). Но другие распределились поЕвропе, что нашло отражение в недавних событиях:
· Вмарте 2010 г.в Европе были арестованы 69 человек, имеющие связи с «грузинской мафией».
· Произошелконфликт между двумя крупными грузинскими криминальными группировками, во главекоторых стояли воры в законе; он, в частности, привел к убийствам на улицахАфин, Марселя и Москвы.
· Виюле 2010 г.австрийская полиция занялась грузинской криминальной группировкой, котораянаходилась в Западной Европе и, по слухам, финансировала протесты оппозиции вТбилиси весной 2009 г.(В этих протестах, кстати, использовались некоторые элементы риторики,свойственной тюремной субкультуре: демонстранты расставили по всему Тбилисидесятки импровизированных камер-клеток и стояли в них, выражая свой протест).
Здесьвозникает простой вопрос: почему именно Грузия породила столько воров в законе?В России и в самой Грузии бытует поверхностное объяснение, будто в грузинскойкультуре, менталитете и ценностях есть нечто общее с воровским миром. Двоеученых выразили это так: «Грузины… автоматически сопротивляются закону в любыхего проявлениях… Точно так же можно сказать, что только сообщество Воровсоздало в грузинском государстве уникальную для Грузии юридическую систему, вкоторой нет коррупции и которая обладает правовыми санкциями» (см. VD Nordin & G Glonti, “Thieves of the Lawand the Rule of Law in Georgia” – «Воры взаконе иправопорядок вГрузии» [Caucasian Review of International Affairs. 2006. 1/1]). С такой точки зрения, связь междуГрузией и ворами в законе – это обусловленная историей и культурнымиособенностями неизбежность.
Проблема этойкультурологической гипотезы в том, что такие невнятные термины, как «грузинскаякультура» или «грузинский менталитет» не объясняют, почему из всех советских ипостсоветских республик Грузия оказалась лучшим местом для развития воровскогомира. Возможно, разумнее было бы и о ворах в законе говорить с точки зрениядействующих в стране социальных и экономических принципов – как о мафии,которая выступает защитником на рынке, посредником в спорах, собирает налоги,распоряжается в деловой сфере и контролирует территории. Тогда получается, чтоворы в законе, независимо от культурных тенденций и принципов, составляютконкуренцию другим поставщикам услуг в области защиты, а их влияние обусловленоспросом на их услуги.
Такимобразом, в случае с Грузией воры в законе получили власть благодаря двумсоциально-экономическим особенностям республики. Во-первых, к тому моменту вГрузии уже был пропорционально самый большой сектор теневой экономики вСоветском Союзе – по наиболее достоверным оценкам того времени. Политическая системабыла такова, что государство по определению не могло осуществлять защиту иликонтроль в сфере нелегальных капиталистических операций, которые тогдапроизводились. В результате появилась как потребность в альтернативныхмеханизмах для разрешения споров, так и возможность для их формирования.Грузинские архивы свидетельствуют о том, что воры в законе еще в 1980-е гг.выполняли эти функции на черном рынке.
Но советскаятеневая экономика была очень развита и в других республиках – например, вАзербайджане и Казахстане. Поэтому если специфика теневого рынка и объясняетпреобладание воров в законе в Грузии, то только отчасти. Вторая особенностьсостоит том, что в 1990-е гг. Грузия находилась, пожалуй, в более плачевномположении, чем любая другая советская республика. Тогда легализоваликапиталистические операции, и спрос на услуги по защите вырос, но при этоммногие операции оставались незащищенными – на этот раз уже не из-заидеологической ригидности государства (как было в советскую эпоху), а из-за егослабости. Таким образом, развал в грузинском государстве позволил другимигрокам взять на себя функции управления. В других постсоветских республикахэто тоже бывало, но не до такой степени.
Грузинскиеворы в законе были как раз той группой людей, которая могла этим заняться. Уэтого контингента к тому времени уже сформировался статус в криминальном мире:у них было название, кодекс чести и ритуалы, перенесенные из ГУЛАГовскойсубкультуры во внешний мир. Такая репутация становится конкурентнымпреимуществом для любой мафии, потому что статус и репутация представляют собойальтернативу зачастую рискованному и дорогостоящему насилию. Переход в Грузиисопровождался кровопролитиями, и это говорит о сильной конкуренции междустатусом и насилием. Это связано с возникновением нерегулярных военизированныхобразований (например, «Мхедриони» – группы, которую создал вор в законе, нокоторая пренебрегала авторитетом других воров) и коррумпированностью полицейскогоаппарата.
Какпоказывает опыт других мафий – в частности, сицилийской “Cosa Nostra” в 1970-е гг., – мафиозные круги вответ на ожесточенное противостояние начинают понижать входные барьеры. Данныегрузинской полиции подтверждают, что грузинские воры в законе поступили так же.В советское время не могло быть так, чтобы в эти круги попадали люди, несидевшие в тюрьме или чтобы звание «вора в законе» продавалось ради личнойвыгоды. Теперь такие случаи появились, и число грузин с этим званием сталоразрастаться. Продавцы званий рвутся к самообогащению; новоиспеченные воры взаконе ведут себя не по правилам; это всё разрушает миф, согласно которому ворыв законе – это аскеты и люди чести. Как и в любом другом бизнесе, когданачинаются спекуляции с рыночной стоимостью бренда, но капиталом он больше необеспечивается, – это очень недолговечная стратегия.
В свете такихрассуждений, количественное превосходство грузинских воров в законе предстаетиначе. От идеи «глубинных культурных особенностей» можно отказаться. В целомпроцесс объясняется потребностью в разрешении споров в теневой экономикесоветской Грузии, а также капитальным коллапсом государства после 1991 г., когда началасьяростная борьба за добычу, приведшая к непредвиденным результатам.
В 2004 г. начался процессгосударствостроения, в частности, проведена реформа полиции, и это, согласнонедавним опросам, привело к тому, что грузины стали более враждебно относитьсяк ворам в законе. Но эти же опросы свидетельствуют о том, что после Революциироз реформы практически не касались судов, недоверие и неприязнь к которымвозросла.
Помимо решения прочихзадач, администрация Михаила Саакашвили должна исполнить свое обещание исоздать независимую судебную власть. Кроме того, нужнопоощрять гражданские институты, чтобы показать, что государство располагаеттаковыми и готово способствовать честному и прозрачному разрешению споров. Где бы ни были воры в законе – в изгнании или втюрьме, – они всё равно существуют. Очевидно также, что если судьбу Грузии и удалосьоднажды изменить, то процесс снова может смениться на обратный.
Гэвин Слейд (Gavin Slade) работает над докторской диссертациейпо теме «Отчуждение от государства и проблема воров в законе» («Alienated Statehood and the Problem of Thieves-in-Law"») в Центре криминологии в Оксфордском университете (Centre for Criminology, University of Oxford). В числе его работ The Threat of the Thief: Who HasNormative Influence in Georgian Society?" (Воры угрожают: Кто обладаетнормативным влиянием в грузинском обществе? // Global Crime. 8/2 May).
