Мы публикуем выступление известного британского писателя Филипа Пулмана, произнесенное 28 февраля этого года на проходившей в Лондоне в openDemocracy конференции Convention on Modern Liberty (созданной в прошлом году общественной организации, занимающейся выявлением случаев и признаков нарушения гражданских свобод в Великобритании; основатели: Генри Портер, редактор журнала Vanity Fair, и Энтони Барнетт, один из основателей "Хартии-88" и редактор openDemocracy). Среди участников были политики, общественные деятели, деятели культуры.
Я хочу сказать кое-что о том, какой бы могла быть эта нация, и о тех добродетелях, которые поддерживают работоспособность народа. Я не буду тратить время на описание пороков, которые подрывают это, хотя каждый повествователь знает, насколько проще и веселее говорить о пороках, чем о добродетелях. О недостатках этой нации можно рассказать много. Но я сейчас буду говорить не об этом. Как это ни трудно, я сосредоточусь на добродетелях.
Итак, какими добродетелями должна обладать страна, чтобы быть пригодным для человека государством? Во-первых, мужеством. Мужество – это основная добродетель: оно нужно нам для того, чтобы вести себя великодушно, когда нам страшно; чтобы рассуждать здраво даже среди смуты и паники; чтобы в случае необходимости быть готовыми к долгому ожиданию, а не хвататься за временную выгоду. Мужественная нация не боится собственных газет: она будет действовать правильно, невзирая на громкие голоса, призывающие ее действовать неправильно.
Она может пренебречь интересами экономики, когда есть другие, более важные интересы. И да, бывают интересы поважнее краткосрочной экономической выгоды. Такая нация, например, полностью откажется от угольных электростанций. Ей хватит духу, чтобы сказать поддерживающим их финансовым интересам: «Нет, нельзя, и это не обсуждается. Поищите что-нибудь менее разрушительное и инвестируйте туда». А когда возникает угроза извне, мужественная нация здраво оценит ситуацию и предпримет реалистичные меры для ее предотвращения, - и не будет хвататься за пулемет при виде осы.
Вторая добродетель – это любознательность. Бдительность, так сказать. Нация, у которой есть эта добродетель, способна к рефлексии, осознаёт себя, свою историю и каждую нить, которая вплетается в ткань ее культуры. Она уверена, что самое глубокое знание о ней запечатлено в работах художников, писателей и поэтов, и она учит своих детей узнавать, понимать и любить их, потому что благодаря этому они – дети – смогут сыграть важную роль в самосознании и памяти нации.
Нация, у которой развита эта добродетель, будет интеллектуально активной и требовательной; она будет быстро воспринимать, сравнивать и осмыслять. Такая нация моментально распознает попытку правительства ограничить ее свободы. Она помнит, какой ценой она добилась этих свобод, потому что к каждой из них прилагается история. Любое покушение на них будет воспринято как личное оскорбление. В этом ценность бдительности. Когда я согласился выступить сегодня, я и не представлял себе, что я буду говорить о добродетелях; но это стало неизбежным, когда я задумался о том, что могла бы представлять собой эта нация – прежде и сейчас.
Следующая добродетель, которую я сейчас буду превозносить, еще менее очевидна в настоящий момент. Это скромность. Скромность, которую ни в коем случае нельзя отождествлять с приниженностью, ханжеством или самоуничижением. Скромность нации, в частности, состоит в том, что форма соответствует содержанию и стиль не смешивается с сущностью. Например, скромное королевство не сразу можно отличить от республики, потому что королевская семья невелика и ее члены могут проводить большую часть времени, занимаясь построением полезной и интересной карьеры, что не противоречит их царственности; и потому что их личная жизнь остается их частным делом; а люди всегда рады видеть, как члены королевской семьи проезжают на велосипедах.
Почему это важно? Двадцать один год назад Хартия 88 начала показывать нам, что каждый элемент нашей сложной и запутанной неписаной конституции связан со всеми прочими ее элементами. Чтобы исправить одно, нам приходилось менять другое. Чтобы направить поток информации в одном направлении, нам приходилось устранять препятствия в другом месте. Всё это взаимосвязано. Таким образом, культивируя скромность, адекватное понимание своих масштабов и своего положения в мире, мы бы шагнули вперед и снизили бы самомнение политиков, которые воображают, будто бы они противостоят угрозам и защищают западную цивилизацию, тогда как на самом деле они скорее напоминают уличного задиру, раскомандовавшегося на задворках гаражей.
Есть много различных добродетелей, которые я бы мог описать, но одну из них я должен рассмотреть обязательно: это честь. Кто заставил наш парламент считать, что брать деньги в уплату за нарушение закона – это почетно? Кто убедил министра короны, что благородно скрывать правду о том, как кабинет министров этой страны довел нас до войны? Кто внушил правительству, что благородно шпионить за собственным народом? Так происходит постоянно. Мелкие нарушители попадаются; крупные только ухмыляются, разглагольствуя о реализме, эффективности и чрезвычайных временах, требующих чрезвычайных мер.
Просто представьте себе на минуту нацию, обладающую этими качествами – мужеством, скромностью и бдительной ясностью ума, - которые на самом деле у нас под рукой, которые так легко найти, если бы мы только знали это. Представьте себе правительство, которому доверяют избиратели. Представьте себе органы государственного управления, которые относятся к неприкосновенности частной жизни людей так, как если бы охранять ее было бы долгом государства, а не как к стоимости их денег, не как к исторической специфике городского центра и не как к возможности говорить и писать всё, что придет им в голову. Представьте себе нацию, которая лелеет эти качества как своего рода естественное достояние, как некое очевидное благо, которому не требуются никакие основания; как солнечный свет, или доброта, или чистая вода. Или честь.
Прежде чем закончить, я хочу сказать несколько слов о том, как добродетель заявляет о себе в повседневной жизни, в частной жизни. В последнее время я в нашей стране заметил три мелочи, которые позволяют мне надеяться, что дух добродетели – простой, общественной, гражданской добродетели – всё еще жив там, где люди могут действовать без постороннего вмешательства.
Вот один из примеров – я называю это «народным регулированием дорожного движения». На одной из жилых улиц города, в котором я живу, – на улице, где живет множество семей с детьми и где обычно невозможно пройти из-за постоянно шныряющих машин, – люди решили взять инициативу в свои руки и показать, что эта улица для всех, а не только для тех, кто ездит в большой, подвижной, тяжелой стальной штуке. Они устроили на улице гостиную: с диваном, ковриком, журнальным столиком – и стали устаивать чаепития. Они поставили на дороге горшки с небольшими кустиками и деревцами - не блокируя улицу, а просто ограничив скорость движения машин. Они устроили очень забавную клинику для страдающих бензиновой зависимостью. В результате машины могли проезжать, но водителям приходилось напрягать зрение, и они перестали думать, что эта улица предназначена для езды на скорости 30 миль в час. Пространство стало общим. Это была победа: изобретательность и остроумие послужили установлению подобающих стандартов человеческой жизни.
Второе, что я увидел, – это литейный цех промышленной зоны в Глостершире. Они устраивают кастинги скульптур – начиная с миниатюр и заканчивая монументальными произведениями. Компания была основана двадцать лет назад. Они начинали с нуля, а сейчас там вовсю работают более восьмидесяти мастеров; многие из них обучались внутри компании. Когда я там побывал пару месяцев назад, в каждом уголке кипела оживленная, энергичная, творческая работа. Это еще один пример того, что я считаю добродетелью: продуктивная работа. За счет нее повышается положение нации. Джон Рёскин согласился бы с этим; он также заметил бы экономическую угрозу, нависшую над этим.
Третье, что я видел, – это телевизионная передача. У нас в стране есть номинация «поэт-лауреат»; у нас также есть номинация «детский лауреат», и в настоящий момент этого звания удостоился Майкл Роузен, великий человек, по моему мнению. Передача была посвящена его проекту со школой в Южном Уэльсе, где почему-то недооценивалась важность чтения. Он показал детям, их родителям и учителям, что читать важно и что это может обогатить нашу жизнь и сделать нас более вдумчивыми. И он делал это не в соответствии с указаниями учебного плана, не стремясь к плановой цели и не для подготовки детей к тестам. Его выступление от начала и до конца было удовольствием. Волшебством. Радостью. Тамошние библиотекари едва не рыдали от облегчения и счастья, видя, как дети стали приходить в библиотеку, исследовать полки, сидеть там и читать, а также обсуждать книги, которые им понравились. Но библиотеки, конечно, до сих пор остаются под угрозой.
Итак, каким образом эти вещи связаны со свободой и с тем, что угрожает свободе, - с тем, чему была посвящена сегодняшняя конференция? Что общего между преимуществом удовольствия и преимуществом свободы? Всё. В стране, где законодательство выражает страх и подозрительность, не может быть места продолжительному удовольствию; радость не цветет в саду беспокойства. Кажется, что общество, на которое рассчитаны такие законы, должно характеризоваться институцинализированной паранойей, скрытой ненавистью и тихой паникой.
Каждый проблеск удовольствия и радости, который нам удается найти, - это удар по страху; каждое проявление вежливости и доброты, с которым мы сталкиваемся, - это дуновение чистого ветра, развеивающего зловонные испарения. Каждый лелеемый нами пример игры воображения, энергии создания, волшебства искусства и чуда науки – это оружие в нашем арсенале; и я нарочно употребил слово «оружие»: нам предстоит борьба. «Мой дух в борьбе несокрушим»1, - сказал Уильям Блейк, и сейчас у нас именно та борьба, о которой он говорил. Борьба с целью защитить, восстановить и поддержать добродетель, которая могла бы быть естественным поведением государства, хотя сейчас это и не так.
Мы лучше, чем считает наше правительство; мы лучше как нация.
1 Перевод С. Маршака. В оригинале: “I will not cease from mental fight”.
