2 февраля исполнилось семьдесят лет Евгению Павловичу Велихову, Президенту Российского научного центра "Курчатовский институт", и прочая, и прочая... Другой президент, Владимир Путин, наградил его медалью "За заслуги перед Отечеством" второй степени. Правда, на следующий день выяснилось, что к дате был приурочен ещё один "подарок из Питера" - новый директор того самого "Курчатника", где юбиляр президентствует. Михаил Валентинович Ковальчук шагнул на эту должность из кресла директора Института кристаллографии. Новый директор, как и его брат, Юрий Ковальчук, имеет давние связи с Владимиром Путиным. Впрочем, и основатель того, что теперь стало Центром, а ранее называлось Институтом атомной энергии (ИАЭ), Лабораторией измерительных приборов Академии наук (ЛИПАН), и, в самом начале - Лабораторией номер 2, - Игорь Васильевич Курчатов, сам был из "питерских", из Физтеха, из учеников Абрама Фёдоровича Иоффе.
Обратимся, однако, к биографии юбиляра. Кто он, и каким образом попал на научный Олимп? Родом он из Архангельской губернии, как и другая наша учёная знаменитость. Проблема, однако, в том, что во времена Ломоносова высшее образование не было массовым. В пятидесятые же годы двадцатого века усилиями Лаврентия Берии атомных и прочих физиков для создания "ядерного щита" готовили и выпускали в количествах изрядных. В годы шестидесятые, после смерти Курчатова, в получившем его имя Институте работали свыше пяти тысяч человек. Какое такое обстоятельство дало ему стартовое ускорение? Как он получил свой "счастливый билет"?
А ведь действительно, это было именно так - счастливый билет. Как раз в то время один физик... Ивашов - назовём его так, - переоблучился: с физиками это случалось не только в фильме "Девять дней одного года". Переоблучился, но не смертельно - просто был на время отстранён от работы в особо вредных условиях и отправлен в отдел кадров, карточки перебирать... Он-то и выбрал среди прочих карточку Евгения Велихова, когда встал вопрос: кого бы назначить начальником создаваемой в Подмосковье Магнитной лаборатории? Выбрал не по знакомству, не по блату и не по подсказке, а по здравому размышлению. Иначе было вряд ли возможно: покойный Ивашов, хотя и был человеком партийным, даже, не по боюсь этого слова, ортодоксальным - но также честным и умным. Ну, настолько, насколько эти качества вообще могут сочетаться...
А дальше Лаборатория пошла, что называется, "в рост", стала Филиалом. Обычно связывают имя Велихова с термоядерными исследованиями, и это тоже отчасти правда: став замом директора Института, он был прикосновен ко многим направлениям работы. Но вот о мощных лазерах, например, заговорили только в последние годы, а эта тема для Евгения Павловича, можно сказать, родная. Советская физика более всего работала "на войну", коллектив Велихова - на войны звёздные. Делать это можно было по-разному: шестая часть суши была утыкана гнилыми "ящиками", где военпредам лениво “впаривали” какую-нибудь "липу". Продукция же "хозяйства" Евгения Павловича ныне находит спрос вполне гражданский. Так, нефтяники и газовики примеряются резать при авариях и пожарах на скважинах металлические конструкции на расстоянии мегаваттными лазерами. Филиал работал энергично, кое-кто называл его режим "пи-сменным", по фамилии нового директора.
Испытание же плодов этого труда наступило во дни и месяцы Чернобыля. В конце апреля 1986-го Велихов летит туда... Кем? Наверное, "научным руководителем".
До него там уже успел побывать в том же качестве - и получить изрядную дозу облучения - другой замдиректора "Курчатника", Валерий Алексеевич Легасов. По его рекомендации то, что осталось от реактора - "развал" - забрасывали с вертолётов мешками с песком, свинцовой дробью, и, чтобы предотвратить возобновление цепной реакции деления, соединениями поглощающего нейтроны бора.
Но по прибытии Велехова реактор будто "ожил", "задышал" - в "развале" началось движение, пошёл сильный выброс радиоактивного йода и другой дряни. Стало просто жутко. Первое, что приходило в голову: началась самопроизвольная цепная реакция - то самое, чего каждый сотрудник "Средмаша" боялся на уровне рефлексов.
Паники, однако, не случилось - Евгений Павлович в этот момент сохранил управление, поставив коллективу новую задачу. "Дыхание" развала вскоре прекратилось - очевидно, разогревшись до плавления, ядерное топливо где-то там, внутри блока, стекало вниз, прожигая и проплавляя всё на своём пути... Ну, фильм "Китайский синдром" все смотрели?
Чтобы не допустить ухода жидкой двуокиси урана со всей накопленной за три года работы блока радиоактивной гадостью в водоносные слои под реактором, было решено разместить там, ниже фундамента, решётку из труб, охлаждаемых изнутри жидким азотом. По телевизору все тогда могли видеть шахтёров, вручную откатывающих вагонетки из уходящей под блок штольни...
К счастью, эта система охлаждения не понадобилась. По пути вниз расплав двуокиси плавил песок и бетон, смешивался с ними, и застывал в виде уродливых чёрных "слоновьих ног", или, по научному, топливосодержащих масс, ТСМ. До нижней отметки эти потоки не дошли. Правда, на вопрос: "А где же ядерное топливо из реактора?" - никто до сих пор толком ответить не может.
Но тогда никто не предполагал, что расплав реакторного топлива будет так сильно "разбавлен" и утратит проникающую способность. А, с другой стороны, если бы жидкое топливо не повело себя столь неожиданно, а "прожгло" бы бетон, то возведённая под руководством Евгения Павловича преграда его бы тоже не остановила. Ну, на трубках "намёрзла" бы тонкая корочка, а весь остальной расплав прошел бы, как сквозь решето. Этот процесс потом, в августе 1986-го, смоделировали ребята из Троицка, из Филиала.
Получается, зря шахтёры переоблучались, когда копали штольни под реактором? Может быть, и зря.
Но осуждать Велехова за это приказ - всё равно что предъявлять претензии командиру, у которого в ходе жестокого встречного боя гибнут и получают ранения солдаты. Командир в таких условиях может ошибаться, имеет право на ошибку. Вот что он решительно не может - это сказать "я не знаю, что делать", потерять управление. Противником Евгения Павловича тогда была Неизвестность - ведь понять процессы в "развале" удалось, повторяю, лишь три с лишком месяца спустя, в августе. Тогда расчётчики смоделировали и смогли объяснить его "кипение" - это, как оказалось, ранее неизвестное явление получило название: "тепловой взрыв в открытой системе". Вроде бы всего лишь груда горячих обломков, сквозь которую фильтруется, нагревается и уходит вверх воздух - и вдруг начинается движение, дыхание, "саморазрыхление".
А если взглянуть с другой стороны, то здесь, скорее, была победа Велехова, - вернее, взращённого им Филиала "Курчатника" - поскольку именно тамошние расчётчики смогли смоделировать процессы в "развале". И расчётные модели, разработанные для коротких, микросекундных событий, оказались работоспособны при моделировании процессов длительностью десятки и сотни тысяч секунд! Наверное, Евгений Павлович мог гордиться работой своего коллектива.
И, повторим, даже руководствуясь неверными, как потом выяснилось, представлениями о процессах в "развале", Велехов в самые трудные дни сумел сохранить управление коллективом в Чернобыле.
К слову сказать, само это жутковатое явление стало следствием другого неверного указания, отданного предшественником Евгения Павловича. Если бы "развал" не засыпали, а оставили бы в покое, не было бы "теплового взрыва" и второго выброса из реактора, возможно, более сильного и страшного, чем тот, что случился в ночь на 26-е апреля. Впрочем, это другая история...
Кто же он, наш герой? Среди магов, населявших подведомственный ему НИИЧАВО, он определённо походил на Януса Полуэктовича Невструева... Только на какого - У-Януса или А-Януса, учёного или администратора? Второй ответ, наверное, ближе к истине. Но разве это плохо? "Мамы всякие нужны, мамы всякие важны". Вот Игорь Васильевич Курчатов, был в большой степени именно "организатор науки" - было такое словосочетание. Сиречь менеджер. Наверное, для науки это было хорошо.
Между тем, Велихов становился фигурой публичной - ладно что академик, член ЦК КПСС, но - депутат Верховного Совета! Между тем, никакой агрессии и ортодоксии в нём не замечалось.
Покойный Анатолий Петрович Александров, от самого Курчатова и до самого Велихова директор Курчатовского института, а ещё президент Академии наук СССР и большой умница, как-то в свойственной ему манере по-доброму пошутил над нашим героем. В широком собрании, а может и в застолье, он поднял тост: - "Все мы, - говорит, - знаем, как использовать атомную энергию в мирных целях. Некоторые из нас знают, как использовать атомную энергию в военных целях. Но Евгений Павлович знает больше всех нас - он умеет использовать атомную энергию в личных целях!" Анатолий Петрович вообще любил добрые шутки - как-то, будучи в подпитии, прибил гвоздями к полу калоши коллеги-академика Арцимовича... И ничего обидного в этих словах Александрова нету: ведь ещё кто-то из великих сказал, что наука - это удовлетворение собственного любопытства за казённый счёт. А любопытство, оно бывает разное. Видимо, Анатолий Петрович был всё же в большей степени У-Янусом...
Наверное, это будет лучше, если учёный пойдёт в начальники, чем начальник, - что партийный, что ГБшный, что просто чья-то креатура, - воссядет своим мощным алфедроном над наукою. По крайней мере, сегодня мы можем сказать: покойный Ивашов не ошибся в выборе. Последние десять-пятнадцать лет, когда ситуация в нашей завязанной на войну науке стала аховой, Велихов не менее умело "управлял аварией", чем в Чернобыле в 1986-м. Рейды "зелёных" по тылам, равно как и экономический кризис, не разрушили его "хозяйство".
Что же будет дальше - Бог весть. А пока что поздравим Евгения Павловича. Счастливый билет - он ведь просто так не даётся, мы-то знаем...
