«Во всех человеческих делах, прежде всего, достойны изучения истоки», — считал французский историк и философ Эрнест Ренан. В самом деле, первый месяц, первые сто дней (если они не заканчиваются Ватерлоо) правления того или иного государственного деятеля практически всегда становятся объектом пристального исследования, подвергаются скрупулезному анализу. Подобная «мания происхождения» легко объяснима. За спиной счастливого победителя политической игры остались сложные поединки в схватках за обладание желанной должностью. Незадачливые соперники побеждены. Открывается блестящая возможность для реализации самых смелых идей и потаенных мыслей...
14 июля 2007 года миновали первые сто дней президентской легислатуры главы Чеченской Республики Рамзана Кадырова. Правда, официальные мероприятия, посвященные юбилею, пройдут завтра, 21 июля 2007 года. Они были отложены самим Кадыровым (из-за аварии, в которую попал его 12-летний племянник, и из-за гибели начальника РОВД Октябрьского района Грозного Сайпуди Лорсанова).
21 июля 2007 года организаторы юбилейной акции обещают «море информации», в котором «руководство республики будет общаться с народом, с прессой, будут показывать ролики о том, чего удалось достичь за эти 100 дней».
Сегодня президент Чечни не является обычным региональным лидером. Кадыров-младший – это, во-первых, чуть ли не единственный региональный (с формально-юридической точки зрения) политик федерального масштаба. Проблема Чечни, начиная с 1991 года (то есть с момента возникновения новой России), является вопросом состоятельности Российского государства. А потому любой ее лидер (а тем паче лидер, претендующий на самостоятельную политическую роль) будет рассматриваться и внутри страны, и за ее пределами не как фигура регионального уровня. Во-вторых, Кадыров – это единственный публичный политик среди глав российский регионов (кроме столиц), а также единственный президент республики, обладающий собственной (хотя и урезанной до поры до времени) внешней политикой. В-третьих, президент Чечни, который вынудил Кремль (где явно, а где скрыто) пойти на легитимацию фактического статуса «хозяина Чечни».
В-четвертых, Кадыров обладает своеобразной «охранной грамотой» от федерального руководства. В условиях «суверенной демократии» существует «топ-лист» политиков и государственных деятелей, чьи действия не подвергаются публичной критике «вышестоящего начальства». Если речь идет о действиях министров Грефа, Кудрина или Зурабова, а также оценках работы правительства России в целом, то здесь критика уместна. Если же речь идет о таких персонах, как глава ФСБ Николай Патрушев или два гипотетических «преемника», то возможна только положительная оценка. Сегодня Кадыров принадлежит к последней категории «неприкасаемых», чьи действия всячески (и демонстративно) превозносятся президентом Владимиром Путиным и другими высшими должностными лицами. В этом смысле при всей условности аналогий позиция Кадырова очень напоминает положение покорителя Сибири Ермака Тимофеевича. В конце XVI столетия «русскому Писсаро» простили былые прегрешения перед властью и лично перед государем за содействие в процессе территориального расширения Московского государства. В начале века XXI сыну муфтия сепаратистской республики Ичкерия, который, по его же словам, испытывал пиетет к Джохару Дудаеву, прощается все за содействие в «замирении Чечни».
Рамзан Кадыров заявляет, что с войной в Чечне покончено, демонстрирует лояльность президенту России (едва ли не большую, чем любой глава региона), а также делает «восстановление» брендом республики. Того и гляди возникнет идея заявить Грозный в качестве города-кандидата на какую-нибудь Летнюю Олимпиаду. Удачный опыт Сочи (а также постгватемальская эйфория) могут навеять такие мысли какому-нибудь высокоэффективному политтехнологу. Впрочем, Рамзан Ахматович сам себе политтехнолог. А тот факт, что самостоятельность Кадырова потенциально является вызовом и «вертикали власти», и государству в целом, «наверху» никого не пугает. Там уже давно мыслят в категориях «избирательных циклов». А кто, как не Кадыров, сможет хорошо отработать соответствующий цикл, обеспечивая нужный результат и на парламентских, и на президентских выборах. Ради такого случая можно отдать под покровительство президента Чечни не только местный ГУИН и милицию, но и другие не менее важные ресурсы.
Таким образом, интерес ко всем действиям Рамзана Кадырова не идет ни в какое сравнение с интересом к персонам любого из российских губернаторов или президентов республик. Естественно, интерес к «ста дням Кадырова» также велик. Оговоримся сразу. Ста днями его пребывание у власти можно назвать весьма условно. Еще до своей формально-юридической «интронизации» Кадыров был Кадыровым. Фамилия сначала первого вице-премьера, а затем главы правительства Чечни значила больше, чем любой официальный пост. Однако сто дней президентства - это символ. До последних ста дней Кадыров был фактическим, но не официальным главой Чечни. Сто дней назад это логическое противоречие было разрешено в его пользу. В этой связи возникают вопросы. Стал ли этот символический период чем-то принципиально новым для Кадырова-младшего как политика? Прошел ли он политическую перековку из военно-политического менеджера в институционального регионального руководителя?
Как и положено публичному политику, Рамзан Кадыров сам инициировал своеобразное подведение итогов своих «ста дней». 9 июля 2007 года президент Чечни обратился со своим первым посланием к Парламенту Чечни. И если его предшественник Аллу Алханов обращался к парламентариям, скорее, как размышляющий политолог, то Кадыров выступает в иной тональности. В посланиях Алханова было слишком много (для политика современной России) вопросительных знаков и интонаций. В них было также немало рефлексии (в частности размышлений по поводу клановости и непотизма в республике). В послании Кадырова больше восклицаний и утверждений. С одной стороны, это отчет о проделанной работе (конечно же, произносящий речь оценивает ее как успешную), а с другой - программа действий (которые также прогнозируются в качестве новых успехов). Позади - превращение региона из «территории войны» в восстанавливающуюся территорию. Впереди, как говорили в «застойные времена», много интересной работы.
Кадыровым планируется создание собственной республиканской «вертикали». В 2008 году в Чечне будут проведены выборы в органы местного самоуправления (при нынешнем законодательстве ничего, кроме стройной «вертикали», из этого не выйдет). Начнется реализация проекта «Социально-экономическое развитие ЧР на 2008-20011 годы», предусматривающее увеличение валового регионального продукта в два раза (чем вам не увеличение ВВП в два раза). В этой же программе акцент будет сделан и на привлечение негосударственных средств (также знакомая модель, когда в добровольно-принудительтном порядке организуется «социальная ответственность бизнеса»). С одной стороны, чтение текста президентского послания вызывает эффект déjà vu. Знакомые фразы, идеи, выводы. И строительство вертикали, и увеличение ВВП. Чечня лишь с некоторым опозданием повторяет то, что уже вошло в активный «вокабуляр» федеральной элиты (а кое-что туже успело выйти из моды).
В этом плане кадыровское послание не может не радовать. Сразу оговорюсь, какую именно специфическую радость вызывает у меня текст президентского обращения. Лидер Чечни (заметим, популярный лидер) активно осваивает российский бюрократический воляпюк и апеллирует к российским же бюрократическим идеям (точнее сказать, квазиидеям). «Ни одна из ответственных задач, стоящих перед нами на пути подъема экономики, улучшения жизни людей, не может быть решена успешно, пока мы не избавим общество от угрозы терроризма и экстремизма, пагубного влияния организованной преступности во всех ее формах. Новые подходы к противодействию этой угрозе, изложенные Президентом Российской Федерации В.В.Путиным, стали основой программы деятельности органов власти, правоохранительной системы нашей республики», - говорится в послании.
Таким образом, Кадыров и вся республиканская элита встраивается в общероссийское бюрократическое пространство, а через него втаскивает в Россию и Чечню. Однако за этим следует вторая, не менее важная, оговорка. Само по себе бюрократическое пространство России, представляющее большой административный рынок, «маркетизирует» и Чечню. Таким образом, бюрократы кадыровского розлива будут не идеологически мотивированными государственниками и поборниками инкорпорирования Чечни, а эффективными административными менеджерами. Да, они перестают быть военно-политическими менеджерами и переодеваются из шинелей (точнее из камуфляжа) в элегантные костюмы. Да, они будут тысячами нитей связаны с Москвой и другими регионами РФ. Однако их служение России будет ограничено соображениями, во-первых, циничными, а во-вторых, финансово-экономическими (раздел, распил). Тем самым, федеральная элита, включая Чечню в общефедеральный административно-бюрократический рынок, изначально коррумпирует ее. В данном случае мы говорим об изначальном смысле слова «коррупция» (то есть «порча»). На выходе вместо бюрократов-государственников (которых надо долго и нудно воспитывать и отбирать) мы получим аппаратчиков-бизнесменов, которые будут намного больше ценить такие понятия, как прибыль, рентабельность и выгода. Пока же никто не даст гарантий, что прибыль и рентабельность всегда будут ассоциироваться с российской государственностью и общероссийским национальным интересам. Впрочем, эта проблема не ограничивается административными границами одной лишь Чечни. Просто, в отличие от других субъектов РФ, именно у этой республики самые непростые отношения (отягощенные историческим опытом) с Российским государством и обществом. Таким образом, внешняя «россификация» политического языка Чечни - сложное и многоплановое явление, вызывающее как осторожный оптимизм, так и серьезнейшие опасения.
Опасения тем большие, что глава Чечни не собирается отказываться (оставаясь при этом «солдатом Путина») от преференций для своей республики. И в своем послании Кадыров это особенно подчеркнул. Глава республики отметил необходимость выработки такой политики, при которой финансовые ресурсы от реализации и переработки нефти работали бы на экономику Чеченской Республики. Для этого, по мнению Кадырова, должна быть разработана особая программа (вот она российская бюрократическая любовь к программам!) восстановления и развития нефтеперерабатывающего комплекса, нефтяного и нефтехимического машиностроения, приборостроения и промышленной автоматики, развития нефтяной науки.
Однако «сто дней» Кадырова - это не только отчет о проделанной работе и программы действий на будущее. В течение своих первых ста дней президентского срока Кадыров сделал несколько чрезвычайно важных заявок. Его первым президентским указом стало утверждение Концепции государственной национальной политики Чеченской республики. В этой концепции в сжатом виде была дана историософия новейшей истории Чечни с позиций «системного сепаратизма». В этой связи на кадыровскую концепцию следует обратить особое внимание. Этот документ, пожалуй, единственный в России, где кальки с российской Концепции минимальны, а вопросы идентичности обрисованы предельно четко. Во-первых, Концепция фактически отождествляет Чечню с этнической историей чеченского народа. Во-вторых, в ней нет никакого осуждения опыта чеченского государственного строительства 1990-х годов (ответственность неизменно перекладывается на кого-то другого). Об исходе русского населения сказано также вскользь, с использованием эвфемизмов: «В силу стечения обстоятельств и взаимодействия целого комплекса объективных и субъективных факторов республиканского и федерального уровня, в конце ХХ в. многонациональный народ Чеченской Республики был насильно выведен из экономического, политико-правового и информационного поля России. Он стал жертвой широкомасштабных военных действий, унесших тысячи жизней, подвергших почти полному уничтожению экономику и социальную инфраструктуру республики, лишивших сотни тысяч граждан жилья и имущества, многие из которых вынуждены были переселиться в другие регионы России, ближнее и дальнее зарубежье». В-третьих, региональные (и этнические) интересы превалируют. Фактически документ представляет собой проект «этнонационального возрождения», который может быть, как связан с Россией, так и не связан. Он может быть использован и для легитимации процесса инкорпорирования Чечни, и для доказательства необходимости обратного процесса.
Второй заявкой Кадырова стала претензия на роль не просто президента Чечни, но на неформальный пост президента всех чеченцев. Отсюда и разные конгрессы и форумы, и какие-то действия, нацеленные на защиту чеченских общин в целом. При этом Чечня позиционируется как некий магнит для всех чеченцев. Такие претензии в начале 1990-х гг. демонстрировала татарстанская элита, однако впоследствии пост главы Татарстана оказался для Минтимера Шаймиева важнее поста главы всех татар.
В течение своих первых «ста дней» Кадыров показал, что умеет с выгодой для себя решать и кадровые проблемы. Кстати, это тоже очень важный показатель того, насколько уверенно себя чувствует Кадыров. Назначение своего двоюродного брата Одеса Байсултанова на пост премьер-министра подчеркнуло кадровую самостоятельность президента Чечни. Между тем, это назначение - сегодня едва ли не единственный в России прецедент управленческого «семейного подряда» столь высокого уровня. Речь в данном случае идет не о родственных связях президента и одного из депутатов, заместителя министра республики. Речь идет о первых двух лицах одного из субъектов федерации. Тот же Магомедов-младший в бытность его отца Магомедали Магомедова главой Госсовета Дагестана не возглавлял ни правительства республики, ни парламента (во главе последнего был ныне действующий президент Муху Алиев). Таким образом, сегодня «семья» как модель управления не является для Чечни красивой метафорой (как например, ельцинская «Семья», в члены которой записывали одного из опальных ныне олигархов или Валентина Юмашева).
Таким образом, сто дней Рамзана Кадырова не «перевернули» Чечню, однако заявки, сделанные президентом Чечни, показали (или снова подтвердили) несколько важных тенденций. Во-первых, Кадыров-младший, успешно овладел российским бюрократическим языком и правилами общероссийского административно-бюрократического рынка. Во-вторых, этими правилами и вновь приобретенными умениями он будет пользоваться для решения собственных политических задач и для победы в собственной политической игре. За свои сто дней Кадыров четко продемонстрировал, что не будет ни для кого таскать из огня каштаны. Он не будет выступать в роли кремлевского наместника, хотя при любом удобном случае станет демонстрировать свою преданность российскому президенту. За сто дней президентства Кадырова без ответа остался только один вопрос: «Сколь долго интересы кремлевских и грозненских менеджеров будут совпадать?»
