Игорь всегда встречаетменя, когда я прилетаю в Борисполь. Сейчас он почти на двадцать лет старше, чемтогда, когда я с ним познакомился. У него уже несколько седых волос, и вместотого чтобы просить у своего коллеги на время старый побитый «москвич», он ездиттеперь на собственной вполне приличной машине, которая ждет нас на стоянке приаэропорте. Но в остальном он мало изменился. На его лице до сих пор осталосьвыражение вдумчивого и увлеченного студента, хотя годы теперь добавили емунекоторой внушительности.
Игорь Курилец и Генри Марш: два друга, которые используют всё возможное, чтобы модернизировать украинскую здравоохранительную систему
Выходя черезавтоматические двери в зал прибытия, я вижу его в толпе среди таксистов вкожаных пальто и взволнованных родственников с букетами цветов; как всегда,худой и энергичный, он подпрыгивает и подныривает в толпе, стараясь найти меня.А когда мы встретимся, он бросится целовать меня в своей украинской манере, ая, в своей английской – пусть позади уже 20 лет знакомства, – буду неловкоотскакивать и неуклюже гладить его по плечу. И потом он будет настойчивоотбирать у меня чемодан, а я буду пытаться из приличия нести его сам.
Раньше, когда я приезжал,я нередко выходил из зала прибытия взмокшим от беспокойства, так как боялся,что таможенники откроют мой чемодан и найдут там свёрла, пилы, перфораторы,фиксаторы, костные щипцы и отсасыватели – полный комплект металлическихприборов и всевозможных приспособлений, необходимых для вскрытия человеческихголов и оперирования мозга, – которые я обычно привожу Игорю во время визитов вУкраину. Если бы всё это обнаружили, пришлось бы пускаться в пространныеобъяснения, и возможно, давать большие взятки. Но годы шли, популярность Игоряросла; обычно оказывается, что он оперировал либо кого-то из таможенников, либокого-то из их родственников, – и теперь, вместо того чтобы требовать от меняпошлину на ввоз, они с дружелюбными улыбками ведут меня через таможню в обходрентгеновских аппаратов.
Потом мы едем изаэропорта по длинной автомагистрали, вдоль которой раньше росли деревья сокрашенными в белый цвет стволами, а сейчас стоит реклама мобильных телефонов.Здесь собираются строить новый терминал аэропорта, поэтому деревья порубили. ДоКиева ехать миль двадцать, и разговор по дороге всегда один и тот же:
«Как дела?» – спрашиваетон меня на своем специфическом, ломаном английском. Я отвечаю, что неплохо (иличто-то в этом духе), и спрашиваю: «А ты как?»
«В этом году мы делаем посто операций в месяц», – объявляет он так, как будто выступает с речью назаводском собрании. Цифра с каждым годом растет: когда я с ним познакомился,она была в разы меньше.
«Когда ты приезжаешь, этодля меня как выходной. Перезарядка батарей», – радостно добавляет он.
«А что за расследование?»– спрашиваю я с некоторым беспокойством, потому что знаю, что карьера Игоря –как и многое сейчас на Украине – висит на волоске, и прочность этого волосканикому не известна.
«В этой стране всегдатак, – он пренебрежительно пожимает плечами. – Если ты успешен, это надорасследовать».
«И как?»
«Никак. Двадцать летслужебных расследований – и никаких результатов», – он смеется, но я знаю, чтоза этим смехом скрываются годы страха и неопределенности и поломанные дружбы.Разговор вскоре переходит к более практическим темам – в частности, к ценам наспинные имплантаты, которые Игорь сейчас заказывает из Америки. Эта тема живозанимает Игоря (для меня она не так актуальна). Когда вопрос наконец исчерпан,мы уже въезжаем в город.
«А что с экономикой?»
«Всё ужасно. Но это жеУкраина: никогда не знаешь, что будет дальше».
Мы сразу едем в больницу СБУ,расположенную в центре города; въезжаем с Липской улицы через арку с грубоприваренными воротами, которые, дрожа, раскрываются, пропуская Игоря, которыйподъезжает к окошку охраны. Это одна из лучших больниц в Киеве: в конце концов,она строилась для сотрудников спецслужб. В середине находится большой двор, вкотором растет много деревьев и есть бассейн, выложенный синей плиткой, – достаточнобольшой, чтобы в нем можно было плавать, но, я думаю, предназначенный скореедля фонтана. Украина – это страна противоречий и неожиданностей. Я бы ни за чтоне поверил, если бы восемнадцать лет назад кто-нибудь сказал мне, что мнепредстоит помогать украинскому хирургу, который оперирует больных в госпитале,принадлежащем прямому потомку кровавых ЧК и НКВД.
И я бы не поверил, еслибы вы мне сказали, что в этом госпитале я увижу длинную очередь изможденныхукраинцев (и среди них ни одного сотрудника спецслужб) с ужасными, зачастуюнеоперабельными опухолями мозга, – и эти люди будут терпеливо, иногда оставаясьна ночь, ждать, пока мы с Игорем решим, можем мы их спасти или нет.
Маленькая операционная наверху, которую Игорь Курелиц до отказа набил всевозможными видами современного нейрохирургического оборудования
И я бы не поверил, чтонаверху, в конце длинных и довольно мрачных коридоров, будет маленькаяоперационная, которую Игорь до отказа набил всевозможными видами современногонейрохирургического оборудования – компьютерной навигацией, операционнымимикроскопами, отсасывателями, ультразвуковыми аспираторами, диатермическойаппаратурой, стимуляторами нервов, множеством коробок с инструментами длямикроскопирования, не говоря уже об огромном количестве сверкающих титановыхспинных имплантатов, – всем, что было у меня самого в Лондоне. Игорь уверяетменя – и у меня нет оснований ему не верить, – что оборудование у него лучше,чем в престижном Институте нейрохирургических исследований – главномгосударственном нейрохирургическом госпитале, с которым он находится в жесткойконкуренции. Они конкурируют из-за пациентов и из-за денег, которые теприносят. В случае с Игорем это законная плата, потому что он работает вчастной клинике, которая действует на коммерческой основе, хотя и не извлекаетприбыли. В случае с государственным госпиталем оплата нелегальна: пациенты тамплатят докторам за лечение, но, что называется, из-под полы, потому что,теоретически, в государственной больнице должны лечить бесплатно. Такимобразом, Игорь успешно конкурирует с институтом не только потому, что у негосамое новое оборудование и самые надежные методы, но и потому, что он работаетнезависимо, честно и легально. Поэтому у него много врагов.
Войдя в больницу, мы идемв маленький, тесный кабинет Игоря, неловко пробираясь по узкому коридору мимопациентов, которые провожают нас глазами. Я жму руки врачам, которые пришлипоприветствовать меня, – я хорошо их всех знаю, – а медсестра Игоря, Тамара,приносит мне чашку крепкого черного кофе. Всё это стало знакомым ритуалом.
«Давайте осмотрим первогопациента», – говорит после этого Игорь и начинает прием, хотя уже пять часоввечера. Прием будет длиться еще много часов.
Продолжение следует.
Генри Марш – старший консультирующий нейрохирург вAtkinson Morley Wing of London’s St George’s Hospital. Джеффри Смит снял для BBC Storyville документальный фильм “The English Surgeon” («Английский хирург»)о работе Генри Марша и Игоря Курильца в Украине. Генри Марш организовалблаготворительный проект, чтобы собрать денег для работы с Игорем в Украине.Подробности о фильме и о проекте см. здесь: http://www.theenglishsurgeon.com/
