В понедельник, несмотря на мрачный фон после террористического нападения в Беслане, президент России Владимир Путин провел в высшей степени незаурядную встречу с небольшой группой американских и западноевропейских журналистов и аналитиков. Беседа состоялась в его официальной резиденции Ново-Огарево, расположенной за пределами Москвы.
Встреча эта была запланирована как часть двухдневной пресс-конференции по вопросам отношений России и Запада, однако с учетом ужасных событий в школе N 1 города Беслана мы были уверены, что президент ее отменит. Путин провел ее, превратив встречу в личностно выраженный урок общественной дипломатии.
Почему в этот критический момент он встретился с группой иностранцев? Безусловно, президент давал понять США и Европе, что нуждается в их аккуратном внимании в то время, когда он старается преодолеть последствия кровавой трагедии. А конкретно он хотел сказать три вещи. Первое: ситуация на Северном Кавказе больше не ограничивается только Чечней, она связана с десятками потенциальных этнических и религиозных конфликтов в северокавказском регионе. Второе: Запад должен прекратить только критиковать президента России за войну в Чечне; вместо этого ему следует предложить реальное решение проблемы. Третье: некоторые вещи, которые делает Запад, чрезвычайно усложняют ему действия по урегулированию и без того сложной ситуации. Господин Путин особо напомнил нам, что республика Северная Осетия, где находится Беслан, в начале 90-х годов испытала на себе всю тяжесть межэтнического конфликта между осетинами и ингушами. Сейчас, когда среди убитых террористов опознаны ингуши, президент Путин прилагает огромные усилия, чтобы подчеркнуть международный масштаб данного террористического нападения и приглушить роль в этом нападении ингушей и чеченцев (примечательно, что в своем субботнем телевизионном обращении он ни разу не упомянул Чечню).
Несмотря на непрекращающиеся в течение последних пяти лет террористические акты с участием чеченцев, Путину удавалось предотвратить возникновение в обществе резкой античеченской и антимусульманской реакции. Некоторые посчитали, что бесчеловечный характер теракта в Беслане потребует нового отношения и новых подходов. Однако Путин продолжает настойчиво отстаивать свою точку зрения, состоящую в том, что в данном нападении участвовали террористы самых разных национальностей, которых направили на совершение этого преступления исламские террористические группы, находящиеся за пределами России. Таким образом, президент надеется отвести удар репрессий от ингушей, чеченцев и других мусульман.
Президент Путин сказал нам, что готов предоставить Чечне большие права автономии, даже если это будет граничить 'с нарушением российской конституции'. Этому он довольно долго сопротивлялся, несмотря на мощное давление со стороны ряда его советников и международного общественного мнения. Он также заявил, что 'расширит политический диалог' с вовлечением в него большего количества политических групп и лидеров Чечни, в частности, путем проведения там парламентских выборов.
Он целенаправленно похвалил чеченцев за их преданность государству, признал вину России за историческую несправедливость в отношении этой нации, и в заметном диссонансе со своими прежними заявлениями признал, что Россия допускала 'ошибки' во время первой войны против Чечни в 1994 году. Однако он подчеркнул, что этой войной воспользовались исламские радикалы и международные террористы. Президент дал ясно понять, что может разрешить российские проблемы с Чечней - если Запад прекратит говорить о чеченской независимости.
Путин неоднократно отмечал, что хочет наладить конструктивные отношения чеченцев с Россией. Однако поле для налаживания таких отношений быстро сужается. Многие россияне уже призывают к 'израильскому подходу' в ответ на кровавую резню в Беслане, то есть хотят огородить чеченцев высокой стеной. Путин реально ощущает накал страстей. На встрече с нами он сказал, что нельзя исключать возможности переделки законных актов в регионе, что, в частности, будет означать запрет на выезд чеченцев за пределы республики. Если теракты продолжатся, российская политическая среда станет более жесткой. В такой ситуации президент скоро уже не сможет даже говорить о своей политике в регионе, направления которой он обрисовал, не говоря уже о ее реализации.
Итак, сможет ли Путин претворить сказанное в Ново-Огарево в дела? Возможно, но только с помощью Запада. Он предпринял экстраординарный шаг, проведя данную встречу, и мы должны показать, что прислушались к нему. Это повлечет за собой три важных шага.
Первое. Западные лидеры должны заверить Путина, что не ожидают появления на столе для подписания закона о чеченской независимости. Они должны при этом подчеркнуть, что никто не подталкивает его к переговорам или, как сказал президент, к ведению дел 'с людьми, которые убивают детей'.
Второе. Мы должны понять, что подталкивание российского правительства к прямым переговорам с бывшим чеченским президентом Асланом Масхадовым является антиконструктивным. Как и Ясир Арафат, господин Масхадов остается во многом символом борьбы его народа. Это лицо наиболее знакомо всему миру. Однако он является не единственной политической силой в регионе, а его неэффективное президентское правление до второго вторжения русских в Чечню в 1999 году показало, что это не тот человек, который может объединить большинство чеченцев. В самой Чечне и в России существует много групп и личностей, которых Путину следует вовлечь в политический процесс. Таким образом, мы поможем ему обеспечить уход Масхадова с политической сцены без ущерба его престижу.
Третье. Мы должны предложить русским делиться с ними информацией, чтобы они могли нащупать связи бесланских террористов с другими боевиками, действующими в Европе. Британцы, немцы, французы, итальянцы, испанцы и турки уже ведут наблюдение за этими группами и возможно знают о их связях с Чечней. Мы также можем предложить российским военным и милиции возможность для совместной учебы и подготовки с европейскими коллегами по вопросам обеспечения безопасности границ и антитеррористической борьбы.
Время для президента Путина на Северном Кавказе бежит все быстрее. Мы не можем остановить эти часы, но, по крайней мере, способны дать ему больше пространства для маневра.
