Формула Примакова.
Он сделал это.
Предшествующие две недели Кремль тщательно демонстрировал готовность отказаться от премьер-консенсуса в случае, если процедура импичмента войдет в решающую фазу. Ельцин строил рожи и совершал faux pas, напоминая тем о своей легендарной «неуправляемости» и «непредсказуемости». Теперь уже бывший первый зам. его администрации Сысуев максимально прозрачно намекал на полную готовность Кремля к удару. Наконец, вольный стрелок политической интриги депутат Шохин объявил определенно, что отставка будет и яснее всех сформулировал претензии Кремля к Примакову.
Ввиду особенностей политического стиля Ельцина, отставка премьера выглядит почти как личная месть и шаг к новой политической схватке, в то время как роль премьера, напротив, смотрится страдательной и достойной: он сам выступает за стабилизацию и «практическую работу», ситуация в стране в относительном равновесии, видимых экономических провалов у правительства нет (что само по себе выглядит как замечательный успех), и вот на этом фоне - он претерпевает неправые гонения сатрапа. Это, однако, не совсем так.
Примаков был предложен Думе в качестве кандидатуры на пост премьера после того, как парламентарии решительно вознамерились в сентябре 1998 трижды голосовать против Черномырдина, а затем подстраховать возможный ответный роспуск немедленным началом процедуры импичмента. Усиленный двумя «левыми» бонзами, консервативный государственник Примаков являл собой формулу компромисса. Импичмент Ельцин мог получить и без него, и в этом смысле вступление процедуры в завершающую стадию автоматически отменяло «формулу Примакова».
Урод в конструктивном семействе.
Довольно точно суть разворачивавшегося в последние полтора-два месяца между Президентом и премьером конфликта описал именно Шохин: Примаков пожинал плоды думской поддержки на фоне усиливающегося и эшелонированно разворачиваемого наступления «левых» на Ельцина, что явно не соответствовало формуле осеннего компромисса. Действительно, аккурат на тот момент, когда, по мнению кремлевских аналитиков, экономический буфер, созданный осенним кризисом, будет в значительной мере исчерпан и перед правительством во весь рост встанет вопрос выплаты долгов и выбора экономической стратегии, - аккурат на этот момент «левые» заготовили Ельцину скуратовский компромат, который должен был поспеть к весеннему размораживанию зависшего осенью импичмента.
Скуратовский скандал, действительно, стал главным информационным событием весны, а попытки Кремля нейтрализовать Скуратова натолкнулись на организованное сопротивление Совета Федерации. В результате, «политическая стабилизация», за которую ежедневно хвалили Примакова думские «говорящие головы», охватывала как бы лишь зону «большой дружбы» между Белым Домом и Охотным рядом, а Ельцин, на которого «левые» не ослабляли давления и вокруг которого кипели «компроматные» скандалы, оказывался единственным источником треволнений и безобразий в этом мире конструктивной работы и позитивных подвижек. «Компромиссный» Примаков же, при этом, сохраняя внешнюю лояльность по отношению к Ельцину, ничуть не собирался жертвовать своим политическим капиталом и выступать в роли буфера между оппозицией в Федеральном собрании и Ельциным. Хитрый международник отвечал только за стабильность, а за нестабильность отвечал буйный дядька Ельцин.
Софья Федоровна.
Однако ключевым содержанием отставки стала интрига вокруг Совета Федерации. Самое значительное политико-юридическое последствие отставки заключается в том, что Примаков в случае чего не будет исполнять обязанности Президента. И неизвестно, кто будет, потому что по Конституции эта функция возлагается на премьер-министра, а не на и.о.
Чеченский пункт, несмотря на свою очевидную юридическую бесперспективность (Конституционный суд еще в июле 1995 года вынес заключение о конституционности соответствующих правовых актов Ельцина), благодаря Гр.Явлинскому почти однозначно получал свои 300 голосов. И тогда дело оказывалось в Совете Федерации. Формально говоря, у Ельцина еще оставался в запасе Верховный Суд (с председателем которого он на днях встречался с семейной теплотой), и можно было бы надеяться, что там юридическая аргументация получит хоть какое-то хождение. Однако само попадание дела в руки Совета Федерации в свете «скуратовской истории» оказывалось для Ельцина критическим.
История отстранения незадачливого прокурора-волокиты продемонстрировала, что совокупное влияние Примакова, «левых» и Лужкова в Совете Федерации значительно превосходит ельцинское. Более того, коалиционное примаковское правительство вполне приемлемо для большинства сенаторов в качестве единственного представителя «федерального центра». Статус Ельцина же, после положительного думского голосования, напротив, становится совершенно неопределенным, а, учитывая популярность Примакова в политической элите и среди населения, попытка отправить его в отставку начинает выглядеть как узурпация. Учитывая три месяца, которые отводит Конституция СовФеду на решение об импичменте, российские политические традиции, усиливающееся влияние Примакова и Лужкова на регионалов и уровень «социальной поддержки» (если так можно выразиться) самого Ельцина, практически никаких шансов на возвращение себе полномочий после этой политической комы у него не оставалось.
Второй политический.
Ельцин не хотел остаться без рук перед лицом не слишком дружественных и хитрых регионалов. Назначая начальника МВД Степашина первым вице-премьером некоторое время назад, он поручил ему не координировать правоохранительно-силовой блок (что было бы традиционно), но именно «работу с регионами», передав полномочия Густова, на которого возлагалась ответственность за провал второго скуратовского голосования в верхней палате (Густов с самого начала был введен в правительство как бы от губернаторов, как «представитель регионов»). Вскоре, в интервью Евгению Киселеву, Степашин весьма прозрачно указал, что между его функциями как главы МВД и вице-премьера по работе с регионами есть прямая связь. А сегодня первые слова Степашина в новой и.о.-премьерской роли были на ту же тему - регионы и региональные лидеры, мол, теперь оплот стабильности.
Ставка Ельцина на то, что даже не слишком сильный «действующий премьер» (к тому же обладающий картотекой и аппаратом МВД) может оказаться для сенаторов не менее авторитетным, чем «сильный», но отставленный, небеспочвенна, хотя в предложенных обстоятельствах и не выглядит надежной. Впрочем, вопрос «надежности» для Ельцина сегодня вообще не стоит.
На первый взгляд, Ельцин еще более осложнил свое положение. Однако в режиме восточной сонливой неопределенности, замешанной на едва различимом коварстве, который навязывал ему Примаков, Ельцин неизменно все эти месяцы проигрывал. С самого начала довольно рисковой игры в Примакова-Маслюкова и консенсус эта комбинация была еще отчасти и личным соревнованием двух зубров современной политической сцены. И позволить под полусонные речи о стабилизации и консенсусе отправить себя в политическое небытие как коррупционера и губителя российских солдат Ельцин не мог.
Он, может быть, и проиграл. Но он не проиграл Примакову. И в этом смысле Ельцин закончил одну из своих бесконечных партий. И на это у него оставался один сегодняшний день.