Мы публикуем полный текст доклада ветерана и действующего участника правозащитного движения,политического заключенного советской эпохи, первого Уполномоченного поправам человека в Российской Федерации, председателяРоссийского историко-просветительского и правозащитного общества"Мемориал". Доклад был прочитан на конференции «Страна в мире», приуроченной к 80-летию Сергея Ковалева.
«Страна в мире» я понимаюбуквально. Это не только Россия и,может быть, в первую очередь не Россия.Я хотел бы думать о неких странах,которых пока нет, и о некоемобъединяющем их Мире, который тоже ещёне существует.
Применительно к этим странам и к этомумиру центральным для нашей конференциимне представляется вопрос о совместимостиПолитики и Права, точнее об условияхэтой совместимости, ещё точнее –о господстве и подчинении в рамкахэтой неразрывной пары. Каковы реальныеотношения этих двух? Устраивает лиэта реальность нас, её невольныхобитателей? Нуждается ли она в переменахи можно ли её изменить? Готовы лимы, проживающие всё равно где на земномшаре, к таким попыткам? и к чемуони могли бы привести? как формируютсяцели огромных людских коллективови возможно ли вмешательство в этоцелеполагание? И, наконец: применима лик этой небезобидной совокупностивопросов блестящая формула МайклаФарадея – «Нет ничего практичнее хорошосделанной теории»?
Помилуй Бог, я вовсе не пытаюсьпредложить даже смутные очертаниямодели, которая была бы адекватнаи умела бы что-то предсказывать.Я просто попробую показать несомненную,по-моему, и отчётливо нарастающуюопасность нынешней глобальной политическойконструкции; принципиальную неспособностьсуществующих международных механизмовпреодолеть эти угрозы; следовательно,острую необходимость искать альтернативнуюмировую политическую парадигму. Такоепонимание было достигнуто более полувекатому назад и породило требование«нового политического мышления»,выдвинутое целым рядом выдающихся фигур20-го века – Бором, Эйнштейном, Расселом,позднее Горбачёвым и Сахаровым. и ещёмногими другими. Понятие «новоеполитическое мышление», однако, не былоразвито, формализовано, ясно определено,оно заметно разнилось в пониманииразных своих «родителей». Оно былострастно подхвачено поначалу, потомзатрёпано, выхолощено, превращенов штамп, постепенно почти забыто.
Уверен, что сейчас всё ещёне поздно вернуться к началу.Должен сказать, что, в отличиеот большинства своих знаменитыхединомышленников, А.Сахаров виделпроблему в самом широком её аспекте,несводимой только к отдельным вызовамсовременности, пусть даже самым острым.Он видел принципиальную неспособностьустоявшейся мировой политической моделисправиться со всей совокупностьюэтих грозных вызовов.
Характер отношений Права и Политики,учреждённый в СССР, самом стабильном,мощном и старом из тоталитарныхгосударств недавней эпохи – порядок,послушно воспринятый в нёмкак непреложная аксиома и навязанныйвсей Восточной Европе – непростопреодолевается в сознании граждан.Хотя порядок этот, по сути дела, всеголишь политический произвол, ограждённыйслуживым правом.
Мне кажется полезным, даженужным, рассматривая проблему обратитьсяк истории протестных движений в СССРи в Восточной Европе, начинаяс 60-х – 80-х годов прошлого века.
Независимая гражданскаяактивность в СССР того временини в малейшей мере не воспринималасьнами как политическая оппозиция, даи не была ею в общепринятом смыслеэтого слова. Наша активность былабесстрашной, открытой, наивной,непримиримой к тогдашнему официозу,но отнюдь не заявляла собственныхполитических целей и не была массовой.Нас называли инакомыслящими, диссидентами,позднее правозащитниками, но никогда– политиками. Впрочем, следователии прокуроры настойчиво убеждали наспризнать, будто мы имели сугубополитическую цель при помощи клеветыослабить государственную власть, вызватьвнутреннюю неустойчивость и международныеосложнения. Однако, постановив приговор,вам говорили: «Какой Вы политическийзаключённый? Вы уголовник». Власть,диктовавшая приговоры, смотрела на нассо страхом и злобой, и это можнопонять. уж они-то, лгавшие каждымсловом, хорошо знали, сколько веситправда, произнесённая вслух.
Разумеется,каждый из нас и без Рейгана отличнопонимал, что мы живём в Империи Зла,тогда как достойным людям надлежитжить в ином государстве. Мы уверенноотвергали революционное насилие, ноне сомневались, что КПСС никогдане станет иной и не уйдёт в отставку.
Судите, насколько пригодныбыли условия для мирной, но непримиримой,заявленной,практически осуществляемой оппозициив стране, в которой ещё вчера простофакт несогласия с властью стоилжизни.
Впрочем, срединас были тогда и очень немногиеприверженцы политики – разумеется,традиционной политики, как она есть.
Большинство же,распространяя «Самиздат», протестуяпротив репрессий, безропотно отправляясьв тюрьму, учреждая подпольнуюнезависимую периодику (знаменитая«Хроника»), нимало не рассчитывалоуспеть увидеть политические сдвиги.Помню, как Б.И.Цукерман, один из самыхвысоких авторитетов той волны, на репликуо том, что Византия 300 лет заживогнила, прежде чем рухнуть, задумчивоответил: «Что ж, 300 лет меня вполнеустраивают».
Наша «аполитичность»и была коренным советским отличиемот идеологии и стратегии нашихевропейских братьев, стратегии великихбескровных революций.
Здесь следуетважное для моей логики суждение. и яначну его с резкой сегодняшнейпереоценки этой тогдашнейпресловутой «аполитичности».Сейчас я понимаю: подобно мольеровскомуперсонажу мы не подозревали, чтоговорим прозой – то есть, занимаемсякак раз политикой; что наши упрёки,адресованные власти, и требованияк ней это и есть сугубополитическаягражданская активность.
Мы отличнопонимали, что эти требования принципиальноневыполнимы для нашей власти, природакоторой категорически несовместимас ними. Наши пожелания могла бывыполнить толькодругая власть, для которой они были быстоль же естественны, как для нас.Разумеется, мы желали своей родине инойгосударственности. Да ведь и заявляли жепублично, как именно действовала быиная, подлинно демократическая властьв ином, правовом и цивилизованномгосударстве. Ну, почему же всё этоне политические предпочтения,не политически мотивированнаяактивность? Откуда вообще наша тогдашняянаивная, вполне искренняя уверенностьв собственной аполитичности?
Дело в том,полагаю я, что наши суждения опиралисьна общепринятое, так сказать,«каноническое», представлениео традиционной реальной политике,как о вековой данности. Политика– «искусство возможного». Её условияи её инструменты – «соотношениесил», «баланс интересов» и томуподобное. Такова природа политики,изменить её нельзя, но в демократическихгосударствах можно слегка корректировать,заставив считаться с общественныммнением. Это и происходит на цивилизованномЗападе (что в некотором приближенииверно, но об этом ниже).
Соответственно, политикадля нас логически сводилась в то времяисключительно к политической практике– к созданию партий, непременнойборьбе за власть, к организационнымусилиям, обязательным агитациии пропаганде и к прочим шагам,в условиях СССР заведомо конспиративным.но мы не хотели подполья. Мы знали– у нас это кровь и, значит, бунт,«русский бунт, бессмысленный и беспощадный».И не оставалось другого выбора,кроме открытости и публичностипотому, что молчать было стыдно.
Однако, раз мыне занимаемся политикой, то чемже? Тогда уж Правом, самонадеяннорешили весьма многие, почти все. Такна отечественной почве укоренилосьсовершенно до того неизвестное слово«правозащитник». и правда, углублённыйинтерес, чтение, «мастер-классы»признанных знатоков, делали своё дело.но обострённое чувство справедливостии даже, может быть, не самаяповерхностная осведомлённость о принципахправа не тождественны всё женормальной, прочной специальности.
Скажем так: мы поднаторелив праве, отнюдь не ставшиспециалистами. но вот неизбежная,продиктованная стыдом и упрямством,беззащитно открытая, прямо-такираспахнутая позиция и публичностьнаших протестов внезапно стали нечаяннымизобретением советского «диссидентства».не побоюсь сказать, весьма значительнымизобретением. Жизнь показала, чтобез этого невольного открытия нашановейшая история сложилась бы ещёхуже. Незамысловатое поведение диссидентоввызвало к жизни 3 важнейшихобстоятельства.
Первое. Этабесстрашная, наивная правдивость,с несомненной очевидностьюне преследующая никаких целей, кромесамой правды, не смущающаяся тюрьмойи психушкой, оказалась непременнымусловием, если угодно, практическимметодом того самого «нового политическогомышления».
Во-вторых, нашаприверженность к праву (разумеется,ровным счётом ничего содержательногов саму сферу права не внёсшая)мощно способствовала осознанию самойсущественной политическоймаксимы – право вне политикии над политикой. Понятно,что и она опять-таки из арсеналанового политического мышления. Этамаксима – несомненно, глобальногосмысла. но она имеет особое значениедля русского сознания, ибо в такомточном и категоричном виде впервыебыла предъявлена российскому обществустараниями диссидентов. Ведь в русскойлитературе, национальном сознании,традиции весьма высокий статус понятиясправедливости сосуществовал с откровеннымпренебрежением к «процедурному»праву, столь важному для западноевропейскогосознания. Вспомним, например, ироническое,уничижительное, даже враждебное отношениеДостоевского и Толстого к судебнойпроцедуре. Стремление к абсолютной,божественной справедливости заставлялоих отвергать саму идею справедливостиземной, человеческой, секулярной. Можетбыть, это стремление к высшей,в противоположность правунеформализуемой, справедливости,стремление, имеющее религиозные истоки,парадоксальным образом способствовалораспространению в России атеистическихмарксистских спекуляций, обещающихпостроить во всём мире справедливоеобщество подлинной свободы. Эта попыткаустановить справедливость и свободувне праваи противправа обернулась кровавым кошмароми семидесятилетним господствомодного из самых несправедливыхи тиранических режимов в историиРоссии и человечества.
И третье. Позициядиссидентов оказалась убедительнапростотой и очевидным бескорыстием.Мировому общественному мнению, к которомумы прямо обращались, было очень трудноне поверить нам – попробуй заподозритьв шпионаже, диверсиях, саботаже тех,чьи действия так прозрачны. Клевета?Какие странные соображения, какие тайныевыгоды могли бы заставить явноинтеллигентных людей клеветать на власть,сознательно выбирая свою судьбу –тюрьму или психушку? Железный занавесвсё больше походил на решето, злобные,алогичные, циничные сообщения официальнойсоветской пропаганды о наших судахбеспомощно проигрывали позицииподсудимых. на Западе большене находилось фейхтвангеров илилюбителей поговорить с «кремлёвскимимечтателями». Кстати, крепла догадка,что в Кремле мечтателей нет, да никогдаи не было.
Забегая вперёд,замечу, что вот это, третье, обстоятельствосыграло большую роль (конечно, косвенную,опосредованную – и этоважно подчеркнуть) в политическойэволюции России. Заодно, это однаиз иллюстраций, так сказать,«инструментария» того, что я называю«политическим идеализмом».
Теперь все точкинад «и» расставлены. Итак, советскиедиссиденты-шестидесятники, нималоне озабоченные практическойполитической борьбой выдвигали всё жезаведомо политическиетребования. в несвободной стране мызанимали позицию ответственногогражданского общества. Или, иначе –«строили идеал», как говорил Сахаровв своём знаменитом интервью.Политический идеал, заметим.
Поговорим о важных социальныхфакторах.
Мы хотели знать правду и говоритьправду, как она есть, независимоот того, кому она выгодна.
«Хватит врать» и ещё«соблюдайте собственные законы» – вотоснование нашей позиции. не так ужмало, по правде говоря, хотя заведомонедостаточно.
Увы, наша правда не нужнабыла обществу. 999 из тысячи былишокированы, или оскорблены ею, полагалиеё тщеславной попыткой неудачниковобрести известность, либо опаснойигрушкой прожектёров, витающих в облаках.
Иначе и не могло быть – всемы родом из так называемой «новойисторической общности» – советскогонарода, селекционированного, зановосозданного Сталиным.
Народ терпеливый, раболепный,подозрительный, злобно презирающийрефлексии, значит интеллектуальнотрусливый, но с известной физическойхрабростью, довольно агрессивныйи склонный сбиваться в стаи,в которых злоба и физическаяхрабрость заметно возрастают. Вообще-то,эти свойства есть в любом народе,разница только в выраженности.Сталинские же селекционные критерии,были весьма высоки. Эти качества прямопланировались печатьюи добровольно-принудительнымисобраниями как суперважнаягосударственная задача: развитиев народе этих свойств, необходимыхстроителям коммунизма, но называемых,разумеется, совсем иначе – патриотизм,сознательность, бдительность, верностьпартии и прочее. Сталин отличнопонимал, что без такого народа, всецелои искренне подчинённого ему, егожёсткие, императивные, втиснутыев минимальные сроки, государственныепланы рухнут и вёл свой отбор на страх,раболепие, подлость вполне сознательно,хотя и не думал, конечно, в понятияхсельскохозяйственной селекции.
Народ создавали методом,профессионально называемым «селекцияна провокационном фоне».
Селекционной делянкой, а заоднои воспитательными учреждениями,ясно, были лагеря, раскулачиваниеи коллективизация, чистки, проработки,верноподданные демонстрации, гражданскийдолг доносительства, уроки ненавистина политучёбе, просто учёба с еёпромывкой мозгов и проч. Всё оченьпросто – строптивые погибали, или сиделиподолгу и не рожали детей, а робкиеили подлые рожали. с той наследственностью,какую предложит отпрыску геннаякомбинаторика после сталинской селекции.и воспитывали своих детей соответственнособственным жизненным правилам.
Успех селекции – устойчивость выведенногосорта или породы. Сталинский успехочевиден. Его страна наполнена егоподелками. Позвольте мне на этот разв виде исключения не говоритьо нашей нелегитимной власти, наших,с позволения сказать, «выборах»,нашем «басманном правосудии», нашейбездействующей Конституции; дажео Чечне, даже о политическихубийствах. Публика собралась грамотная,все всё знают, все читали и писали.с устойчивостью сортов и породполный порядок. и никому не стыдно.Никаких тебе Майданов.
Это и есть красноречивыйрезультат селекции.
Сталин впечатляюще завершилнравственный коллапс нации, которыйгосподствует до сих пор.
Что касается СССР, центра силыи узурпатора социалистическоголагеря, предшественника России,социологический его портрет накануненеожиданных решительных перемен, такимобразом, весьма печален.
Иначе обстояло дело в ВосточнойЕвропе, где некая протестная активностьразвивалась примерно синхронно с нашей.Дряхлеющий тоталитаризм не сумелраздавить в своих колониях остаткиевропеизма. Та критическая массаграждански озабоченных, обладающихнравственным авторитетом, честныхлюдей, которая превращает толпу обывателейв гражданское общество, и котороймы лишены до сих пор, уже былав Восточной Европе в 80-е годы –восстановилась довоенная. Соответственнои КОС-КОР, и Хартия 77 обрелиполитические цели быстро и естественно– им было на что опереться. Вожделеннаяи всеобщая восточно-европейская цель– вырваться из цепких советскихобъятий не имела права спровоцироватьбунт. Её мирное воплощение нуждалосьв народной опоре и обрело её. Лидерывеликих восточно-европейских мирныхреволюций блестяще воспользовалисьсвоим шансом защитить свободу в мире.Их победы стали самым важным общественнымсобытием прошлого века, вполне сравнимымс победой над фашизмом.
А наша активность в то времядиктовалась упрямым стремлениемзаслужить право на самоуважение.Тогда появилось не так уж малолюдей, готовых купить себе это правоза тюремный срок. Это была чистонравственная оппозиция. Повторю,эта активность интеллектуалов никакогопрямого влияния на политическуюэволюцию страны тогда не имела. Тогдатолько начинало складываться такоеопосредованное Западом влияние.
Другое очень важное различиемежду нами. Восточноевропейские лидеры(например «Солидарности» или «Народногофронта») точно знали, чего хотят. Онивозвращались в своё, может не идеальное,но достойное прошлое, свой, доподлиннознакомый, европейский дом. Что занималонас, кроме наших личных белых риз? Мыразмышляли о далёком будущем, неведомоми туманном. по словам Сахарова«строили идеал». и постепенно поняли,что строить не нужно – идеал давноготов.
Вот давно и успешно работающаямодель. Обеспечивает государствуи обществу способность к динамичномуразвитию, а каждому гражданинусвободу, безопасность, независимостьи достоинство. Нужно поставить властьпод контроль закона и общества –это так просто и убедительно, чего жеещё.
Мы оказались куда большимизападниками, нежели сама западная элита.(А вот Сахаров уже тогда видел порокии недостаточность западной реальнойполитики.)
Мы верили в универсальную ценностьПрава и Свободы. Верили, что именноэти ценности и есть движущая силасвободного мира – осознанная, постояннопреследуемая цель его развития. Чтопостепенно создаётся интегральнаяконструкция мира, свободная от бесстыднойи жестокой борьбы национальныхэгоизмов.
Увы, мы принимали желаемоеза действительное. Это было грустноеоткрытие, но не убийственное. Идейныеоснования западной модели всё жепривлекали нас гораздо больше, нежелитекущие реалии. Мы не хотели видеть,что эти красивые идейные основанияне выдерживают столкновенияс разобщённостью расколотого мира,что модель требует единого законаи единой власти. и потому онанеспособна работать на поле злобногостолкновения национальных эгоизмов.на таком поле эта модель годится лишьдля пышных имитаций. Работают жена нём методы реальной политики,добротно описанные Макиавелли.
Позднее я близко наблюдал этиимитации и этот макиавеллизм в Женевеи в Страсбурге. Позднее возниклисоображения о том, что если враждующийи лгущий мир не воспринимаетчестную модель, то изменять, бытьможет, следует не модель, а мир.
Но тогда мы находили, что идеал готов,и могли добавить лишь восторженнуюуверенность неофитов: осознание егоединственности, императивногосмысла и глобального масштаба. Вотмы и мыслили в планетарных границахэтого «политического идеализма», тогдаещё не названного по имени.
Неверующие и агностики,преобладавшие в нашем круге, принялирелигиозный принцип: «делай, что должнои будь, что будет». Мы и действовалитак, будто именно от нас зависеловнедрение идеала в мировую политику.Напротив, ни один политик не считаетторжественно провозглашённые принципыгосударственным обязательством ине верит в их осуществимость.
Противостояние «политическогоидеализма» и «реальной политики» –центральное противоречие современности– определяет глобальный нравственныйкризис и настоятельно требуетразрешения.
Коренное различие этих направлений –несовпадение шкалы оценок. для идеализмана вершине шкалы принцип, норма,процедура никак ни от какого интересане зависящие, но воплощающиесовокупность идей (свободы, равноправия,гуманности – достаточность илиизбыточность критериев можно обсуждать)и набор табу. Это главный приоритет,и только он, ложится в основувсех частных решений.
А первый приоритет реальнойполитики, наоборот, некий интерес(суверенитет, геополитические интересы,экономические, да мало ли) или совокупностьинтересов; в меняющихся обстоятельствахприоритетность интересов меняетсяи в конфликте интересов главнаяроль принадлежит обстоятельствам,а не ценностям. Лицемерие, обман,экспансия, агрессивность, недоверие,закрытость, национальный эгоизм векамибыли традиционными методами реальнойполитики, оружием дипломатическойвойны каждого против всех. Продолжениемеё хладнокровно признавалась настоящаявойна. Такими методами не приходилосьгордиться, но и скрыть их былоневозможно; они считались неизбежными,единственными и потому приемлемыми– даже обязательными. Вот почемуни сталинские миллионные жертвы,ни нацизм, ни едкий позор Мюнхенаи Ялты не были восприняты в мире,как смертельная угроза цивилизации,требующая жёсткого ответа. Такой ответпочитался невозможным, политика же– «искусство возможного». Лишь однаждыв истории осознали, что это «искусство»зашло слишком далеко; что «возможное»и «невозможное» должно зависетьот нас, от того, что мы согласныдопустить. в середине 20-го века,всерьёз показалось, что кровавый кошмардвух Мировых войн, химическое и ядерноеоружие, холокост и сталинскиедепортации народов, наконец убедилимировое сообщество в необходимостистроить новую парадигму, новую политическуюконструкцию мира.
Вот почему Устав ООН и ВсеобщаяДекларация Прав Человека представлялисьключевым моментом истории, необратимымначалом нравственного преобразованиямира. не тут- то было.
Перечень примеров циничногопренебрежения международного сообществак собственным высокопарным заявлениямзанял бы тома. Вспомним ковровыеи атомные бомбардировки мирныхгородов; пол-Европы, отданные сталинскойтирании. Довольно мифов, никого СоветскаяАрмия не освободила – армия, отражавшаяатаку агрессора, мгновенно превратиласьв орду захватчиков, да ещё насильникови мародёров, как только перешлаграницы СССР. Кем и как вдохновлялосьэто мародёрство, как оно вспыхнулои развивалось – особая тема. Вспомнимтакже и Нюрнберг, где один людоедпри содействии своих западныхпартнеров – реальных политиков судилдругого людоеда за каннибализм (вотпример – 3 дня Трибунал слушал эпизодобвинения нацистов в расстреле тысячпольских офицеров в Катыни, а каждыйучастник суда точно знал, кто и когдаубил поляков). в этот ряд естественностановится многое из практики СоветаЕвропы, ОБСЕ, Комиссий ООН, Евросоюза.
В центре мировой политики по-прежнемуамбиции и «геополитические интересы».Традиционная политика приспособилауниверсальные ценности к делу,как свой рабочий инструмент. Великиепринципы отодвинуты в областьритуальной риторики и используютсяради имитаций. но воплотить новуюпарадигму реальная политика не способна– они несовместимы. Лукавое использованиеворованных идей дискредитирует их передпубликой.
Ещё того хуже – realpolitics и самые благиенамерения всегда и неизбежно ведётв пучину опасной безнравственности.Заявленные высокие цели, отделившисьот политической повседневности,превращаются в лозунги – чем болеепышные, тем более лживые. в рамкахреальной политики совершенно невозможнобыло не допустить в Нюрнбергкатынских палачей; конечно, былинеотвратимы и ялтинский сговори выдача Сталину многих тысяч людейв каторгу и на смерть. и всярусская история последнего полувекане есть ли поглощение искреннихнамерений реальной политикой? Многиемерзости начала реформации СССР скореесудьба, нежели вина горбачёвских«архитекторов перестройки», окружённыхзлобной сворой политбюро. Видимо, дажеи кровавая давка в Тбилиси, дажеи танки в Вильнюсе. Реальнаяполитика тянет преступную цепь. Тогда,может быть, трагедия Чечни коренитсяв Сумгаите, Баку, Ходжалы и Вильнюсеи со временем прольётся кровью где-тоещё? и очень условные президентские«выборы» 1996-го аукнулись нам гаерством,с позволения сказать, «выборов»2007-го и 2008-го? Заколдованный круг realpolitics докрутился до Путина.и не вырвавшись из круга не избытьнам своей раболепной, жестокой и лживойистории. Методы реальной политикиподчиняют себе цель, превращая её в своёподобие, они не годятся для достижениявысоких целей. Развилка между реализмоми идеализмом в политике по природесвоей не предполагает третьегорешения, хочешь - не хочешь, придётсявыбирать из двух.
Реальная политика – естественныйи очень приспособленный инструмент,обеспечивающий государству сносноесуществование в условиях «войныкаждого против всех» – подогнана к своейроли: уберечь государство от потерь,а при случае дать ему поживитьсяза счет соседа. Солидарно преодолеватьв разрозненном мире глобальныеугрозы, одинаково гибельные для друзейи врагов, этой политике не приходилосьникогда.
Реальная политикажизненно опасна, притом неотвратимо.
Сейчас ядерный баланс –единственный серьёзный фактор мира.но даже вместе с паритетом в обычныхвооружениях это балансирование оченьопасно само по себе. Сколько можно?Чеховское ружьё на стене это не толькозаконы драматургии. Это закон жизни.Ядерный клуб вырос вдвое и остановитьего рост нельзя. Легко найдутсярежимы-изгои, готовые шантажироватьна грани ядерной схватки, несмотряни на какое сдерживание. Конечно,можно покупать безопасность уступками,но бандиты имеют обыкновение наглеть.не придётся ли тогда задуматьсянад словами: «Есть вещи и поважнеемира»? Да и ублюдок реальной политики,терроризм, вполне способен теперьвыдвигать глобальные угрозы. Между тем,раздробленный мир может ответить на нихлишь полицейскими, паллиативными мерами,и явно не в состоянии лишитьтерроризм его народной базы.
Но помимо военных опасностей стремительнонарастают грозные вызовы иного рода.Энергетические проблемы, исчерпаниедругих ресурсов, острые климатическиеи экологические проблемы – все ониуже не имеют локальных решений. Онитребуют честных, скрупулёзных согласованийи предельного напряжения сил. Реальнаяполитика не умеет ни того, ни другого– она ведь ищет свой интерес и подозреваетвсех во всём.
Есть, наконец, самый страшный, по-моему,грех этой политики. Она развращаетграждан. Контроль общества над властьюстановится невозможен там, где господствует«искусство возможного». в самом деле,что ещё Вы можете требовать от власти,если Вас уже убедили в неизбежностии нравственности вранья? Это ценаразобщенности и своеволия государств.
Реальная политика опасна, нои «отменить» её, разумеется, тоженевозможно.
Страны должны как-товзаимодействовать, а другого аппаратадля этого у них просто нет.Национальные эгоизмы реально существуют.а всеобщее законодательство реальноотсутствует. Понятно, что новаянаднациональная идеология не можетодномоментно вводиться коллективнымволевым решением. Попытки провозглашенияновых целей свелись к лицемернойлозунговой кампании, ибо декларациио намерениях невыполнимы в отсутствиеединого закона и единой власти.
Опрометчиво рассчитыватьна «внутреннее» преобразованиереальной политики.
Это невозможно даже психологически.как всякая серьезная профессия,политика осуществляет отбор и воспитаниекадров. Поэтому для глобальныхпреобразований совершенно бессмысленны«комитеты мудрецов» и прочее. Всеэти экс президенты, экс министры,и другие бывшие профессионалы, людис молодых ногтей пропитанныеполитической прагматикой. Весь ихогромный жизненный опыт почёрпнутисключительно в «искусстве возможного».Им и в голову не придёт мыслитьв других категориях. Те же сомненияи ограничения полностью приложимык ООНовским представителям государств,тем более к аппарату ООН. Вот почемуостро необходима коренная реформа ООН,или, лучше создание альтернативнойорганизации, где собраны представителине Государств, но источников власти– народов.
Итак – выход в давлении извне.
Мирное давление на власть «извне» –это только общественное давление.Конечно, оно может и должно бытьмеждународным общественным давлением.но мыслимы и некоторые новыеотважные политические партии, сознательнои открыто предпочитающие отдалённыеобщечеловеческие перспективы текущейборьбе за власть и текущейполитической прагматике. Вероятностьвозникновения таких партий не нулевая,как показывает пример ранних немецких«зелёных».
Но куда давить? к чему стремиться?
«Надполитичный» всеобщий Закон; следовательно, наднациональные властные органы.
Итак, марксистская циничная догма права,«обслуживающего государственнуювласть», должна быть решительно обрушена,Право – жёсткие рамки власти, вовсене её инструмент. Государство должно,в самом деле, стать важным аппаратом,обслуживающим общество, эта максимадолжна утратить своё лозунговоелицемерие.
Естественно, эти фантастические переменыпринципиально возможны лишь в большойи сильной совокупности государств,каждое из которых отказываетсяот весьма значительной части своегосуверенитета. Высшая цель этой совокупности– общечеловеческие ценности и интересы.Территориальный предел, к которомуона стремится – земной шар. Понятно,что эти стремления и их осуществлениемогут развиваться только постепенно.Первоначальный союз должен стать готовымк принятию новых членов, а тепожелать войти в эту ассоциацию.Причиной такого желания могут статьлишь очевидные и весомые преимуществанового статуса, причём практические.Ясно, какого времени и сил требуеттакое развитие мировой ситуации.Дадут ли история и глобальныевызовы время и возможности для него?Впрочем, идея глобализации ужегосподствует в мире. Более того,мы свидетели первых шагов её обнадёживающеговоплощения – Евросоюз. Думаю, намнеобходима глобализация прежде всегонравственная, правовая, политическая,социальная. Главенствующая сейчасэкономическая, очень важная, разумеется,должна, всё же, передать свой приоритетэтим идеям. Можно предполагать, кстати,что тогда стало бы гораздо меньшеантиглобализма.
Право эффективно работает только тогда,когда существуют санкции. Значит,наднациональные органы должны обладатьподавляющей силой.
Представляется очевидным, чтогосударства-члены, объединившиесяв упомянутый союз должны полностьюразоружиться; напротив, наднациональныесиловые структуры должны обладатьвооружённой мощью, обеспечивающейабсолютное преобладание в любойситуации где угодно внутри союза; болеетого, в любой точке вне союза,пока это сообщество не охватит весьземной шар.
В государствах-членах вероятнонеобходимы незначительные полицейскиеформирования.
Ну вот, договорились. Я начиналс высшей, абсолютной ценностиправ и свобод личности, теперьпредлагается модель абсолютнойвоенной мощи центра, небезызвестнаяидея «добра с кулаками».
Что ж, о трудностях этогорода я ещё скажу несколько слов. Сейчасзамечу только, что добровольные членыассоциации добровольно же делегируютнаднациональным структурам свойсуверенитет (тот самый, который, заметим,включает же в себя и военнуюмощь, и идею превосходства). Вступлениев ассоциацию, по-видимому, должнобыть обусловлено придирчивой оценкойготовности кандидатов, а выход –беспрепятственным.
Допустимо ли вообще насилиеради поддержания общественной безопасностии порядка? Человеческий суд по своейприроде не может быть совершенным.Однако, не желая подвергать гражданопасности, мы, подчас, вынужденыраспоряжаться чужой судьбой и свободой.Представьте себе, что произошло бы,если бы тюрьмы были упразднены в одинпрекрасный момент.
Мировое правительство? не думаю.Скорее суд и мощный «судебныйисполнитель».
Единое законодательство вводит строгиерамки для власти, устанавливаетприоритеты и табу политики, процедурупринятия решений, но не предлагаетсами конкретные решения Идея мировогоправительства, конечно, гораздо большаяунификация практической политики,нежели диктует право и нежелинеобходимо. не следует стеснятьинициативу и поиск.
Важно, чтобы главныйнаднациональный орган был занятединственной и главной задачей –реальным воплощением универсальныхправ и свобод в политике, пресечениемлюбых нарушений права любыхменьшинств в любой точке союза.Вероятно, независимость и беспристрастностьэтого органа может быть обеспеченаподобием судебной процедуры. Вероятно,должна существовать вторая, исполнительнаяполовинка этого органа. Вероятно, должнобыть разделение власти между этимичастями, чтобы осуществились «сдержкии противовесы».
С чего начать?
В 1972г. Сахаров предложил создатьв ООН новый Комитет, который состоял быне из представителей государств, аиз международных авторитетов в личномкачестве (прежде всего, с безупречнойнравственной репутацией). Комитетимел бы право принимать к рассмотрениюлюбые проблемы, но никакихадминистративных, организационных,иных последствий его решения не влеклибы. Он имел бы лишь одну привилегию– упомянутые в его решенияхправительства обязаны публичнорассмотреть его рекомендации и публично жеответить на них. Иными словами,такой коллективный международныйомбудсмен.
Ясно, что думать о такой структурев ООН – верх наивности. Она не можетсостояться. Потому, что ООН задумалии создали люди, непохожие на Сахарова.и они создавали представительствагосударств, а не их населения.Видимо, такая ООН взаправду нужна, чтобыПравительства могли обсуждать своипроблемы друг с другом. но этоне Объединённые Нации. Это клубПравительств.
Однако, то, что нельзя осуществитьв ООН, вполне возможно создатьсамочинно. Кто мешает группе частныхлиц, отобравшей самоё себя по неким,ею же самой выбранным критериям,периодически собираться и обсуждать,что она пожелает, заказывать экспертныеоценки – в общем, исследоватьобщественные и политические проблемыи публиковать результаты? Такаяработа, по крайней мере её начало,не требует больших денег. но попыткиорганизовать её, предпринятые вместес Гефтером, Даниэлем и Кучериненкопока не встретили понимания – пожалуй,наоборот.
Каждый из приведённых пунктов можнобыло бы развивать и обсуждать.Может быть, это было бы полезнокогда-нибудь сделать. но сейчас, послебеглого обзора этой, прямо скажем,фантазии, с удивлением замечаешь,что в большинстве пунктов ничегонового и нет. Ибо предстаёт, в общем,знакомая картина цивилизованногофедерального государства, хорошо,как теперь говорят, «обустроенного».в нём сочетаются очень сильнаяфедеральная власть и очень широкаяавтономия субъектов. как полагается,централизованы и жёстко контролируютсяконституционные основы и жизненноважные государственные функции. нои автономия распространяетсяна некоторые черты порядка управления,экономическую политику, многие разделызаконодательства.
Да и сами конституционные основы –универсальные ценности – отнюдьне новость, заявлены больше двухвеков назад.
Кардинальное новшество –высший приоритет этих ценностей,как жёсткая законодательнаянорма, обязательная при любыхгосударственных решениях.
И обладающий высшей властьюнаднациональный орган, отягощённыйвсего одной задачей – наблюдатьза практическим воплощением этогоприоритета.
Отсюда две принципиальные трудности– проблема выбора и проблема узурпациивласти. Обе на грани выживания.Представим себе, например, проект«сахаровского Комитета» в действии.Кто победит в дуэли – осведомлённостьи ответственность, или электоральныетехнологии? то же и со второйсмертельной опасностью. Особые полномочия,это особые искушения сохранить за собойвласть навсегда.
Ответ на эти угрозы я позволюсебе назвать «этюдами оптимизма».
Описанные опасности выглядятнепреодолимыми, но они не новы.Это те самые пороки демократии, которыеделают ее ужасным – но лучшимиз придуманных способом управления.Оказывается, представительная демократияумеет всё же их преодолевать. Увы,очень медленно, с колебаниямии ошибками, но умеет. Честная борьбана выборах, разделение властей, властьзакона, независимый суд – весьмаэффективные инструменты, хотя ине абсолютная гарантия общественногоблагополучия. Нужно просто посмотретьна внутреннюю политику цивилизованногодемократического государства. Чтои говорить, вряд ли внутреннееразвитие современных европейских страни США могло бы привести к тоталитаризму.Гарантии заметно возрастают, еслиназванные институты поддержаныгражданской ответственностью общества.
Просто, нормальные механизмыдемократии немедленно начинают работать,как только есть единое законодательствои единая власть.
Очень важно заметить, что идея демократииотнюдь не тождественна «реальнойполитике» – прямо наоборот. Я бысказал: «торжество реальной политики– сон демократического разума».
Сейчас модно хвалитьдеидеологизацию политики. Думаю, этоявное недоразумение. Ну, во-первых,«деидеологизация» – тоже некая идеология.Другое дело, что цивилизованная властьв цивилизованном мире обязана охранятьСвободу и Справедливость, то естьПраво. Право, в том числе, на мирноесоревнование мирных идеологий; властиважно следить, чтобы это было действительномирное соревнование. И, конечно,не надлежит силком внедрять какуюлибо. Вот это и есть идеологияправильной власти. Вообще, борьбаидеологий – важная сторона общественногоразвития. в этой борьбе идеологиипогибают, возрождаются, изменяются.Иные, как фашизм или коммунизм (тот,который мы знаем), терпят сокрушительныйкрах и теперь, думаю, просто агонизируют.
Я бы очень хотел, чтобы однойиз первых сейчас проиграла быидеология «национальных (они жегосударственные) интересов», основаи оправдание реальной политикии маскируемого, но повсеместноработающего, принципа «цель оправдываетсредства». Я считаю вдохновляющейнадежду на победу идеологиинаднациональных, общечеловеческихинтересов. Я нахожу примитивным и,простите, довольно глупым распространённоеопасение какого-то ущерба для национальныхкультур и «самобытности» от международнойинтеграции. Напротив, нет лучшей гарантиидля всех этих самобытностей, нежелихороший общий закон и независимыйсуд – это так очевидно, что доказательствабыли бы неприличны. Вот грубо изложеннаясхема, которая мне кажется, могла быстать путём к «миру миров», о которомговорил М.Я.Гефтер.
Но есть всего один способперейти к этому миру, как было ужесказано. Это наше общее неустанноедавление. Ибо без него ни однагосударственная власть не сдвинетсяв этом направлении, ограничивающемеё самоё и мешающем сладко жить.
Я резюмирую. Советскоесопротивление режиму не могло занятьпозицию практической политики. в тогдашнемСССР это было бы просто смешно. Этоне только внешние обстоятельства.Тут есть и наша вина. но естьи дарованное историей преимущество.Освобождённые от традиционныхполитических беспокойств, решаемыхтрадиционными методами традиционнойreal politics, мы остались наедине с мучительнымивопросами. Речь о том, например, чтотакое «патриотизм», а что «гражданскаяответственность»; и, главное, неужелинеизбежные столкновения интересовмогут разрешаться только оглушительнымвраньём, шантажом, угрозами, экономическимили силовым давлением, наконец, кровью?
Большинство из нас считали,будто мы занимались не политикой,а правом. Это коллективное заблуждение,наше дело как раз политика, толькоэто не было реальной политикой.Мы просто честно и упрямо стремилисьвоплотить идеал в жизнь. Наша политикабыла в поступках по канонамполитического идеализма. в этом нашвклад в наше общемировое дело.
Лидеры же великихвосточно-европейских мирных революцийв противоположность нам не моглине заявить политических амбиций. Этостало их долгом, исторической ролью, ихшансом поддержать свободу в мире,постоянно и повсюду ущемляемуюсвободу, защищать которую, увы, находитсямало охотников. и они блестящевоспользовались этим шансом; онивыполнили эту работу наилучшим образом.Их победы были самым важным положительнымобщественным событием прошлого века.Вполне сравнимым с победой надфашизмом. Конечно, в этой работенеизбежно была какая-то доля real politics .но это была самая минимальная доляи, наоборот, заведомо преобладалполитический идеализм – движущий мотиввсей работы. и это тоже не моглобыть иначе.
Два сильных фактора определяли,по-моему, такое подавляющее преобладаниеидеализма. 1-ый это природа людей,вступивших в борьбу с тоталитарнымирежимами. Кос-Кор и Солидарность,Хартия-77 и Народный Фронт, «Хроника»,Инициативная Группа и МХГ – они ведьне были полем для карьеры илипоисков достатка! и 2-ой фактор –внутренняя природа оппонентов, тех, ктоолицетворял режим. Вот уж они-тов реальной политике, как рыбав воде.
Заметим, что борьба с тоталитарнымкоммунизмом его же оружием, методамиреальной политики – дело вовсебессмысленное. Если бы кто-то овладелэтим оружием достаточно, чтобы дратьсяна равных, так зачем бы ему воеватьс режимом? Такому нужно встать в егоряды и искать своё счастье внутри,что мы омерзительно часто и наблюдаемсейчас в нашем отечестве.
А теперь вопрос – что делатьсейчас восточно-европейским диссидентамтого славного времени, ставшим теперьсерьёзной политической силой, и нам,упрямому гонимому меньшинству? Естьли, вообще, что-то, что мы могли бы, илидаже должны были бы делать вместе?
Есть очень важная работа,для которой нет других работников,кроме них и нас. и наших наследников,продолжателей общего дела, которыеобразованней, умнее, лучше нас. то естьтех, кто знал на что идёт и не ждалнечаянных подарков судьбы. Похоже, чтомы уже несколько опоздали с этойработой. Это наше общее упущение. Немножкопоколебавшись, я бы даже сказал –грех.
По-моему, не нужно было такподробно агитировать за эту работу,все мы чувствуем её своей кожей. Намнужно добиться, чтобы универсальныеценности, в которые мы имеем честьверить всерьёз, перестали быть лживымизаклинаниями в опытных политическихустах.
