Меня всегда поражало, почему народы селятся в местах, столь, казалось бы, неприспособленных даже для минимально-комфортного жития-бытия. Веками обитают в какой-либо тундре, вечной мерзлоте, поколениями бродят по пустыням и высоченным горам. Что это? Не проще ли было переселиться в какие-нибудь ласковые прибрежные цветущие края? Тем более в те еще давние номадические, кочевые времена. Ей-Богу, если бы это зависело от меня, не задумываясь бы бежал в те райские веси. Но так ведь и люди не глупее меня были и есть – ан, сидят на своих местах с завидным и непобедимым упорством. Хотя, должно заметить, не нам, проживающим не в самом прелестном месте земного обитания, о том говорить.
Однако такие вот, или примерно такие? мысли посетили меня во время кратковременного визита в Израиль. Вернее, в Иерусалим. На пространстве почти выжженной, коричневатой, вызывающей в горле моментальное першение земли теснятся бесчисленные строения, беспрерывно возрастающие в своем количестве. Непонятно, что здесь ищут? В чем укрепляются? Не проще ли было переселиться в другое благоприятное место, которых предостаточно в пределах самого Израиля. Тот же Тель-Авив, к примеру. Полно мест! Ан, нет. И ведь губят, убивают друг друга, уничтожают целыми поселениями из-за этой выжженной, неприветливой (во всяком случае, на мой неподготовленный взгляд) земли.
Что, кроме идеи, может поставить человека здесь?! То есть не бытие, как мы привыкли, как нас научили думать, а высшее бытие определяет сознание и то самое низшее бытие человеков – вот единственное разрешение данной энигмы. Во всяком случае, для меня. Возможно, к данному направлению мысли в разрешении сей проблемы подвигла меня память о всевозможных попытках в моих родных пределах обнаружить так называемую национальную идею. То есть отыскать то самое высшее бытие, оправдавшее бы все в низшем смысле на российской земле происходящее.
Идеи обнаруживаются самые грандиозные и малопонятные, типа евразийства Дугина. Ну, представьте себе: кто пойдет проливать кровь либо даже жертвовать какими-либо жизненными благами заради вышеназванного неведомого евразийства от Парижа до Пекина?! Да и вообще, во всем западном мире, при весьма ослабевших, провисших религиозных и национальных идентификациях какая идея может бросить человека на амбразуры? Естественно, кроме тех случаев, когда его на них бросает суровое государство. Но мы ведь об энтузиазме и пафосе. Хотя, конечно, деньги, ресурсы и нефть – вещи весьма убедительные. Это доказывает весь опыт современных войн и конфликтов. Ну, да ладно. Мы ведь про Иерусалим.
Собственно, что в первую очередь останавливает взгляд в Иерусалиме – так это картины совмещения милитаристской суровости и умилительности обыденной жизни, в своей перетасованности и сумме прямо-таки просящиеся быть запечатленными для какой-либо журналистской премии на самом престижном международном форуме. Девушка в военной форме с автоматом через плечо, почти целующаяся с котеночком! Группа оживленных молодых людей в той же форме и с теми же автоматами с трогательно-маленькими чашечками кофе за столиками, застеленными белыми скатертями в небольшом кафе. Они даже не осознают своей экстраординарности. Хасиды и ортодоксы в жесткой черной почти униформе, по суровости мало уступающие военной. Вид центральной улицы Яффа, своей странной неустроенностью и пустующими домами напоминающий разве что не нынешний Грозный. Ну, может быть, я преувеличиваю. Но для неподготовленного взгляда все выглядит именно так.
Да и люди, именно что русскоязычные, в отличие от тех же в Тель-Авиве, исполнены некой если не ярости, то суровости и погруженности в описанные мной проблемы. В отличие от меня, да и всех нас, посторонних, они наделены как бы двойным знанием – знанием российского бытия и местного. Лакуны второго у меня явно были ощутимы. Увы, они ничем не восполнимы и весьма болезненно воспринимались слушателями и посетителями вечеров российской литературы.
Именно отсутствие в нынешней российской действительности той самой ауры высшего бытия и позволяло некоторым российским участникам мероприятия делать весьма некорректные предположения о несостоятельности вообще всего проекта израильского государства.
Некоторый подобный опыт в свое время я имел, кстати, в Северной Ирландии. Может, пример не совсем точный и благопристойный, но в нем все-таки проглядывает некое типологическое сходство. Помнится, сидел я, понятно, в баре и имел беседу с местным не то что экстремистом, но явно сочувствующим делу местного национального самоопределения. На мое замечание, что свобода не стоит таких людских, экономических и просто житейских затрат (учитывая, вообще, кратковременность отдельной человеческой жизни), он заметил: «Так ведь это же – национальная независимость и свобода!» Что тут возразишь?
