Дмитрий Кедроливанский — сын псаломщика и просфорницы из села Шарапово Егорьевского уезда Рязанской губернии. По окончании духовного училища Дмитрий поступил в Рязанскую духовную семинарию, но окончить ее не пришлось: умер отец, и мать попросила сына, как единственного кормильца, вернуться домой, так как на ее иждивении осталось трое дочерей.
Дмитрий поступил в Троицкий храм в селе Шарапово псаломщиком, здесь он прослужил несколько лет, потом женился и был направлен псаломщиком в храм в селе Кузнецы Егорьевского уезда; в 1922 году он был переведен в Троицкий храм в селе Шарапово, а в 1925 году, уже будучи 35 лет, рукоположен во диакона к этому храму.
В том же году отец Димитрий был приговорен к штрафу за выступление на общем собрании против самообложения. В 1929 году он был арестован и приговорен к пяти годам ссылки за то, что не сумел уплатить в срок сельскохозяйственный налог. Ссылку он был отправлен отбывать в город Козлов Тамбовской области, куда за ним уехала и вся семья. В Козлове он стал служить диаконом. Это было время, когда два года подряд в области был неурожай и наступил голод. Люди в поисках пропитания старались хоть как-то передвигаться и часто умирали на ходу на улицах города. Голодала и семья отца Димитрия, и дело дошло до того, что одна из дочерей, обессилев, уже не вставала с постели.
Архиерей предложил отцу Димитрию поехать служить в храм в село, предполагая, что он найдет там хоть какое-то пропитание; тот согласился и был рукоположен во священника ко храму в селе Сычевка.
В селе Сычевка у отца Димитрия умерла на приходе женщина, и родственники на третий день пригласили его к себе домой совершить отпевание. Покойница лежала в гробу, и отец Димитрий начал совершать чин погребения. Вдруг он увидел, что рука покойницы пошевельнулась, он подошел к ней сбоку и увидел, что она открыла глаза. Он прекратил отпевание, женщина приподнялась из гроба и спросила:
— Батюшка, а что это вы пришли?
Отец Димитрий, смутившись, сказал:
— Я пришел посмотреть, как вы себя чувствуете, и соборовать.
— Нет, я вижу, не за тем вы пришли, нет, — и она встала.
Жители села после этого спрашивали, что она видела в загробном мире, и она, что могла сказать, отвечала. Женщина скончалась через две недели, довершив все, ради чего Господь продлил ее жизнь.
За две недели до окончания срока ссылки к отцу Димитрию пришел председатель сельсовета и предупредил, что завтра ему принесут большой налог и тогда он не сможет выехать, так как за неуплату налога его будут стараться опять посадить. В ту же ночь семья собрала все вещи, нашли лошадь с возницей и уехали в Шарапово. Здесь в Троицком храме настоятелем в это время был протоиерей Николай Сперанский, и отец Димитрий стал служить вторым священником, поселившись с семьей в доме псаломщика, так как их собственный дом власти отобрали. Но отец Димитрий смиренно относился к происходящему, он и его семья понимали, что это не какая-то случайная несправедливость, а идет гонение на православную церковь, и страдать приходится всем.
В 1936 году отец Димитрий испросил благословение архиерея на служение в другом селе, так как в Шарапове ему стало трудно содержать семью с пятью детьми, и архиерей направил его в храм во имя святителя Николая в селе Круги, где служил в это время престарелый священник, который через полгода после приезда отца Димитрия ушел за штат. Приход состоял из жителей самого села и трех деревень и был бедным, так что у прихожан часто не было средств платить за требы. Бывало, умрет человек, скажут:
— Батюшка, надо бы похоронить.
— Ну что ж, конечно похороним, — ответит отец Димитрий.
— Да денег у нас нет.
— Ну, о чем речь. Надо хоронить — похороним.
То же самое было, когда приходили крестить. Близкие крещаемых в это время боялись идти в крестные, и крестными — почти для трети села — стали дети священника.
С осени 1937 года сотрудники НКВД стали собирать сведения о священнике. Председатель сельсовета дал НКВД справку, что священник заставлял старушек «ходить по дворам и собирать деньги для церкви и их запугивал: в случае не соберут они денег, то церковь закроется». Допрошенная следователем уборщица храма, монахиня, показала, что священник говорил: «Колхозник работает много, но за свою работу получает мало, весь урожай советская власть заберет и колхознику ничего не оставит. Духовенству жить стало трудно, религию советская власть притесняет. Кедроливанский восхвалял воспитание в старой школе и, возводя клевету на советское воспитание детей, говорил: "При советской власти дети стали распущенными, раньше дети были воспитаннее и старших почитали"».
В 1937 году, за два месяца до ареста, власти стали вызывать отца Димитрия на «беседы» и предложили ему снять с себя сан, публично выступить в клубе с заявлением о снятии сана и написать заявление об этом в газету, обещая, что в этом случае не арестуют его. Отец Димитрий категорически от этого предложения отказался. Матушка отца Димитрия стала его уговаривать, чтобы он все же снял с себя сан, так как иначе трудно будет поставить на ноги детей, которым всюду чинят препятствия в получении образования, как детям священника, — но и этим уговорам он не поддался.
Отец Димитрий был арестован в час ночи 20 января 1938 года. Незадолго перед этим священнику пришлось уплатить полагавшийся налог, и после его ареста семья осталась без средств к существованию. Матушка Александра очень горевала и не знала, как теперь прокормить себя и детей, но в тот же день стали приходить один за другим прихожане и приносить деньги. Некоторые говорили: «берите, матушка, я батюшке должна за похороны», «я за крестины», а многие и так жертвовали по любви и уважению к пастырю, так что средств на первое время хватило.
В егорьевской тюрьме работал надзирателем молодой человек из села Круги, он сообщил матушке, где находится отец Димитрий, и передал от него записку. Матушка в свою очередь написала мужу записку и передала через надзирателя, а отец Димитрий написал ответ.
На допросе следователь заявил священнику:
— Следствие располагает данными о том, что весной 1937 года вы среди колхозников занимались восхвалением жизни при царском строе и клеветали на советскую власть.
— Жизнь при царском строе я не восхвалял и клеветой на советскую власть не занимался.
— Вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?
— Нет, не признаю, так как контрреволюционной клеветой я не занимался.
11 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Димитрия к расстрелу, и администрация тюрьмы намеревалась перевезти его в числе других заключенных в одну из тюрем в Москву. Надзиратель, узнав об этом, сообщил матушке, чтобы кто-нибудь пришел к 12 часам ночи к воротам тюрьмы, — отца Димитрия будут перевозить. Хозяйка дома, в котором жила семья священника, собрала узелок с едой для передачи. На улице бушевала метель, когда в 12 часов ночи распахнулись ворота тюрьмы и оттуда вышла колонна заключенных, человек двадцать, окруженная вооруженной охраной и сворой собак. Дочь Клавдия стала смотреть, не увидит ли отца... Священник шел среди заключенных в третьем ряду и окликнул ее. Увидев отца, она попыталась передать ему узелочек с едой, но как только она приблизилась к колонне, собаки начали рваться с поводков и не допускали подойти ближе. Так ей и не удалось ничего передать. Отец Димитрий, глядя на дочь, закричал: «Клава, иди домой! Иди домой!» До станции было два километра, и дочь пошла вслед за колонной, не в силах расстаться с отцом. Заключенных подвели к вагону, окна которого были закрыты частой решеткой. Отец Димитрий, поднимаясь в вагон, обернулся и закричал дочери: «Клава, иди домой! Иди домой, я скоро вернусь!»
17 февраля 1938 года отец Димитрий был привезен на полигон Бутово и расстрелян.
