Георгий Богоявленский — сын псаломщика (позже священника) из села Нижние Матрёнки Усманского уезда Тамбовской губернии. Окончил сельскую школу. В 1905 году, будучи 22-летним, призывался в армию, служил и во время Первой мировой войны — полковым писарем.
После революции 1917 года стал псаломщиком. В 1930 году рукоположен во священника. Служил в Покровском храме села Верхний Телелюй Дрязгинского района Козловского округа Центрально-Чернозёмной области. Жил со своей семьей в доме священника, расположенном около храма. В семье было шестеро детей.
Незадолго до ареста семью священника выселили из дома, и им пришлось жить непосредственно в храме.
Из воспоминаний дочери Анастасии: «Батюшку несколько раз вызывали власти и пытались склонить его к сотрудничеству. На это предложение он категорически ответил отказом, после чего в отношении него было сфабриковано уголовное дело».
В конце 1934 года в здании храма был устроен пункт «Заготзерна» (зернохранилище). После этого о. Георгий совершал богослужения на дому у прихожан. Весной 1935 года власти приняли решение окончательно закрыть храм, а для этого арестовать священника. Несколько местных колхозников, председатель колхоза и секретарь сельсовета оговорили о. Георгия: «Священник Георгий Богоявленский ругал Советскую власть, вел антиколхозную агитацию, говорил, что колхозы распадутся, а в доме колхозника Столповского, перед совершением по приглашению хозяина всенощного бдения, агитировал против советской власти и спаивал колхозников». Правда, Столповский, вызванный для дачи показаний, решительно опроверг лжесвидетельства.
8 мая 1935 года о. Георгий был арестован по обвинению в «организации контрреволюционной деятельности и антисоветской пропаганды». 23 июня того же года специальной коллегией Воронежского облсуда осуждён на 5 лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58 — 10 ч.1 УК РСФСР, с обвинением в «антисоветской агитации, агитации против колхозов, клеветой на Советскую власть».
На допросе, состоявшемся на следующий день после ареста, о.Георгий заявил: «По поводу колхозов разговоров никаких не вел, а равно и не ругал советскую власть. В декабре 1934 года был я в пункте „Заготзерно“, помещающемся в церкви, и при входе в церковь заметил расхищение: снята церковная шелковая занавесь... и не оказалось стекол в иконах. После чего я полез на колокольню в кладовку, где хранилось двенадцать листов железа для ремонта крыши церкви, — тоже такового не оказалось. Равно сняты совсем с лицевой стороны церкви водосточные трубы. При храме был сторож, я спросил его — куда девались эти вещи? Тот заругался неприличными словами... говоря: „Здесь все народное“.
В ответ я ему сказал: „Здесь не народное, а государственное имущество, за него целиком отвечает церковь и группа верующих...“.
Что же касается показаний председателя сельсовета, будто я 6 января с. г. по вызову его явился пьяный в сельсовет и по требованию с меня налога я как будто ответил, что он не имеет права с меня требовать и называл советскую власть „апрельским снегом“, — это полнейшая и лживая ложь со стороны председателя сельсовета... Председатель сельсовета никогда не вручал мне документов, по коим уплачиваются налоги, и не знает сроки их платежей. Первый срок платежа 1 марта, а не в январе, и пьяным я никогда в совете не был».
В заключение о. Георгий потребовал от следователя вызова дополнительных свидетелей, которые «действительно покажут, что таких слов и разговоров про советскую власть не велось».
Это было следователями отвергнуто потому, мол, что «обстоятельство, о котором ходатайствует обвиняемый, в достаточной степени установлено», и материалы дела были направлены в суд.
23 июля того же года специальной коллегией на закрытом заседании Выездной сессии Воронежского облсуда осуждён на 5 лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58 — 10 ч.1 УК РСФСР, с обвинением в «антисоветской агитации, агитации против колхозов, клеветой на Советскую власть».
Выступая в суде, о.Георгий сказал: «В предъявленном обвинении виновным себя не признаю и поясняю, что 15 декабря 1934 года я был в церкви, заметил, что оторвана занавесь церковная из алтаря, вынуты стекла из икон и взяты листы железа, предназначенные для ремонта крыши. По адресу советской власти я ничего не выражал. У себя на квартире и у Столповского я по адресу порядка управления также ничего не говорил. Против колхозов агитацию не вел. В сельском совете 6 января 1935 года я был, но опять-таки против советской власти не выражался, и о партии также не выражался».
Некоторые из вызванных в суд свидетелей подтвердили лжесвидетельства, хотя и в значительно меньшем числе эпизодов, нежели на предварительном следствии, а основные свидетели и вовсе не были вызваны.
В последнем слове отец Георгий заявил, что ему «обвинение было предъявлено на почве личных счетов с председателем сельсовета, и все это клевета». В тот же день суд зачитал приговор, и батюшка был отправлен на Дальний Восток.
Заключение отбывал в лагпункте Среднебельского совхоза Дальлага НКВД, был занят как инвалид на подсобных работах.
В феврале 1938 года в лагере было начато новое следственное дело. Был арестован вместе с архиепископом Курским Онуфрием (Гагалюком), епископом Белгородским Антонием (Панкеевым) и другими священнослужителями: священниками Ипполитом Красновским, Митрофаном Вильгельмским, Александром Ерошовым, Михаилом Дейнекой, Николаем Садовским, Василием Ивановым, Николаем Кулаковым, Максимом Богдановым, Александром Саульским, Павлом Поповым и псаломщиком Михаилом Вознесенским. Обвинялся в участии в «контрреволюционной группировке на четвертом участке лагпункта» и «ведении террористически-пораженческой агитации» среди заключенных. Виновным себя не признал, отказался подписывать лжесвидетельства.
17 марта 1938 года особой Тройкой УНКВД по Дальневосточному краю был приговорён к расстрелу.
Расстрелян 1 июня 1938 года в городе Благовещенске. Погребён в безвестной общей могиле.
