Михаил Воскресенский — сын станового пристава из села Теплый Стан. В училище в Бортсурманах о. Михаил служил с 1910 года, со своих 27 лет. Прихожане любили его за доброту, благочестие и за безупречное исполнение пастырских обязанностей.
Летом 1918 года по реке Суре отступала группа войск Колчака. Жители города Курмыша подняли восстание, чтобы или освободиться от большевистского плена, или присоединиться к отступавшим войскам. Восстание возглавил директор местного банка Совернин. Горожане разоружили стоявшую в городе красноармейскую роту, посадили солдат под замок, строго приказав случившимся тут жителям села Бортсурманы Николаю Мигунову и Николаю Небасову стеречь пленников, не давая им ни есть, ни пить, но те кормили и поили их, почти ни в чем не стесняя.
Карательный отряд, выступивший на подавление сопротивления, почти весь состоял из латышей. Возглавлял его некий Гарин, выходец из дворян Нижегородской губернии. Где бы ни проходил он, повсюду мучили и убивали священников.
По Бортсурманам пронесся слух, что каратели всех истребят. Крестьянин по прозвищу Еленя стал звонить в колокол. Колокол был особый, крестьянский, отлитый на их средства; привезли они его сюда сами, впрягаясь в упряжь, не доверяя церковного дела бессловесным животным; была установлена очередность, и крестьяне менялись, чтобы всем досталось.
Отца Михаила в это время в селе не было, он уехал в соседнюю Козловку причащать старика.
Отряд карателей расположился на горе против села и выставил против села орудие, намереваясь сжечь Бортсурманы. Так бы оно, вероятно, и произошло, если бы в плен к ним не попал почтальон.
— Бортсурманы окопаны? — спросил его Гарин.
— Никаких окопов нет,— ответил тот.
— Нет, врешь, окопаны — наступал Гарин.
— Да нет никаких окопов, — настаивал почтальон.
Наконец решили послать двух разведчиков. На самом въезде в село встретили мужика, который мирно пахал землю. Как расположить мужика, красноармейцы знали, сами были когда-то крестьянами. Один впряг в крестьянский плуг свою лошадь и начал пахать, другой расспрашивал о жителях села, кто где живет и как пройти. Составился целый список. Каратели той же ночью въехали в село и приступили к арестам. Арестованных сводили в здание волостного правления.
Поздно ночью о. Михаил возвращался домой. На окраине села путь ему преградили каратели.
— Кто идет?
— Священник, — ответил о. Михаил.
Этого было достаточно.
— Давай убьем его, — услышал о. Михаил.
— Успеем еще,— ответил другой. Его пропустили, и он поехал домой.
А в это же самое время другие каратели пришли к нему в дом, чтобы арестовать его, но не застали и ушли. Войдя в дом, понял священник, какой ему готовится жребий, но бежать не стал. Вскоре его арестовали.
Матушка пошла за ними, чтобы передать чапан для тепла.
— Ему и без чапана будет жарко, — ответили ей.
Решение уже было принято — всех арестованных казнить; всю ночь их избивали. С особенной жестокостью мучили о. Михаила. Вины за о. Михаилом не было, и мучители обвиняли его в том, что он велел звонить в колокол и ждал с радостью отряд Колчака.
Вместе со священником был арестован чтец Евлампий Николаев. Родом с Ильиной горы, некоторое время oн был писарем в соседнем селе и приходился родственником о. Михаилу. Когда-то о. Михаил пригласил его в Бортсурманы церковным чтецом, теперь он разделил с ним мученическую кончину. Среди крестьян были арестованы Николай Мигунов и Николай Небасов.
Чтобы не вызвать среди жителей села возмущение, палачи объявили, что все арестованные будут отправлены в Курмыш для суда. Однако страстотерпцы знали об уготованной им участи и готовились к смерти, каясь и исповедуясь. 9 сентября перед полуднем колонна из тридцати человек в сопровождении карателей двинулась по Курмышской дороге. Отец Михаил шел впереди и громко пел погребальные песнопения, а вместе с ним прихожане. Так прошли пять километров и дошли до овражного места, называвшегося Степанихой. Здесь всем было ведено выстроиться в один ряд, палачи встали напротив.
Отец Михаил опустился на колени и с воздетыми руками молился Богу. Ни одна из шестнадцати попавших в него пуль не смогла оборвать его жизнь. Это было явным знамением чуда, и тогда один из палачей подошел к священномученику и заколол его в сердце штыком. Из тридцати человек только один остался в живых — Иван Курепин. Он и рассказал о подробностях мученической кончины священника, церковного чтеца и двадцати семи крестьян.
После убийства каратели послали одного из местных жителей в Бортсурманы сказать, чтобы забирали тела или закапывали здесь — все должны быть похоронены к вечеру. Крестьяне приехали на подводах и забрали всех, а на месте расстрела поставили крест с надписью.
