Захар Лобов — сын мелкого чиновника из слободы Петровка Павловского уезда Воронежской губернии. В 1882 году 17-летний Захар Лобов окончил II Тамбовское духовное училище и поступил в Тамбовскую духовную семинарию, где проучился 4 курса. Закончил образование в Донской духовной семинарии в 1888году по I разряду.
Женился, в семье родилось семеро детей, один из сыновей умер в Устьлаге в 1942 году.
7 сентября 1888 года был определён на священническое место к Архангельскому храму слободы Сариновой (Нагольной) Голодаевки (ныне поселок Первомайское Ростовской области). 3 ноября рукоположен во священника архиепископом Донским и Новочеркасским Макарием (Миролюбовым).
14 февраля 1890 года переведён в Богородице-Рождественский храм хутора Ажинова, 23 марта того же года — в Петропавловский храм города Александровска-Грушевского (ныне г. Шахты Ростовской обл.), являлся строителем собора. Был законоучителем городских одноклассных мужских (1890-1894) и женских школ (1894-1900), заведовал школой грамотности Азовской компании (1896-1900), был духовным следователем Александровского благочиния (1895-1900). 16 мая 1900 года был переведён в Новочеркасск. Служил в Михаило-Архангельском храме, а затем, с декабря того же года, — в Троицком храме. С 1900 года был заведующим новочеркасской Михайловской женской школой, преподавал в ней Закон Божий.
В 1901 году назначен делопроизводителем Донского епархиального училищного совета. Сверхштатный (1901-1903) и штатный (1903-1908) член Донской духовной консистории. Один из ближайших сотрудников Донского архиепископа Афанасия (Пархомовича). 25 июля 1903 года был перемещен на должность ключаря Новочеркасского кафедрального собора. С 1905 года — член епархиального Миссионерского комитета.
11 мая 1906 года был возведен в сан протоиерея. С 1906 года — член Донского епархиального совета.
22 декабря 1908 года уволен с должности штатного члена Донской духовной консистории. С 1909 года — законоучитель частного Коммерческого училища Абраменкова, с 1910 года — законоучитель Новочеркасской военно-фельдшерской школы. С 1910 года — казначей Донского епархиального Богородичного братства, член строительной комиссии, член Донского епархиального училищного совета. С 1915 года — член совета епархиального женского училища. В том же году организовал при Вознесенском соборе Миссионерский кружок ревнителей веры и благочестия, став его председателем.
В 1917 году овдовел.
28 марта 1921 года переведен из Новочеркасского собора в церковь монастырского подворья. В 1922 году проявил себя активным борцом с обновленчеством. Как сообщалось в обвинительном заключении ГПУ, на съезде Донской епархии Лобов один из всего духовенства оставался тихоновцем. После осуждения советской властью епископа Ростовского Арсения (Смоленца), епископа Нижне-Чирского Николая (Орлова), ареста епископа Аксайского Митрофана (Гринёва) и увольнения обновленческим Высшим церковным управлением на покой Донского и Новочеркасского митр. Митрофана (Симашкевича) прот. Захария Лобов стал «правой рукой» последнего в организации сопротивления обновленцам. Привлекался к следствию по обвинению в «халатном хранении церковного имущества» (очевидно, за попытку пассивного сопротивления во время кампании по изъятию церковных ценностей). После ареста епископа Митрофана (Гринёва) в 22 января 1923 года церковный совет Троицкого храма Новочеркасска обратился к патриарху Тихону (Беллавину) с просьбой о епископской хиротонии протоиерея Захарии Лобова.
После принятия монашества с сохранением прежнего имени, но в честь иного святого — праведного Захарии, родителя Иоанна Предтечи, 5 октября 1923 года был хиротонисан во епископа Нижне-Чирского, викария Донской епархии. Чин хиротонии в Троицком храме Новочеркасска совершали митрополит Донской Митрофан (Симашкевич) и епископ Каменский Иннокентий (Бусыгин), присланный специально для этого патриархом Тихономиз Москвы.
14 октября того же года, в связи с арестом еп. Митрофана (Гринёва), назначен епископом Аксайским. По некоторым данным, продолжал одновременно числиться и управляющим Нижнечирским викариатством.
Духовником епископа Захарии был известный в Ростове и Нахичевани-на-Дону старец — протоиерей Иоанн Домовский. В деле епископа Захарии сохранилась копия письма о. Иоанну, в котором епископ именует его своим духовным отцом, проникнутое к нему глубоким уважением.
В отсутствие правящего архиерея временно управлял Донской и Новочеркасской епархией, достиг большого успеха в борьбе с обновленческим расколом. К началу 1924 года практически все приходы Новочеркасска и значительная часть приходов епархии вернулись в патриаршую церковь.
Служение в Донской епархии епископа Захарии как православного иерарха патриаршего поставления было нелегальным. Вместе с нелегально действовавшим митрополитом Донским и Новочеркасским Митрофаном (Симашкевичем), официально уволенным на покой, владыка Захария организовал сопротивление обновленцам. Иерархи Митрофан и Захария рукополагали православных священников по всей епархии. Им содействовал простой церковный народ, требующий от власти допускать православных священников на свои приходы. При народной поддержке и любви епископ Захария служил в храмах Новочеркасска. Вёл тайную переписку со священниками из разных округов Донской и Ростовской епархий, Украины, в том числе со своим духовным отцом — противником обновленчества и подвижником благочестия отцом Иоанном Домовским. В письмах владыка Захария писал, что по милости Божией с большой радостью совершает богослужения при большом стечении народа, однако не знает, долго ли он еще сможет находиться на свободе и осуществлять свое служение. Вскоре все церкви Новочеркасска объединились вокруг владыки Захарии.
С октября 1923 года состоял под следствием по обвинению в «дискредитации советской власти» и «использовании религиозных предрассудков масс с целью возбуждения сопротивления законам и постановлениям». Находился под подпиской о невыезде. На допросах отрицал предъявленные обвинения, подтвердил, что признает главой церкви патриарха Тихона, а обновленческий «поместный собор» считает неканоничным. Дело прекращено в связи с отсутствием состава преступления.
28 февраля 1924 года был вызван повесткой в полномочное представительство ОГПУ в Ростове-на-Дону и арестован по доносу обновленческого архиепископа Мелхиседека (Николева). Содержался в ростовской тюрьме. 27 марта 1924 года ему предъявили обвинение:
В 1924 году владыка Захария был этапирован в Бутырскую тюрьму в Москве.
Карательные органы обвиняли епископа в том, что он распорядился всем своим последователям тайно молитвенно поминать на богослужении «контрреволюционного» патриарха Тихона. На что епископ справедливо заметил, что в разъяснении Наркомюста сказано о запрете гласного поминовения патриарха, такого он и не благословлял, а о тайном поминовении ничего не сказано. Епископ характеризовался как «опасный для существования советской власти на Дону элемент», поэтому его необходимо было заключить в концентрационный лагерь. В связи с тем, что в основе всего материала против Лобова лежали агентурные донесения, дело не было передано в суд, а направлено в комиссию по административным высылкам при НКВД. В этом деле ОГПУ проявило свою типичную циничность и нечистоплотность: ранее почти в том же самом материале, собранном на Лобова, органы не нашли состава преступления, когда же им пребывание епископа на Дону стало неудобным, они с лёгкостью приняли обратное решение. Карательные органы видели в материалах дела только то, что хотели видеть и закрывали глаза на невыгодные для обвинения факты. Так например, епископ Захария в личной переписке, отслеженной ОГПУ, предостерегал своих последователей от каких бы то ни было политических мотивов. В письме протоиерею Петру Ледковскому в город Морозовск он писал: «При этом усердно молю в своих беседах и проповедях держаться истинно такого православия, нисколько не примешивая политику. Покажите всем, что мы не контрреволюционеры, а только сыны своей святой православной и апостольской Церкви, в которой мы ищем одно только — спасения и славы Божией». В июне дело было в Москве, рассматривалось, «на высшем уровне». Его взял под контроль сам начальник VI отделения Секретного отдела ОГПУ Евгений Тучков, куратор церковных дел и секретарь антирелигиозной комиссии (АРК). 29 июля дело епископа, заключённого в Бутырской тюрьме, рассматривалось сотрудницей VI отделения Специального отдела ОГПУ Якимовой. На документах стоит надпись: «Утверждаю. Ягода». Статьи обвинения в 6-м отделе были несколько изменены: "распространение контрреволюционных воззваний и антисоветская агитация путём проповедей"(ст. ст. 69 и 72 УК). Ту же самую квалификацию поддержал и Тучков. 26 сентября 1924 года особым совещанием при Коллегии ОГПУ еп. Захария был приговорен к 2 годам концлагеря. Деятельность епископа Захарии, хотя она была чисто церковной, квалифицировалась органами ГПУ как «участие в контрреволюционной тихоновской группировке» В материалах ГПУ имеется характеристика: «Лобов — злейший враг Советской власти».
Отбывал заключение на Соловках, где тогда находилось большое число архиереев. В заключении владыка Захария в числе двадцати четырех православных иерархов 7 июня 1926 года подписал известную «Памятную записку Соловецких епископов, представленную на усмотрение правительства». Запомнился соузникам как строгий постник и молитвенник.
3 сентября 1926 года особое совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать епископа Захарию после отбытия срока заключения на Соловках в г. Краснококшайск (ныне Йошкар-Ола) Марийской автономной области на 3 года. Находясь в ссылке, поддержал декларацию митрополита Сергия. Резко осудил от имени отбывавших с ним ссылку архиереев и священнослужителей прекращение церковного общения с митрополитом Сергием Глазовского епископа Виктора (Островидова). Еп. Захария писал в письме обратившемуся к нему в связи с выступлением еп. Виктора священника Вятской епархии: «Всё канонично и разумно в действиях митрополита Сергия и его Синода и всё направляется на пользу Церкви». Когда к нему обратился с письмом епископ Виктор, Захария пытался убедить его покаяться в грехе отступления.
27 января 1928 года был досрочно освобожден решением особого совещания при Коллегии ОГПУ. В конце февраля отбыл в Тверь, был назначен епископом Новоторжским, викарием Тверской епархии. С 24 апреля того же года — епископ Бежецкий, викарий той же епархии.
24 апреля 1929 года возведен в сан архиепископа и назначен управляющим Воронежской и Задонской епархией. В Воронеж он прибыл в пасхальные дни того года. Служение на Воронежской кафедре принесло владыке немало скорбей: массовое закрытие церквей, гонение на церковнослужителей и т. д. Архиепископ, как мог, противостоял этим явлениям. Он боролся с закрытием храмов и сумел отстоять несколько действующих церквей. Своей аскетичной жизнью, отзывчивостью и подлинным христианским смирением заслужил немалую любовь своей паствы. На каждую архиерейскую службу собиралось множество верующих со всех районов города и близлежащих деревень. Первые полтора года архиепископ Захария жил в сторожке при Успенском Адмиралтейском храме, совершая богослужения сначала в Троицком Смоленском кафедральном соборе, а по его закрытии в марте 1932 года — в Успенском храме. В июне 1930 года организовал в Воронеже свечной завод, который был закрыт в начале 1931 года из-за непосильных государственных налогов.
30 сентября 1931 года был вызван на зимнюю сессию временного Священного синода. 14 апреля 1932 года уволен от присутствия в синоде. Вернулся в Воронежскую епархию. С марта 1933 года, во время отбывания ареста Курским владыкой Онуфрием (Гагалюком), по совместительству управлял Старооскольской епархией.
По соловецкому заключению Воронежский святитель был знаком со многими прославленными иерархами православной церкви. В 1933 году у него неделю жил освобожденный из ссылки епископ Тамбовский Вассиан (Пятницкий), в 1934 году в Воронеже два месяца провел архиепископ Курский Онуфрий (Гагалюк). В 1935 году у владыки Захарии останавливались епископ Моршанский Павел (Введенский) и епископ Елецкий Серафим (Протопопов).
В доносе на архиепископа Захарию заявлялось что владыка в проповеди говорил: «Над русским православием поднят меч». Это было квалифицировано как антисоветская пропаганда, и вскоре последовал арест.
23 мая 1935 года был арестован и помещён в воронежскую тюрьму, в его квартире произведен обыск. Были изъяты предметы архипастырского облачения и более 22 тысяч рублей церковных денег. 19 июля владыке было предъявлено обвинение в контрреволюционной агитации «с использованием религиозных предрассудков масс» и в распускании провокационных слухов. Обвинение строилось на показаниях причта Успенской Адмиралтейской церкви — священника И. С. Котова, псаломщиков П. И. Долгополова и И. Л. Назарченко, церковного старосты И. Н. Скрипицына, занявших негативную позицию по отношению к владыке. Архиепископу вменялось в вину, что он, якобы враждебно относясь к советской власти, публично высказывался о бедственном положении крестьян в связи с созданием колхозов, о нищенской заработной плате рабочих, о том, что государство проводит политику по искоренению религии, закрывает храмы и репрессирует священнослужителей и что в проповеди в канун Пасхи 1935 года он сравнивал современную Россию и первые века христианства в плане гонения на верующих и пастырей. Виновным себя архиепископ Захария не признал.
Показания других свидетелей — ктитора церкви села Манино Калачеевского района Ф. Анипкина, бывшего псаломщика М. Меркулова, владельца дома, где квартировал архиепископ Захария, М. Гурова — отрицавших факты контрреволюционной пропаганды, во внимание следствием приняты не были.
В августе 1935 года было утверждено обвинительное заключение, и дело передано в спецколлегию Воронежского областного суда. 10 сентября владыке вынесли обвинительный приговор по ст. 58-10 УК РСФСР: пять лет лагерей и денежный штраф 25 тыс. руб. за неполную выплату налогов за закрытый свечной завод. 12 ноября 1935 года архиепископ Захария был отправлен в Соловецкий лагерь и в тот же день митрополитом Сергием (Страгородским) уволен на покой.
На Соловках владыка пробыл недолго. В 1936 году был этапирован через Мичуринскую тюрьму в Казахстан.
8 февраля 1936 года прибыл в Чурубай-Нуринское отделение Карагандинского лагеря (Карлага). Владыка Захария был дневальным по бараку. В личном деле имеется следующая характеристика: «Вежлив с администрацией и заключенными, дисциплинирован, проводит читку газет и обучает неграмотных заключенных».
От невыносимых тягот и лишений во время пребывания в лагере тяжело заболел, ослеп. Медкомиссией поставлен диагноз: старческая дряхлость, паховая грыжа, установлена инвалидность.
14 сентября 1937 года был осуждён по обвинению в «контрреволюционной террористической агитации среди заключенных, направленной против решений партии и правительства, дискредитации вождей партии и правительства, в нелегальной переписке с духовенством Воронежской области» по статье 58-10 УК РСФСР, с приговором высшей меры наказания — о расстреле.
Кроме того, его обвиняли в групповом Пасхальном богослужении.
Из протокола допроса самого архиепископа видно, что он признал переписку с 4 архиереями и духовенством и 1500 рублей прислали ему на личный счет. Никого никак не называл, зная возможных последствиях, и в политику не вмешивался. «Это дело не мое». Встречал Пасху сам, без облачения пел «Христос Воскресе». Виновным себя признал лишь «в получении денег и церковной контрреволюционной агитации, которой я доказывал, что существует Бог».
21 сентября 1937 года Особой тройкой УНКВД по Карагандинской области был приговорен к расстрелу.
Расстрелян в день приговора в 24 часа, вместе со священником Иосифом Архаровым, погребен в безвестной могиле.
