28 июля 1822 года родился Аполлон Григорьев, поэт, критик, автор популярных песен и романсов.
Личное дело
Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864) родился в Москве от связи титулярного советника Александра Ивановича Григорьева с дочерью крепостного кучера Татьяной Андреевой. Через два дня после крещения незаконнорожденного младенца отдали в императорский Московский воспитательный дом. Лишь после венчания родителей в 1823 году мальчика забрали из Воспитательного дома.
К музыке и к поэзии Аполлон Григорьев пристрастился с ранних лет, прекрасно говорил по-французски, много читал и музицировал на рояле. Он получил очень хорошее домашнее образование что позволило ему, минуя гимназию, поступить сразу в Московский университет. В 1842 году окончил университет, первым кандидатом юридического факультета на круглые пятерки. Во время учебы у него сложились близкие отношения с А. А. Фетом, Я. П. Полонским, С. М. Соловьёвым.
По окончании учебы с декабря 1842 по август 1843 года работал в университете: сперва заведовал библиотекой, затем получил, несмотря на большой конкурс и обилие соперников, хорошее место секретаря Совета Московского университета, но не удержался на этом месте из-за своей безалаберности и неорганизованности.
Вскоре после окончания университета Григорьев создает первую прозаическую вещь, которую назвал «Листки из рукописи скитающегося софиста» - по сути это нечто вроде художественно обработанного дневника, в свою очередь явившегося черновым материалом для рассказа «Мое знакомство с Виталиным». Основой «Листков…» и рассказа явилось первое драматическое событие в биографии Григорьева, от которого много лет он не мог оправиться – несчастная любовь к Антонине Федоровне Корш.
Потерпев неудачу в любви к Антонине Корш и тяготясь своевольством родителей, Григорьев внезапно уехал в Петербург, где с июня 1844 года служил чиновником в Управу благочиния, а в декабре был переведен в Сенат.
С лета 1845 года Аполлон Григорьев целиком посвятил себя литературным занятиям.
Он дебютировал в печати в 1843 году стихотворением «Доброй ночи!», опубликованным под псевдонимом А. Трисмегистов в журнале «Москвитянин». В 1844—1846 писал рецензии на драматические и оперные спектакли, статьи и очерки. За это время он также написал стихотворную драму «Два эгоизма», повести «Человек будущего», «Моё знакомство с Виталиным» и «Офелия», которые выходили в журнале «Репертуар и Пантеон». Одновременно занимался переводами («Антигона» Софокла, «Школа мужей» Мольера), эпизодически участвовал в других изданиях.
В 1846 году Григорьев издал отдельной книжкой свои стихотворения, однако сборник был принят критиками не более как снисходительно. Впоследствии он писал уже не так много оригинальных стихов, но много переводил, в том числе из Шекспира («Сон в летнюю ночь», «Венецианского купца», «Ромео и Джульетту») из Байрона («Паризину», отрывки из «Чайльд Гарольда» и др.), Мольера, Делавиня.
Образ жизни во время пребывания в Петербурге Григорьев вел самый разгульный, много пил, пристастившись к пьянству еще со студенческих времен.
В 1847 году, разочаровавшись в Петербурге, поэт вернулся в Москву и пробовал остепениться. Он женился на сестре своей первой любви Лидии Корш, но женитьба ненадолго остепенила Григорьева - брак был довольно скоро расторгнут из-за легкомысленного поведения жены.
Григорьев деятельно сотрудничал с «Московским городским листком», был учителем законоведения сперва в Александровском сиротском институте (1848), потом в в Московском воспитательном доме (до августа 1853), с марта 1851 года до мая 1857 года преподавал законоведение также в 1-й московской гимназии.
В 1849—1850 годах выступал в качестве театрального и литературного критика в журнале «Отечественные записки».
В конце 1850 года Григорьев возглавил кружок авторов, известный как «молодая редакция» журнала «Москвитянин» - «молодой, смелый, пьяный, но честный и блестящий дарованиями» дружеский кружок, в состав которого входили А. Н. Островский, Писемские, Б. Н. Алмазов, А. А. Потехин, Печерский-Мельников, Е. Н. Эдельсон, Л. А. Мей и другие.
Григорьев был главным теоретиком этого кружка. Поэтому в борьбе с петербургскими журналами, именно он и становился объектом нападок, в том числе и за неуемные восторги в отношении Островского, который был для него не просто талантливый писатель, а «глашатай правды новой».
В эти годы Григорьев выдвинул теорию «органической критики», согласно которой искусство, включая литературное, должно органически произрастать из национальной почвы. Таковы, по его мнению, Островский и его предшественник Пушкин с его «кроткими людьми», изображенными в «Капитанской дочке». Совершенно же чужд русскому характеру, по мысли Григорьева, байронический «хищный тип», ярче всего представленный в русской литературе Печориным.
Островского Григорьев комментировал не только статьями, но и стихами — например, «элегией-одой-сатирой» «Искусство и правда» (1854), написанной после представления комедии «Бедность не порок». Любим Торцов провозглашался в ней представителем «русской чистой души» и ставился в укор «Европе старой» и «Америке беззубо-молодой, собачьей старостью больной». Всего десять лет спустя сам Григорьев вспоминал об этом со стыдом и единственное оправдание находил в «искренности чувства». Подобные выходки Григорьева были одним из характерных явлений всей его литературной деятельности и одной из причин малой его популярности.
Вечера единомышленники часто проводили в кабаках, где «мертвецки пьяные, но чистые сердцем, целовались и пили с фабричными», слушали цыган, упрекали Запад за бездуховность и превозносили русский национальный характер.
Чем больше писал Григорьев, тем меньше становилась его популярность. В 1860-х годах со своими туманными и запутанными рассуждениями об «органическом» методе и разных других абстракциях, он оказался не ко двору в эпоху «соблазнительной ясности» задач и стремлений, его перестали читать.
Большой поклонник таланта Григорьева редактор «Времени» Фёдор Достоевский, с негодованием заметивший, что статьи Григорьева даже не разрезаются, дружески предложил ему подписаться псевдонимом и хоть таким путем привлечь внимание к своим статьям.
В «Москвитянине» Григорьев писал до его прекращения в 1856 году, после чего работал в «Русской Беседе», «Библиотеке для Чтения», первоначальном «Русском Слове», где был некоторое время одним из трёх редакторов, в «Русском мире», «Светоче», «Сыне Отечества» Старчевского, «Русском Вестнике» М. Н. Каткова — но устроиться прочно ему нигде не удавалось.
В 1861 году возникло «Время» братьев Достоевских, где Григорьев нашел пристанище. Как и в «Москвитянине», здесь образовался целый кружок писателей «почвенников» — Страхов, Аверкиев, Достоевский и др., — связанных между собою как общностью симпатий и антипатий, так и личной дружбой. К Григорьеву они все относились с искренним уважением. В журналах «Время» и «Эпоха» Григорьев параллельно публиковал литературно-критические статьи и рецензии, мемуары, вел рубрику Русский театр.
Почувствовав со временем и в этой среде холодное отношение к своим мистическим вещаниям, в 1861 году Григорьев уехал в Оренбург, где устроился учителем русского языка и словесности в кадетском корпусе. С увлечением взявшись за новое дело, однако, весьма быстро остыл, и уже через год вернулся в Петербург, где снова зажил беспорядочной жизнью литературной богемы.
В 1863 году «Время» было запрещено. Григорьев перекочевал в еженедельный «Якорь». Он редактировал газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех благодаря воодушевлению, которое Григорьев внёс в рутину театральных заметок. Игру актёров он разбирал с тщательностью и страстным пафосом, при этом, кроме тонкого вкуса, проявлял и большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства.
В 1864 году «Время» воскресло уже как «Эпоха». Григорьев опять вернулся к амплуа «первого критика», но уже ненадолго. Запой, ставший мучительным физическим недугом, в конце концов закончился смертью.
Аполлон Григорьев умер 7 октября 1864 года в Петербурге. Похоронен на Митрофаниевском кладбище.
Чем знаменит
Григорьев известен любителям русской литературы как поэт и как критик, но почти совершенно не знаком в качестве прозаика. Между тем он - автор самобытных воспоминаний, страстных исповедных дневников и писем, романтических рассказов и художественных очерков.
Ушли в народ песни, созданные на стихи Григорьева: «О, говори хоть ты со мной, подруга семиструнная, душа полна такой тоской, а ночь такая лунная!...»; цыганская венгерка - «Две гитары, зазвенев, жалобно заныли... С детства памятный напев, старый друг мой - ты ли?...».
Также Григорьев оставил большое наследие, как переводчик - он перевел на русский язык «Антигону» Софокла; «Школу мужей» Мольера; «Сон в летнюю ночь», «Венецианского купца», «Ромео и Джульетту» Шекспира.
О чем надо знать
Одно из сильных увлечений Григорьева середины 40-х годов - масонство. Фет относит его знакомство с масонами (и не просто знакомство, но и вступление в организацию) еще к московскому периоду. На масонские же средства Григорьев уехал в Петербург. Сведения Фета подтверждают предположение В. Н. Княжнина, что масон из повести Григорьева «Другой из многих» Василий Имеретинов является художественным воплощением реального прототипа - К. С. Милановского, который был сокурсником Фета и Григорьева по Московскому университету.
Петербургские масонские связи Григорьева несомненны: это нашло отражение и в его повестях, и в цикле стихотворений «Гимны», которые были переводами немецких масонских песен, и в критических рецензиях.
Григорьева, как и толстовского Пьера Безухова, привлекали в масонстве грандиозные утопические идеи коренного переустройства мира на началах братства, любви и духовности.
Советские исследователи (Б. Я. Бухштаб, П. П. Громов, Б. О. Костелянец) убедительно показали тесную связь между масонскими и социалистическими идеями Григорьева: недаром он увлекался в те годы романами Жорж Санд «Консуэло» и «Графиня Рудольштадт», отразившими идеологию христианского социализма, на скрещении масонской мистики и социалистической утопии. Герой этих двух романов, граф Альберт Рудольштадт, масон и мистик, организует орден «Невидимые», целью которого является переустройство мира на лозунгах Великой французской революции (свобода, равенство, братство), на правде и любви. Персонажи этих романов неоднократно упоминаются и цитируются Григорьевым, а многие свои произведения он подписывал «А. Трисмегистов» (Трисмегист - псевдоним графа Альберта).
Прямая речь
О любви к Антонине Корш: «…мне было все гадко и ненавистно, кроме этой женщины, которую люблю я страстью бешеной собаки»
О себе: «Писано сие конечно не для возбуждения жалости к моей особе ненужного человека, а для показания, что особа сия всегда, - как в те дни, когда верные 50 рублей Краевского за лист меняла на неверные 15 рублей за лист "Москвитянина", - пребывала фанатически преданною своим самодурным убеждениям»
Журналист Е. М.Феоктистов о молодой редакции «Москвитянина»: «Тут были и провинциальные актёры, и купцы, и мелкие чиновники с распухшими физиономиями — и весь этот мелкий сброд, купно с литераторами, предавался колоссальному, чудовищному пьянству… Пьянство соединяло всех, пьянством щеголяли и гордились».
Б. Егоров. Художественная проза Ап. Григорьева: «"Другой из многих" - самая "неистовая" повесть Григорьева, наполненная совращениями, вакханалиями, смертями, демоническими мужчинами и женщинами; поэтому она менее всего автобиографична».
3 факта об Аполлоне Григорьеве
Материалы об Аполлоне Григорьеве
Аполлон Григорьев: биография, творчество
Аполлон Григорьев - Воспоминания
Григорьев, Аполлон Александрович в библиотеке Максима Мошкова
