Непрекращающийся рост цен на нефть и газ постоянно подталкивает их потребителей к поиску разного рода заменителей, которые могут хотя бы частично компенсировать нехватку относительно дорогих видов углеводородного сырья. Первым и наиболее естественным заменителем нефти и газа является уголь, который менее ценен как сырье для химической промышленности, но вполне может быть использован в качестве замещающего топлива на электростанциях и котельных. Другим заместителем, который сейчас более или менее активно пытаются внедрить в хозяйственный оборот, является биоэтанол, производимый из разных сортов растениеводческих культур. Про биоэтанол мы уже писали, а сейчас рассмотрим ситуацию с более близким для нас углем, так как его запасы на территории России превышают все мыслимые пределы, да и об использовании его в качестве заместителя основных видов топлива говорят уже очень давно.
Говорят очень давно, но до сих пор мало что делают, несмотря на то, что у угля и угледобывающих компаний здесь есть такой серьезный союзник, как корпорация «Газпром», которая спит и видит, как бы перевести все, или почти все, теплоэлектростанции России на уголь, а высвободившийся вследствие этого газ отправлять на экспорт. Однако даже усилий крупнейшей корпорации не хватает, чтобы осуществить этот технический маневр, и электростанции и котельные продолжают сжигать в свих топках дефицитнейший газ, вместо того, чтобы использовать гораздо менее дефицитный уголь. С чем может быть связано торможение в решении такого важного вопроса?
Как нам представляется, существует минимум четыре причины, по которым перевод нашего энергетического комплекса с газа на уголь постоянно задерживается.
Первая причина состоит в природных свойствах угля, энергетическая ценность которого в полтора раза меньше, чем энергетическая ценность газа или, например, мазута. Поэтому уголь должен быть, как минимум, в полтора раза дешевле газа, чтобы его использование было таким же выгодным. Но соотношение внутренних цен на уголь и газ несколько другое, и, несмотря на все попытки «Газпрома» это соотношение изменить, у него пока ничего не выходит, и газ остается более эффективным топливом, чем уголь.
Причем, чтобы хоть как-то сгладить негативный результат перехода с газа на уголь, «Газпром» предлагал даже профинансировать за свой счет капитальные вложения по переоснащению тепловых станций, чтобы их котельные могли использовать твердое топливо, а не газообразное. Но, судя по всему, охотников пойти на такое мероприятие не нашлось, и предложение «Газпрома» до сих пор висит в воздухе.
Кстати, существует одна техническая подробность, известная энергетикам, и показывающая, почему они не в восторге от перехода на использование угля. На многих теплофикационных установках для розжига угля используется мазут, иначе процесс его возгорания будет идти слишком медленно, а температура сгорания будет слишком низкой. Но мазут – это уже очень дорогое органическое топливо, ничуть не дешевле природного газа, которое тоже большей частью отправляется на экспорт, так как внутреннему потребителю оно не по карману. То есть использование угля возможно только в комплексе с очень дорогими добавками, что тоже снижает эффективность его применения.
Другая причина, по которой энергетики предпочитают газ, а не уголь, заключается в территориальном размещении российской промышленности. Основные предприятия-потребители энергоносителей находятся в Европейской части страны, а основные запасы угля – за Уралом, в Кузнецком угольном бассейне. Соответственно, перевозка твердого топлива, которая производится железнодорожным транспортом, сильно удорожает его конечную стоимость, что также сужает зазор в эффективности использования угля и газа. Правда, природный газ тоже добывается в местах не слишком приближенных, однако он транспортируется по трубопроводам, а это гораздо дешевле, чем железная дорога.
Еще один довод в пользу использования газа, а не угля, заключается в том, что уголь – это не самое технологичное топливо. Его надо специально подготавливать для сжигания, а потом, уже после сгорания, он дает большое количество отходов в виде золы и выбросов в атмосферу. При сжигании газа таких побочных эффектов нет, поэтому станции и котельные, работающие на газе, являются экологически практически чистыми, а на угле – нет. Наличие этих отходов и выбросов в атмосферу не позволяет строить теплофикационные установки в городской черте, поэтому их полезность как производителя пара и горячей воды для технологических нужд в промышленности и для использования в коммунально-бытовом секторе достаточно ограничена.
Надо оговориться, что зола, сама по себе – это ценный продукт для дальнейшей переработки. Она может быть использована или для производства строительных материалов, в частности – для столь дефицитного сейчас цемента, или для производства удобрений. Поэтому для многих электростанций использование золошлаковых отвалов может быть очень выгодным побочным бизнесом. Но пока в массовом масштабе этого не происходит, что добавляет минусов при оценке эффективности использования угля в качестве топлива.
И, наконец, четвертый аргумент против расширения использования энергетического угля приводиться самими угольщиками. Дело в том, что цикл добычи угля очень длительный, и не заканчивается сразу после того, как в той или иной шахте закончились его запасы. Эти шахты надо поддерживать в определенном состоянии, откачивая из них воду и удаляя скопления метана, что стоит некоторых денег. Кроме того, особенностью угледобычи является близкое соседство шахтерских поселков с шахтами. Это соседство вызвано необходимостью по максимуму сократить время попадания горняков на рабочее место, поскольку кроме передвижения по земле им приходится тратить время еще и на спуск в разрабатываемый горизонт, и по тоннелям добираться до местонахождения проходческих комбайнов. Соответственно, после того, как уголь в шахте заканчивается, и начинает эксплуатироваться новая шахта, существующий шахтерский поселок забрасывается, и строится новый - рядом с новой шахтой.
Эти постоянные и в тоже время непродуктивные инвестиции серьезно снижают рентабельность угледобычи, поэтому она до сих пор финансируются государственным бюджетом. Хотя угольная промышленность давно вышла из кризиса, но все же угледобывающие предприятия брать на себя такие расходы не могут. При добыче газа такие дополнительные издержки, понятное дело, отсутствуют. Ведь кого, в самом деле, могут беспокоить пустоты в грунте на глубине 3 тысячи метров, да еще и в районе Полярного круга?
Таковы, в общих чертах, основные причины торможения использования угля в энергетике, хотя хозяйственных субъектов, заинтересованных в расширении его применения, более чем достаточно. Кроме уже упоминавшегося «Газпрома», это сами угольщики. К ним примыкают железнодорожники, которым тоже хочется заработать на длинных плечах перевозок, а также администрации угледобывающих регионов, заинтересованные в росте бюджетных доходов, а не в их снижении. Но их возможностей все равно не хватает для массированного перевода электростанций и котельных с угля на газ.
Есть ли вообще у черного золота какие-то перспективы или ему уже навсегда суждено оставаться резервным топливом на тот случай, если из-за природных катаклизмов газа иногда будет не хватать, как это случилось очень холодной зимой 2005 года? Как представляется, кое-какие шансы у угля все-таки есть, но их реализация зависит от того, найдет ли отрасль инвесторов. При этом инвестиции нужны не в саму угольную отрасль, а в строительство тепловых электростанций рядом с местами угледобычи. Только в этом случае использование топливного угля будет более или менее эффективным, так как транспортная составляющая уйдет из себестоимости электроэнергии. Иначе развитие теплоэнергетики, основанной на сжигании твердого топлива, все время будет натыкаться на разного рода препятствия, и буксовать на одном месте.
