30 марта 2016 г. в рамках совместного цикла Университета КГИ и «Полит.ру» – «КГИ: идеи и лица» состоялась встреча-диалог с директором НИФИ и членом Комитета гражданских инициатив (КГИ) Владимиром Назаровым на тему «Экономические факторы будущего». Мы поговорили с Владимиром Назаровым после встречи.
Вы говорите, что под влиянием нынешних тенденций глобализация будет усиливаться. Но при этом мы наблюдаем возвращение бизнесов обратно на родину – казалось бы, процесс, противоположный глобализации. Как это соотносится?
Будет происходить следующий процесс. Действительно, в какой-то момент (особенно ярко это будет видно на примере развивающихся стран) количественные показатели глобализации будут падать. Количественные параметры – это объем внешней торговли, объем трудовой миграции населения, туристические потоки. Эти объемы будут падать по целому ряду причин. Будет казаться, что глобализация отступает, что мир становится более дробным, раскалывается на какие-то отдельные блоки, что процесс глобализации уходит вспять.
Но на самом деле будут усиливаться институты глобализма, прежде всего свободный рынок. То есть те страны, в которых будет развиваться свободный рынок, которые будут устранять барьеры для внешней торговли, которые смогут заменить свою дешевеющую нефть, свои подорожавшие трудовые ресурсы на какие-то иные конкурентные преимущества, снова встроятся в эти глобальные цепочки уже на ином технологическом уровне. Те же, кто этого не сделает, уйдут в историческое небытие, не будут какую-то роль играть на международной арене.
Этот сценарий, который вы описали, уже начал воплощаться в конкретных примерах? Или это пока скорее прогноз на будущее?
В принципе, у нас есть примеры успешных догоняющих модернизаций. Из самых последних и наиболее успешных– это Южная Корея и Ирландия. Обе эти страны в какой-то момент достигли определенного уровня развития, а потом затормозились. В случае Южной Кореи тормозом была как раз структура экономики, крупные финансово-экономические конгломераты - чеболи – это неэффективность государственного управления экономикой. Им пришлось провести радикальную модернизацию своих институтов, уничтожить часть этих чеболей, часть приватизировать, радикально повысить их эффективность, позволить развиваться бизнесу параллельно с чеболями.
Это привело к тому, что Южная Корея снова начала расти. Она попала в «ловушку среднего дохода», когда рабочая сила уже не настолько дешевая, чтобы все ехали в эту страну просто потому, что там очень большое количество практически бесплатных людей, которым можно перепоручить какую-нибудь сборку. Заработная плата уже выросла, и страна уже не так сильно отличается от большинства других, чтобы производства бежали туда сломя голову. Но Южная Корея смогла их этой ловушки выйти в течение десятилетия и показать очень высокие темпы роста, которые ее максимально приблизили к развитым странам.
А Ирландия?
То же самое в Ирландии. Если в начале 1970-х гг. уровень ВВП на душу населения был примерно 70% от среднего европейского, то потом, в течение 10-15 лет, ничего не происходило. Они делали много полезных вещей, вступили в ЕС, тратили деньги на образование, в том числе инженерное, но страна все равно была в подторможенном состоянии. И в конце концов они тоже сильно снизили бюджетные расходы, сбалансировали бюджет, и тогда инвесторы поверили, что в Ирландии все более или менее стабильно, плюс образованные люди и страна в ЕС: «как здорово, давайте в нее инвестировать».
Так что примеры такие есть. Есть и примеры вывода производств, о котором я говорил: из Китая уходит производство обратно в США, потому что в Китае недостаточно хороший инвестиционный климат. Потому что там все-таки очень сильная коррупция и забюрократизированность. Когда у вас рабочая сила очень дешевая, тогда с этим можно мириться. А когда не очень дешевая, когда Китай дороже Вьетнама, то зачем размещать производство в Китае, если можно это делать во Вьетнаме? А можно поставить новое оборудование и вообще делать это в США, даже при их заработных платах.
Но в принципе это “vision”, это некий концепт. Не факт, что это произойдет. Это мое видение будущего, а не то, что это уже случилось. Нельзя сказать, чтобы все происходящее в мире говорило нам о том, что это неизбежно. Это одна из возможностей, один из сценариев развития мира.
