На протяжении всех послереформенных лет слова “таможня” и “коррупция” были синонимами. После того, как таможенное управление было выделено из состава КГБ и стало самостоятельной организацией, развитие этого института стало проходить по законам, несколько отличным от тех, по которым обычно развиваются спецслужбы. Получение самостоятельности таможенниками совпало с началом экономической реформы, одним из первых шагов которой стала ликвидация государственной монополии внешней торговли. После чего в Россию в массовом порядке хлынул товарный поток со всего белого света. Эффективность внешнеторговых операций измерялась сотнями процентов. Схема, по которой действовали торговые компании, была очень простой и поэтому надежной: в России покупалось сырье за рубли по низким внутренним ценам, продавалось за границей за твердую валюту, полученная валюта вкладывалась в товары массового спроса, которые ввозились в Россию и продавались по высоким внутренним ценам. Естественно, что пропуская через себя многомиллиардные товарные потоки, таможня не могла оставаться равнодушной и делала все, что могла, чтобы не упустить своего. Тем более, что некоторые управленцы решили, что надо бы нам перенять современные способы управления экономикой, и, в том числе, тарифное и нетарифное регулирование импорта. Они хотели, естественно, стимулировать отечественного производителя, но в результате стимулировали только коррупцию. Благодаря этим “защитным мерам” получалось так, что ставки пошлин на близкие по своему составу, но разные по наименованию товарные группы могли различаться в несколько раз, что как раз и открывало широкое поле для коррупции. Пропускать индеек под видом куриц – это было самое выгодное мероприятие, какое только можно придумать.
Но позже ситуация ухудшилась. Во-первых, внутренние цены подтянулись до уровня мировых, а потребительский рынок оказался более или менее насыщен. И на описанной выше классической схеме много заработать уже не удавалось. Во-вторых, часть иностранных производителей перенесла производство в Россию, и таможня с ее явными и скрытыми пошлинами их уже не беспокоила. В-третьих, многие иностранные производители (особенно автомобилей), столкнувшись с постоянным ростом спроса на свою продукцию, централизовали поставки со сборочных заводов в адрес российских торговых компаний, и теперь самостоятельно договаривались с таможней, причем на самом высоком уровне, о ставках, условиях прохождения осмотра и тому подобных технических деталях. В-четвертых, в конце 2000 года ставки импортных таможенных пошлин были унифицированы, что резко снизило возможность “пересортицы”. И, наконец, озабоченное постоянным дефицитом федерального бюджета, правительство стало постоянно давить на таможенную службу, справедливо считая ее одним из основных источников пополнения государственного бюджета. А не только инструментом защиты внутреннего рынка.
Правда, что фискальная, что регулирующая функция таможенных платежей могла реализоваться только в случае достаточно большого объема внешнеторгового оборота. А он, как мы хорошо помним, резко упал после дефолта 1998 года, и восстановился до уровня предкризисного, 1997 года, только в 2003 году. То есть таможня некоторое время могла отдыхать, не утруждая себя решением задач государственной важности. Но все поменялось после начала роста нефтяных цен.
Как известно, этот рост и, соответственно, рост доходов нефтяных компаний не оставил равнодушным Правительство, которое еще в 1999 году предусмотрительно ввело прогрессивную шкалу экспортных пошлин на нефть. До 2002 года эффект от этой меры был не очень заметным, но позже доходы от обложения нефтяного экспорта превзошли все возможные ожидания и стали одним из основных источников пополнения федерального бюджета. И вот, начиная с этого момента, значение таможенной службы кардинально поменялось.
Напомним, что почти одновременно с введением прогрессивной ставки обложения нефтяного экспорта, была отменена прогрессивная шкала налогообложения доходов физических лиц. Это действие подается как прогрессивное мероприятие, способствующее выводу из тени доходов граждан, расширению налогооблагаемой базы бюджета и тому подобным приятным вещам. Но инициаторы налоговых новаций немного лукавили. Конечно, замена прогрессивной шкалы на линейную сподобила некоторых физических лиц на большую “прозрачность”, но большого прока бюджету от этого не было. Скорее уж на рост поступлений по подоходному налогу повлияло постоянное повышение минимального размера оплаты труда. Но дело даже не в этом. А в том, что произошла достаточно ловкая замена одной прогрессивной шкалы налога на другую. А именно, шкалы подоходного налога на шкалу экспортных пошлин на нефть. Формально базы обложения ставок этих налогов разные. В первом случае – это денежные доходы граждан, исчисляемые в тысячах рублей, во втором – нефть сырая и нефтепродукты, исчисляемые в тоннах. Но в реальности, как мы понимаем, нефть с нефтепродуктами – это те же самые доходы, только в несколько ином виде. Эффект от переноса был более чем положительный. Одно дело – собирать декларации о доходах с миллионов российских граждан по всей территории страны, а другое дело – взыскивать пошлины с двух десятков нефтеэкспортеров по факту прокачки нефти в трубопроводах. Второе и легче, и удобней. И, что самое главное, сохраняется социальная справедливость: богатые платят больше, бедные – меньше. А то, что базой обложения является нефть, так это не беда. Понятное дело, что через некоторое время она превратится в деньги, а деньги – в доходы. Так что таможенный комитет собирает тот же подоходный налог, что и раньше – налоговая служба, только делает это, как бы вперед, авансом. От чего сборы становятся только выше.
Таким образом, проблема налогообложения избыточных доходов граждан была решена и, что самое главное, “договориться с таможней”, как это было раньше, не получится – здесь “пересортица” невозможна.
См. также:
Зачем граждане декларируют доходы?
Новые тупики налоговой реформы
