Последние публичные тексты Михаила Ходорковского продемонстрировали признание общественно-политической проблемы с итогами приватизации в России, в том числе и бывшим олигархом, а ныне – «частным лицом». Но до тех пор, пока даже сама постановка одной из наиболее существенных проблем России (Украины и некоторых других постсоветских стран) вызывает сомнение и, соответственно, недообсуждена - трудно двигаться дальше. Данный текст Льва Усыскина – есть попытка задать вопрос в жанре полемики с тезисами Виталия Найшуля, описанными, например, в тексте «Власть выходит на баррикады нелегитимных реформ». – "Полит.ру".
Не знаю вполне – принадлежит ли Виталию Найшулю авторство идеи нелегитимности российской приватизации или нет, но тот факт, что этот тезис обрел, выражаясь милой ему терминологией, прописку в печатных и непечатных дискуссиях – в значительной степени его заслуга.
Дело это вполне серьезное, ибо порой, как известно, нечто, многократно описанное словами, уже благодаря этому вдруг начинает существовать и на самом деле. Виталий Найшуль - человек тоже серьезный, а стало быть, заявив, что результаты российской приватизации не признаются легитимными нашим народом и требуют специальных, непростых и непопулярных действий для обретения вящей легитимности, действительно так считает и имеет на то основания, о которых, однако, он обычно умалчивает.
Истинность этой нелегитимности в глазах народа как бы сама собой подразумевается, это – исходный базис для дальнейших рассуждений. Такие, как бы очевидные, постулаты – обычно самые слабые места любой риторики. Стоит потянуть за них, как за ниточку, и цепочка последующих логических построений разваливается карточным домиком. Скажем это вскользь, после чего приведем несколько разрозненных замечаний по указанному поводу.
Кому выгоден тезис о нелегитимности приватизации? На первый взгляд кажется, что тем лицам, которые заинтересованы в переделе собственности. Это, конечно, так, но не в очень сильной степени. Новые претенденты на собственность в общем понимают, что указанный лозунг хорош на первом этапе, когда надо отнять. Однако совсем не хорош на втором, когда необходимо удержать. Из чего следует, что поддержка нашего тезиса таковыми лицами носит, так сказать, пассивный, вялый, неяркий характер.
Но есть и другая группа лиц. Она не собирается ни у кого ничего отнимать, ее цель – навязать нынешним собственникам свои услуги сомнительной целесообразности. Или, говоря коротко, шантажировать собственников. "Вы, собственники, не должны критиковать нас, чиновников, ибо только мы предохраняем вас от дубины народного раскулачивания". Как-то так. Или: "Вы, собственники, должны по первому слову оплачивать наши исследования, поскольку только мы, ученые, знаем, какая смертельная угроза вам грозит." Понятно, что последние в полной мере обладают способностью, вбросив идею, перепасовыванием ее среди себе подобных растиражировать ее и создать ощущение содержательности предмета обсуждения.
Понятно, что говорить о мнении целого народа крайне тяжело. Причем не понятно не только как это мнение измерить, но и есть ли оно вообще. Ведь среднее арифметическое мнений нескольких человек не есть мнение состоящего из этих же людей коллектива. Мнение коллектива предполагает, что оно, в потенциале, может быть, по меньшей мере, высказано от лица этого коллектива. Если же коллектив вообще не имеет механизма высказывания от своего лица, то говорить о его мнении просто не приходится. Чаще всего, говоря о мнении нашего народа, опираются на данные социологических опросов, проводимых по разным поводам целым рядом конкурирующих между собой организаций. Это ФОМ, "Левада-центр", РОМИР и т.д. Полутора-двум тысячам случайно выбранных людей из разных точек страны задают вопросы в формулировках, максимально приближенных к словесным штампам наиболее массовых СМИ. И предлагают выбрать ответ из нескольких, построенных с помощью этих же штампов.
Отвечающий лишен возможности уточнить вопрос, прояснить, что подразумевает спрашивающий под тем или иным понятием. Он не может даже подумать над вопросом сколько-нибудь продолжительное время. Зато подобные опросы очень технологичны – результат легко сводится в удобочитаемую таблицу и легко вписывается в формат любого издания, служа к украшению последнего. Рискнем заметить, что подобная информация мало о чем говорит читателю. По сути, счетная социология проявляет лишь непосредственную реакцию на газетно-телевизионные штампы, отнюдь не эквивалентную тем взглядам человека, которыми он руководствуется, когда настает пора совершить какое-либо действие.
Для выяснения же последних существуют совсем иные социологические методики – разного рода фокус-группы, глубинные интервью и т.д. В этих методиках у опрашиваемого есть возможность уточнить вопросы, пройти некоторый интеллектуальный путь, взаимодействуя с исследователем и с другими опрашиваемыми. К таким методам прибегают тогда, когда действительно надо что-то выяснить, - например, потребительские предпочтения людей. Однако у этих глубинных исследований есть существенный недостаток – их результаты всегда довольно объемисты, сложноваты для восприятия и никак не вписываются в формат желтой прессы.
Но вернемся к Леваде и нашей проблематике. Даже допустив, что результаты «счетной социологии» - истинный vox populi, мы не сильно продвинемся в выяснении отношения людей к легитимности приватизации. Просто-напросто потому, что слова легитимность, экзистенциальный, гносеология и т.п. не слишком подходят для опроса 1600 респондентов из 40 регионов по случайной выборке. Вместо этого людям, конечно же, задают вопрос типа "Считаете ли Вы приватизацию справедливой?". И люди заметным большинством отвечают на него –"нет". Повторимся – допустим, это и есть мнение людей. Что бы это могло значить? Именно то, что сказано, – люди, наверное, действительно не считают прошедшую приватизацию справедливой. Не бог весть какой результат: нам думается, что и сам Чубайс не считает приватизацию особо справедливой. Ну и что. С этим вполне можно жить, если не заниматься подменой понятий. Понятий справедливости и легитимности.
В самом деле, если вдуматься в эти два слова, то проступает заметная разница значений. Так, несправедливость – это моральная, нравственная оценка, она переносится на лицо, эту несправедливость совершившее. От признания чего-то несправедливым до потребности эту несправедливость устранить – очень большое расстояние. Иначе – нелегитимность. Это нарушение правильного порядка вещей. Лицо, осуществившее это нарушение, здесь отходит на второй план. Важнее само нарушение – его исправление вполне реально и, скорее всего, осуществимо.
Используя полемический прием Виталия Найшуля, спросим себя, возможно ли государство, в котором почти не будет несправедливости? Всякий разумный человек ответит – нет. Это, увы, свойство жизни – в ней много несправедливого. А можно ли построить государство, в котором почти не будет вещей нелегитимных? Да, ответит тот же человек. И такие государства, похоже, уже существуют.
Кстати сказать, раньше люди довольно четко понимали эту разницу. "Ваша земля – моя отчина, а вы с Литвой заводите шашни," – как-то так писал в 15 веке Иван III новгородцам, задумав включить их республику в унитарное Московское государство. Он не пытался изобразить справедливыми свои притязания на земли, свободы и имущество новгородцев. Он лишь говорил, что имеет на это право "по старине". И этого было тогда вполне достаточно.
И все-таки попробуем порассуждать о том, считает ли наш человек приватизированную собственность нелегитимной или не считает. Как это определить? Первым делом, вернемся в СССР. Вообразим нормального советского человека, отвечающего на вопрос, кому принадлежит вот этот, к примеру, завод. Выплюнув штампы тогдашней «социологии» про то, что все принадлежит народу, наш подопытный человек, подумав, скорее всего, скажет так: "кому принадлежит завод? разумеется, начальству." На вопрос же, сколь это легитимно, он ничего не ответит. Словами. Он ответит делом: все мы помним тогдашнюю общенародную эпидемию производственного воровства. "Уходя с аэродрома, прихвати чего для дома" – это ведь не в Царской России придумали.
Иначе говоря, непризнание населением легитимности собственности выглядит примерно так: допустим, некая западная фирма решает построить где-то в Африке завод, соблазнившись дешевизной рабочей силы. Завод возводят, аборигены проходят необходимую подготовку и приступают к работе. И ничего не получается – рабочие никак не могут преодолеть в себе привычку отвинчивать и уносить домой разного рода металлические детали оборудования. Их увольняют, набирают новых, но ничего не меняется – вопреки всем рациональным доводам, модель поведения воспроизводится вновь и вновь. Нанимают охрану из местных – но и это не помогает: охрана хоть и примерно калечит при случае пойманных соотечественников, но зато ворует сама в еще больших масштабах.
Теперь зададимся вопросом, видел ли кто-нибудь подобное на российских приватизированных предприятиях? Едва ли. Зато, стоит лишь разуть глаза, как видится совсем обратная картина предпочтений российских граждан. Устав от неупорядоченности советского и переходного времени, они совершенно явным образом тяготеют к центру кристаллизации настоящего, разумного и плодотворного порядка, каковым, похоже, у нас сегодня является исключительно частный бизнес. Можно сказать, что вполне объективные психологические механизмы побуждают человека искренне сотрудничать с такими институциями. И происхождение прав собственности хозяина бизнеса таких граждан волнует примерно как прошлогодний снег.
На вопрос интервьюера о легитимности приватизации жилья в России Виталий Найшуль отвечал так: "Приватизация жилья де-факто произошла очень давно – еще в конце 70-х – начале 80-х годов. Уже тогда был принят жилищный кодекс, по которому квартиросъемщика практически невозможно было выселить из квартиры. Даже если он не платит за коммунальные услуги, никто с ним ничего сделать не мог. Хотя жилье официально нельзя было продавать, но его можно было менять. Поэтому жилищные права у населения исключительно старые и мощные. Сейчас они окончательно легализируются, а легитимация их произошла уже давно. А вот в случае производственной приватизации все наоборот – какая-то легализация уже есть, а легитимация практически отсутствует."
Выходит, что вся разница между легитимной и нелегитимной собственностью по Найшулю – десять лет жизни. Так может, если уж на то пошло, просто перекантоваться как-нибудь это время – и проблема исчезнет без всяких там специальных болезненных мероприятий? Да и можно ли назвать животрепещущей и судьбоносной проблему, которая за 10 лет рассасывается сама собой?