По словам начальника экспертного управления администрации президента РФ Аркадия Дворковича, «частный капитал будет привлечен в реформу здравоохранения и образования путем преобразования организаций этих отраслей из бюджетных учреждений в другие организационно-правовые формы… На самом деле сейчас в образовании и здравоохранении денег много, но они существуют в виде взяток или оплаты репетиторства».
Для начала отметим, что взятки, циркулирующие в системе вступительных и сессионных экзаменов, — это только надводная часть коррупционного айсберга в сфере образования (остановлюсь на образовании, притом исключительно высшем; коммерциализация здравоохранения заслуживают отдельного разговора, к которому постараюсь вернуться позже). Не менее солидные средства обращаются в таких традиционных сферах оперирования с государственными активами, как капитальное строительство, НИОКР, аренда недвижимого имущества, закупка оборудования, информатизация и т.д. Подряды на строительные работы без хотя бы 10-процентных откатов, похоже, уже не существуют в природе. В договорах на оборудование интернет-классов или, тем более, в договорах на НИР, размеры откатов начинаются с 30-процентов (для вящей аккуратности я, вслед за Андреем Илларионовым, оговорюсь, что все это не более, чем мои субъективные впечатления.)
За последние 10-15 лет вся эта многопрофильная сфера серой (черно-белой) вузовской экономики четко структурировалась и в известной мере цивилизовалась. Специалисты утверждают, что без этой черно-белой компоненты абсолютное большинство вузов (особенно старосоветских) попросту бы не выжило.
Надо полагать, что идея реформаторов сводится к изобретению и введению в законодательство некоего механизма конверсии «черного нала» в частные инвестиции.
Какие мотивы могут подвигнуть непосредственных участников оборота коррупционных денег к такой конверсии или, тем более, любых третьих лиц к частному инвестированию?
Расскажу подлинную историю из героической эпохи российской приватизации.
Кредитный консультант (молодой человек, только что получивший диплом Лондонской школы политических и экономических наук) спрашивает визитера — владельца крупного торгово-транспортного бизнеса (тамбовского бандита, начинавшего свою карьеру с уличного рэкета и впервые попавшего в «приличное общество»):
- Зачем Вам, собственно, вкладываться в строительство «с нуля» нового транспортного предприятия? Вот у меня перечень приватизированных гаражей вашей области; все стоят без работы, любой можно купить за копейки!
- Никак нельзя. Куда ни глянь, машины старые, начальник — м..дак, толковые водилы разбежались, осталась одна пьянь косорукая да профсоюзные скандалисты.
Прошло 12 лет. Много ли изменилось с того времени — не в гаражах, разумеется, а в университетах?
Не хотел бы применять буквально формулу тамбовского бандита к храмам советского образования. Но много ли сегодня найдется вузов, выпускающих конкурентоспособный образовательный продукт, то есть годящихся в качестве объекта для вложений частных инвестиций? В те из них, которые это умеют, частные деньги уже пришли, причем сугубо добровольно, безо всякого государственного конвоя. Или даже добровольно пришли (как из ЮКОСа в РГГУ), но под конвоем ушли …
Теперь о взятках. Коррупция в сфере государственных закупок, государственного капитального строительства, управления государственной собственностью полностью лежит в сфере экономической логики и обладает минимальной отраслевой спецификой: имеет место эквивалентный обмен реальными ценностями между подрядчиком (поставщиком, арендатором …) и должностным лицом — держателем статусной ренты. При определенных соотношениях рисков и альтернативных издержек она вообще может стать невыгодной. Но победить ее за счет преобразования вузов в некие автономные учреждения, похоже, невозможно: с большой бюджетной копейки — большие «откаты», с небольшой — небольшие.
С чисто вузовской коррупцией дело обстоит еще хуже.
Частные инвестиции приходят очевидным образом под производство обозначенных выше реальных ценностей — конкурентоспособного образовательного продукта. Чисто вузовская взятка платится нередко за доступ к ценностям сугубо номинальным: дипломам, местам на кафедре, справкам для военкомата. Переименуй родную кафедру «Марксистско-ленинской политэкономии» в учебно-научный центр «Маркетинга и менеджмента» и собирай конверты в коробку из-под ксерокса. Номинальные учителя будут выпускать столь же номинальных молодых учеников, и так много лет по индукции…
Востребованность этих сугубо номинальных ценностей целиком зависит от живучести элементов нерыночной среды, таких как: преимущества при продвижении по службе, обусловленные местом рождения или умением принять «позу подчинения», или, к примеру, обязательный призыв в армию. Пока эти нерыночные атрибуты существуют, любые продвижения в деле конверсии экзаменационных взяток в частные инвестиции крайне маловероятны.
В легенды о сохранении научных школ в классических советских университетах не верит, пожалуй, никто, кроме ректоров, рекрутированных из числа бывших партийных секретарей. (Не хочу брать на себя роль судьи; советую обратиться к размышлениям на эти темы ученых, востребованных «мировой лабораторией», к примеру, академика С. П. Новикова.)
Как известно, ценности «in real» отличается от ценностей «in nominal» показателем инфляции. Боюсь, что инфляция образовательных ценностей стала уже необратимой …
Прибавим к этому личностный фактор. Производители реального продукта — лица все сплошь неудобные, склонные к либерализму, транспарентности доходов-расходов и нелюбви к всяческим вертикалям. Продуценты номинального продукта — душки как на подбор: живут в серой экономике исключительно для общего блага, в ЕР вступают поголовно, да и вообще понимают начальство с полуслова. Короче говоря, конкурентоспособные — нежелательны, а желательные — неконкурентоспособны.
Так что я не очень понимаю, где господа-реформаторы найдут объекты для своих экспериментов.
Повторю соображение из своего недавнего комментария: давно можно было бы прекратить поиск ученых рецептов улучшения «регулятивной среды» и совмещения несовместимого. Какие шаги осталось предпринять для завершения реформы высшей школы? Элементарные! Вернуть РГГУ по принадлежности в статус Высшей партийной школы при ЦК ЕР, преобразовать ГУ-ВШЭ в Академию общественных наук при том же ЦК (или наоборот, по вкусу), и всего-то делов.
Классические университеты, возглавляемые активистами двух подряд правящих партий, и трогать-то не нужно: чужие (идеи, люди, инвестиции…) там не ходили, и ходить не будут!
Мне трудно продолжать дальше; лапидарный жанр комментария в Интернет-ресурсе узковат для этой темы. «Песней мерить мне ли, месху Руставели, зло такое», — задавался вопросом по сходному поводу старинный литератор из ближнего зарубежья.
Конечно, вам, старикам, не справиться, отвечал ему 800 лет спустя советский поэт-оптимист; вся надежда на потомков, которые «придумают новые песни, танцы, понапишут книг». «Послушай, какие танцы?! — возражала ему студентка философского факультета МГУ Земфира Рамазанова, — на улице минус двадцать!»
Просил бы не считать настоящий комментарий «джинсой». В конце-концов я не договаривался с г-ном Дворковичем о сроках представления правительственных законопроектов о реформе образовательных учреждений.
PS. Ну, конечно, низкие жанры здесь не причем, «вопрос пробуждения совести заслуживает романа», — подвел итог виртуальной дискуссии известный литератор прошлого века. Я прислушался к этим литературным спорам и написал роман из жизни современной высшей школы. Он так и называется: «Чужие здесь не ходят». Плавный переход из жанра «производственного романа» в «детективное чтиво» меньше всего связан с авторским произволом: увы, я просто шел за материалом. Впрочем, прочтете книжку, поговорим в Билингве… Роман издан в ОГИ и на днях появится в книжных магазинах.
