Участница нашего проекта «После» культуролог Оксана Мороз в интервью «Бумаге»:
«Мы воспринимаем смерть как случившееся, только когда она происходит с "нами" (нашим или близким сообществом) или похожими на "нас". В европоцентричном мире может не быть смертей от лихорадки Эбола, и не только потому, что она случается преимущественно в Африке, но и потому, что ее не различают как событие в других социальных мирах. Впрочем, события последних лет глобальны, а русскоязычная среда существует именно в глобальном интернет-пространстве, поэтому не видеть смерти в последние годы стало невозможно.
Легитимизация говорения о смерти началась с пандемии коронавируса, которая стала спусковым крючком: смерть была частью статистики. Но эта возникшая легитимность была связана с формальными и количественными подходами: СМИ фиксировали количество умерших, потому что это позволяло говорить об опасности вируса. Персонифицированные кейсы освещались плохо и тонули в общем информационном потоке.
Вся история говорения о смерти вращается вокруг этого конфликта количественного и качественного отношения к соответствующим кейсам. Перекос в сторону количественного подхода меняется, в том числе в журналистике. Например, когда Лена Костюченко с фотографом Юрием Козыревым сделала репортаж из красной зоны 52-й городской московской больницы или когда журналисты стали рассказывать, как происходит поддержка медиков в Италии. Речь шла не только о цифрах, а об очень частных историях.
Смерть как страшное событие, которое невозможно персонально прочувствовать, поскольку оно реально происходит не со мной, а с кем-то другим, плохо описывается. Отсутствует язык говорения о смерти. Непонятно, как рассказывать об этом явлении терапевтично — не пугая людей. И кажется, что эта тенденция сохраняется».
