10 марта будет объявлен главный лауреат премии Аполлона Григорьева. Напомним, что идея создания "григорьевки" (так называют премию сами критики) родилась в недрах Академии русской современной словесности (АРСС), которая была учреждена в ноябре 1997 года и объединила самых известных литературных критиков. Главным проектом АРСС стало создание литературной премии имени Аполлона Григорьева. Премия присуждается за лучшее произведение, написанное по-русски и опубликованное на протяжении последнего года, причем написано оно может быть в любом жанре, и в прозе, и в стихах. Призовой фонд премии составлял 30 000 долларов - 25 тысяч доставались "большому лауреату", по 2,5 - двум "малым".
Однако с конца 2003 года премия стала безденежной. В чем причины прекращения финансирования, можно и нужно ли поправлять положение и есть ли сегодня достойные кандидаты в лауреаты премии - об этом Майя Кучерская побеседовала с одним из отцов-основателей "григорьевки", членом премиального жюри этого года, экспрезидентом Академии русской современной словесности (1997-1999), колумнистом "Известий" , ведущим телепрограммы "Тем временем", Александром Архангельским. Перед вами - первая часть беседы.
- Премия Аполлона Григорьева учреждена Академией руссской современной словесности в 1997 году – как возникла идея образования Академии и премии? Кого посетило озарение или это был совместный проект, плод общих усилий?
- В 1990-е годы статус профессии критика начал размываться. Раньше он существовал по определению, потому что была советская власть; потом советская власть кончилась, и прежние статусы начали размываться, хотя профессии сохранились. Стало понятно, что надо заявить о себе – но как? Для начала нужно было обозначить, что критики - это живое, реальное сообщество, и мы, по предложению Сергея Чупринина, Владимира Новикова, Андрея Немзера и еще нескольких отцов-основателей, организовали Академию русской современной словесности, в которую вошло большинство активно работающих критиков.
- Недоброжелатели дружно обвиняли вашу Академию в самозванности, утверждая, что в академики избирают - вы же избрали себя сами. Вам есть, что на это возразить?
- Я не виноват, что абсолютное большинство людей, пишущих сегодня в газетах и журналах, настолько невежественны. Они не знают истории дальше истории XVIII века. Для них академии начинаются с Французской академии и заканчиваются советской Академией наук. Но Французской академии предшествовало множество академий самоорганизующихся, это были институты гражданского общества. Как цеха для ремесленников, так академии для людей искусства были способом объединения и самопрезентации, говоря современным языком. Наша Академия является академией в том смысле, в каком это было в XVII веке. Если люди об этом и не слышали, это не моя забота. С другой стороны, для того, чтобы о явлении говорили, нужно, чтобы в этом явлении было, что похвалить и что поругать.
- Для этого вы и создали еще один объект общественного внимания и беспокойств – собственно премию?
- Идея премии возникла сразу, Андрей Немзер разработал идеологию и статус премии, и сделал это, на мой взгляд, очень хорошо.
- К тому моменту механизм Госпремии уже начал ломаться, зато появились частные литературные премии, - премия Букера, Антибукер, "Триумф" - в чем «григорьевка» принципиально от них отличалась?
- На тот момент не было ни одной литературной премии, которая бы присуждалась от имени экспертного сообщества - то есть не от имени общественности прогрессивной или регрессивной, не от имени писательского сообщества, когда пишущие награждают пишущих, и даже не от имени бизнеса, когда просто богатые берут и вручают премии. Причем сразу стало ясно, что премия должна быть очень дорогой по денежному содержанию, потому что деньги – важный символ в нашей жизни. Вопрос, если ты такой умный, то почему ты тогда такой бедный, - конечно же, весьма ироничен, но он имеет право на существование.
- Итак, вот оно руководство от Академии русской современной словесности - «Как раздобыть деньги на премию?»
- … раздобыть деньги на премию в 1990-е годы. Сейчас все иначе. Тогда я был президентом Академии русской современной словесности (спустя два года передал бразды правления Наталье Ивановой, сейчас во главе Академии Чупринин), мы с Сережей Костырко и Андреем Немзером написали в разные институции, банки, крупные корпорации, около сорока писем, где объясняли, для чего эта премия нужна нам и для чего эта премия нужна им.
Вам она нужна, чтобы заявить о себе, а им?
Им она нужна потому, что конфликт между миром денег и миром русской интеллигенции в 90-е годы катастрофически нарастал. Интеллигенция беднела, не понимала, как устроены деньги в принципе, и чем дальше она была от денег, тем ниже становился ее общественный статус. Нам казалось, что поддержать интеллигенцию - в интересах бизнеса, умственное сословие не должно быть враждебным.
- Пока это напоминает игру в одни ворота, бизнес вкладывает деньги, а что вкладывает интеллигенция, критики?
- Мы вкладываем в проект свой опыт, свой экспертный статус, и это обеспечивает нам некоторое внутреннее равенство. Кроме того, нами было очень четко проговорено, что никто из учредителей премии никогда на нее претендовать не будет и ни копейки за свое участие в работе не получит, жюри и организаторы работают бесплатно. Это была наша принципиальная позиция.
- Кто из сорока ваших адресатов откликнулся?
- Пришло два-три вежливых отказа, а большинство не откликнулось вовсе. Но однажды вечером у меня раздался телефонный звонок - звонил Модест Колеров из ОНЭКСИМ-банка. Модест - историк, он занимается, среди прочего, историей русской интеллигенции, и работает в бизнесе. Тогда он был заместителем руководителя департамента общественных связей ОНЭКСИМ-банка, и по счастливому стечению обстоятельств, наши бумаги попали к нему на рассмотрение. Модест всех нас хорошо знал. Это тоже для бизнеса очень важно - знать, кому ты даешь благотворительные деньги, справятся ли они с этими деньгами. Ведь совершенно очевидно, что интеллигент деньгами, как правило, не умеет распоряжаться так, чтобы они работали, чтобы замысел реализовать. Колеров предложил нам зайти, мы с Сергеем Костырко зашли в тогдашний небольшой кабинете Колерова на улице Щепкина, все обсудили и определили смету.
- Почему вы остановились на этой баснословной сумме – 25 тысяч долларов для победителя? Да к тому же в премии имени критика, который столько бедствовал – это была попытка восстановить историческую справедливость?
- Мы пришли к выводу, что из литературных премий «григорьевка» должна стать самой большой, чтобы сразу резко выделиться. Не только и не столько потому, что великий русский критик, чьим именем она названа, фактически умер в долговой яме. Премия Букера составляла тогда 12,5 тысяч, и было принято решение, что премия Аполлона Григорьева будет стоить в два раза больше. За один день мы договорились, подготовили бумаги, через неделю они были подписаны, премия была запущена. Единственное, чего мы, не имея опыта, не учли - это то, сколько нужно денег, чтобы премию раскручивать, заниматься административной работой, вкладывать в пиар и прочее. Мы заложили крошечные деньги. Когда потом я входил в административный совет Букера, я узнал, какие средства уходят на сопутствующие расходы, на содержание премии, это соотношение может достигать 1:8. А у нас это соотношение было 4:1. 25 тысяч главная премия, по 2,5 тысячи на малые премии, около 10 тысяч на организацию премии и 10 тысяч на издание книг лауреатов.
- В конце 2003 года выяснилось, что «григорьевка» обнищала и будет безденежной – означает ли это проигрыш «академиков»?
- Проиграли писатели, а мы с точки зрения пиар - ничуть. Про премию пишут столько же, если не больше, чем тогда, когда она была денежной. Хотя если бы она не была денежной с самого начала, ее бы не заметили. Но ее заметили, она о себе заявила, устоялась и теперь, как ракетоноситель сбрасывает ступени, так и она уже может себе позволить роскошь обходиться без денежного сопровождения. По крайней мере какое-то время.
- И все же не было ли естественной реакцией «академиков» немедленно бежать и искать деньги в другом месте? Писать письма еще в сорок корпораций? Понятно, что деньги – это символ, но все-таки жалко их лишаться.
- Что значит жалко? Может быть, если бы эти деньги попадали в карманы академиков, академики бы и побежали. Но зачем мучиться, если и так премия существует? Чтобы писателям помочь? Они уже с голоду не умирают, слава тебе, Господи.
- Но на литературный труд прожить нельзя.
- И не надо. Это не труд, это радость. А на радость прожить невозможно. Если кому-то повезло сверх меры и его слава конвертировалась в большие гонорары, слава Богу, но это вовсе необязательно. Академия – не литературный собес. Пусть писатели сами за себя борются. Дело критиков, с одной стороны, привлекать к ним внимание, а с другой, привлекать таким образом внимание к себе. А если писатели хотят денег, пусть прежде всего ищут меценатов. Некоторые, кстати, находят. А некоторые, когда их меценаты находят, потом отказываются с этими меценатами пить чай, как было с одним значительным писателем старшего поколения, которому крупный бизнесмен бескорыстно профинансировал десятитомник.
- И все-таки почему «григорьевка» лишилась финансирования – есть тому ясные причины?
- Первоначально проект был рассчитан на один год, потом на три. Первый раз премия вручалась в 1998 году, до дефолта, и то, что мы остались после дефолта в планах ОНЭКСИМ-банка, который, прежде чем закрыться, передал наш «контракт» Росбанку, означает, что этот проект был чем-то банку интересен. По ходу хочу отметить: меня потрясло, что люди в банковской системе интересуются современной культурой подчас гораздо искреннее, чем люди, занимающиеся этой культурой профессионально изо дня в день. Сотрудники банка просили почитать книжки лауреатов, и каждый раз эти книги ксерокопировали, передавали друг другу - это было потрясающе. Кстати, «Росбанк» поначалу даже увеличивал бюджет, по собственной инициативе, и сам предложил нам не только печатать книги лауреатов, но вручать стипендию молодым литераторам.
- Пока не счел, что его спонсорство исчерпано?
- У банка и у культурного сообщества разное представление о том, что такое хороший пиар, а что такое плохой пиар. Что такое хороший пиар с точки зрения культурного сообщества? Это когда о тебе говорят - не имеет значения, как: хорошо или плохо. Даже когда говорят плохо, это лучше, потому что когда говорят плохо, это бурная дискуссия, и она замечается, она остается. Для банка хорошая пиаровская история состоялась лишь тогда, когда про все, к чему он прикасается, говорят только хорошо, с придыханием. Это чистая случайность, что банк вложился в такое рискованное дело, как премия, дело по определению дискуссионное. Я думаю, что сейчас это было бы уже невозможно.
- Именно поэтому на Западе премии финансируют не банки, а компании и промышленники?
- Причем те промышленники, чей бизнес не завит от того, какова их аура и общественная (не деловая) репутация. Компаниям приятно быть причастными к культуре. Каким компаниям? Табачным, например. Кто был вторым спонсором Букера в России? Водочно-коньячная корпорация UDV, среди прочего производившая водку "Smirnoff". У Льва Рубинштейна возникла тогда замечательная идея печатать на обратной стороне этикеток водки " Smirnoff" цитату из лауреата премии Букер. Шутки в сторону: добавлю, что c моей субъективной точки зрения и наши коллеги вели себя в переговорах с банком не всегда адекватно. К тому же «Росбанк» постепенно начал дрейфовать в сторону самостоятельного плавания, обособляться, и это были уже не деньги холдинговой группы «Интеррос», а деньги самого банка. И все же в решении банка я почувствовал еще один подтекст…
(Продолжение следует)
