Каждую неделю мы выпускаем подборку стихов современных поэтов. Их можно послушать в исполнении самих поэтов на видео, а также прочитать текст. Предыдущие выпуски — один, два, три и четыре.
Сегодня — стихотворения Максима Амелина о блеске, грохоте и житейских трагедиях; Всеволода Емелина — о судьбе поэта, который не встретил «песней горячей Донбасс». И к нам возвращается Алексей Цветков — со стихотворениями об ушедшем детстве. И о сове.
Максим Амелин. Я корю себя
Я корю себя, — над собственной виной
сокрушаться мне отныне навсегда:
ты ушла, как говорится, в мир иной,
обречённая исчезнуть без следа.
Верой-правдой отслуживши сотню лет,
в одночасье раскололась пополам, —
нет, любимая селёдочница, нет,
закругляющийся параллелограмм!
Я не дам тебе в безвестности пропасть:
ты была незаменимая стола
повседневного и праздничного часть,
может быть, не хорошела, но цвела.
Революция, гражданская и две
мировых, советской власти кривь и кось,
девяностые и дальше — голове
не вместить, что претерпеть тебе пришлось.
Уж прости, и я, солёную любя
с луком, с маслицем, привычная к ножу,
то горячего копчения в тебя,
то холодного, бывало, положу.
Из огромного сервиза ты одна
оставалась, бесконечно становясь, —
как же мог я не сберечь сквозь времена
память предков и живую с ними связь?
Одноразового века верный сын,
не добил, как ни пытался, ширпотреб:
не снесли тебя в тридцатые в торгсин,
не сменяли ни на сахар, ни на хлеб.
Кузнецовская, фамильная, прощай! —
по наследству мне тебя не передать,
но я верю в то, что есть отдельный рай
для устойчивых вещей — и благодать.
Всеволод Емелин. Из цикла «Крайние песни»
Он был полумодным поэтом
Охальник, стервец и нахал
Писал про шпану и при этом
Стихи за страну сочинял.
Он был нарушитель покоя
В словах его клацал метал
Он раньше чего-то такое,
Что всех потрясло написал.
Ходил по московским бульварам
Все ждал, что посадят в тюрьму
И целый ряд женщин не старых
Хотели отдаться ему.
Держался не хуже еврея
Пленительно-нежен и груб
И водку мог пить не пьянея
Туша возгорания труб.
Теперь уж с четыреста граммов
Он в кровь бьет башку об углы
Визжат поэтессочки: «Мама!»
Сдвигают подальше столы.
Его отправляют с тусовки
В ночи на последнем такси
А он громко требует водки
С него не дождешься «Мерси».
В пути же по-прежнему водки
С водителя требует он
Сжимая меж пальцами сотки
И пачкая кровью салон.
В фейсбуке от тысячи лаек
Дошел он до сто пятьдесят
Публично разорванных маек
Десятки в прихожей висят.
А все потому, что не встретил
Он песней горячей Донбасс
Старался и тем он и этим
Мол, я и за нас и за вас...
Такая судьба ренегата
Средь нашей бескрайней страны
Смотрите, учитесь ребята
И плюйте в него пацаны.
Выходит с утра из подъезда
Ни снегу, ни солнцу не рад
И мрачен как адская бездна
Измученный дегенерат.
Берет он себе четвертинку
Последнюю высыпав медь
В чумных стариковских ботинках
Идет по асфальту скрипеть.
Не надо жалеть об уроде
Взойдет молодая трава
Уж новое племя приходит.
Слагать огневые слова.
Максим Амелин. Слышу сквозь сон грохот немолчный где-то поблизости
Слышу сквозь сон рокот немолчный где-то поблизости,
точно в ночи прибыл товарный поезд на станцию,
полный пустых бочек железных, и перекатывать
принялись их с места на место крепкие грузчики.
Вижу, глаза приоткрывая, всполохи яркие,
будто трубу в доме соседнем водопроводную
вдруг прорвало, но за починку без промедления
дружно взялись в масках и робах грозные сварщики.
Хоть и с трудом, но начинаю в тёмном сознании
перебирать бочки и трубы, связь их нащупывать,
и не могу, — знать, происходит битва великая
на небесах, здесь отзываясь блеском и грохотом.
Алексей Цветков. Не судите меня, торопливые мальчики детства
Не судите меня, торопливые мальчики детства!
Наши судьбы несхожи, но у Господа в кепке равны.
По кольцу Магеллана бегу, не успев оглядеться,
Чтобы в собственный дом упереться с другой стороны.
Я сорвался в карьер, и трибуны в презрительном вое,
Но с привычного круга не принудишь сойти рысака.
Не судите меня, мы подсудны единственной воле,
Полномочные звезды за нами следят свысока.
Ах, ледовое поле, что ж ты треснуло всей серединой?
Неужели вовеки не свидимся в Божьем аду,
Диоскуры мои, соучастники жизни единой,
Или смерти на всех, от которой и я не уйду?
И кому воссоздать нашей дружбы расколотый слепок,
Как тевтонский витраж из кусков неживого стекла?
Не судите меня, напоите меня напоследок
Эликсиром забвенья, что не сходит у вас со стола.
Но пока не погасли расходящихся льдин очертанья
И обрывки речей различимы в ночной полутьме,
Поклянемся запомнить безжалостный год вычитанья,
Чтобы срок умноженья справедливо назначить в уме.
Алексей Цветков. Я мечтал подружиться с совой, но, увы…
Я мечтал подружиться с совой, но, увы,
Никогда я на воле не видел совы,
Не сходя с городской карусели.
И хоть память моя оплыла, как свеча,
Я запомнил, что ходики в виде сыча
Над столом моим в детстве висели.
Я пытался мышам навязаться в друзья,
Я к ним в гости, как равный, ходил без ружья,
Но хозяева были в отъезде,
И, когда я в ангине лежал, не дыша,
Мне совали в постель надувного мыша
Со свистком в неожиданном месте.
Я ходил в зоопарк посмотреть на зверей,
Застывал истуканом у дачных дверей,
Где сороки в потёмках трещали,
Но из летнего леса мне хмурилась вновь
Деревянная жизнь, порошковая кровь,
Бесполезная дружба с вещами.
Отвинчу я усталую голову прочь,
Побросаю колёсики в дачную ночь
И свистульку из задницы выну,
Чтоб шептали мне мыши живые слова,
Чтоб военную песню мне пела сова,
Как большому, но глупому сыну.
