Не знаю уж, как для кого, а для меня авторитетней Дмитрия Александровича Пригова специалиста по вопросам интеллигентов и интеллектуалов нет! И вот я о многом его хотел расспросить. А сам Дмитрий Александрович в последнее время много ходил по Москве и приглашал к себе в гости памятник Пушкина, Маяковского и некоторые другие. 14 ноября на «Улице ОГИ» для него и его гостей накрыли стол. Пока ждали, поговорили. Интершум – это то, что записывал бормотограф помимо вопросов и ответов. Беседовал и записал Олег Попов.
ОП: А помните, Вы как-то рассказывали, кто такие интеллектуалы. Я, например, до этого разговора ничего о них не знал. Знал, что есть такое ругательное слово. Вы рассказали – и я теперь зауважал это дело!
ДАП: Интеллектуалы, да!
ОП: Да! И вот например, как недавно на "Улице ОГИ" появляется Юрий Магаршак и выступает как бы от имени "Комитета интеллектуального сотрудничества" и подписантов Манифеста про "российское возрождение". Он, кажется, что-то такое отбрасывает неприятное на интеллектуалов вообще. Какую-то тень? Вы как-то ревниво к этому относитесь? Или Вам все равно?
ДАП: Ну, интеллектуалы - это не в качестве обзывания, а в качестве некоей такой социокультурной службы, миссии. Это такое специальное существо. Знаете, как собаки, натасканные на наркотики. Интеллектуал натаскан на критику мифов, дискурсов, языков всяких при желаемой такой его собственной незадействованности ни в какой идеологической утопии. Он собственно критик, и у него очень нелегкая судьба, потому что, видите, действительно, у него такое незавидное существование.
А Юрий Магаршак вряд ли выглядит в этом отношении интеллектуалом, ну, если серьезно воспринимать эйфорическую мифологему построения какого-то неземного счастья посредством вливания денег от каких-то неведомых русских, уехавших за рубеж, имеющих огромные деньги и воспылавших страстью создать здесь что-то.
Вообще это помесь какая-то. То ли Хлестаков, то ли Остап Бендер. И по поведению, и по излагаемым им идеям, и по языку. По всему. Поэтому мне очень трудно что либо конкретно сказать, но вся излагаемая им теория - я думаю, что это просто эйфоричность его сознания. На самом деле, я думаю, что это, конечно, род авантюризма ничем не подкрепленного, и очень странно, что эта компания вот этих…
ИНТЕРШУМ: Дмитрий Александрович, вот Вам телефончик К.
ДАП: Ага, спасибо…. И странно, что вся эта компания, которая подписала манифест, выдвинула в качестве своего протогониста, во всяком случае в пределах лекций «Полит.ру», такого человека. Либо он сам как-то пролез, я не знаю.
ОП: Ну, он все время оперирует такими выражениями, как «интеллектуал» или «интеллигент».
ДАП: Я тоже могу оперировать всевозможными терминами. Скажем, из квантовой механики. Это не значит, что я понимаю, что это такое. Здравствуй, дорогой.
ИНТЕРШУМ: Здрасьте. А «Среднерусская возвышенность» будет петь?
ДАП: Нет, конечно. Это же другая опера.
ИНТЕРШУМ: Нет, а обещали «Среднерусскую возвышенность».
ДАП: Нет, не будет. Это, очевидно, будет другой проект.
ИНТЕРШУМ: А что будет?
ДАП: А там в виде оперы моей и Ираиды Юсуповой.
ИНТЕРШУМ: А «Среднерусской» не будет?
ДАП: Нет, не будет. Будут рисуночки, которые вот здесь и наверху.
ИНТЕРШУМ: Ага.
ДАП: Придется этим удовлетвориться, к сожалению.
ИНТЕРШУМ: В ожидании курицы, Дмитрий Александрович?
ДАП: А? В ожидании курицы, да! Сейчас все будет, сейчас все будет! Да-да-да. Сейчас все будет. Вот хорошее интервью получается. Курица там.
ОП: А вот в сегодняшних видеоработах – там разные жанры масс-медиа прикопаны?
ДАП: Прежде всего, видео вообще, конечно же, тотально внедрено в масс-медиа. Потом уже начинается уровень прямой цитаты, потом уровень этого саунда, который в отдельных сюжетах там жесткий, в ритмах почти этого хард-рока дискотечного такого. Вообще жанр видео очень легко кочует из залов, где он представляется как видеоперформанс в какие-то клубы, на дискотеки, на телевидение. В этом отношении он очень размытый жанр. Как его назначишь – так и будет. Назначаю его быть высоким искусством - и какая-нибудь запись Юлиана, поставленная в ситуацию музея современного искусства, в окружении каких-нибудь перформансов, становится высоким искусством с определенной долей рефлексии. То же самое какое-то видео, снятое для буквального потребления в пределах визуальных выставочных пространств современного искусства, но помещенное на телевидение – обретает вид просто масс-медийного продукта.
ОП: А помните, Вы хотели делать заставки для мобилок?
ДАП: Да-да. Я сделал. Мне помогли люди молодые. Я зачитывал свои тексты, и, по-моему, они разместили это на каком-то сайте. В принципе, это даже можно выяснить – где они.
ОП: А, например, в рекламе вы смогли бы как-то участвовать?
ДАП: Дело в том, что вот по каким-то таким медийным понятиям я мог бы работать в рекламе, мне это близко. Другое дело, что там другой несколько менталитет. Надо прожить там определенную жизнь, чтобы точно попадать в эти слоганы, в это ощущение мира не как в предмет для интеллектуальных переживаний, а для внешнего снятия таких калек. Это отдельный дар. Это только кажется, что так просто. К этому надо приспосабливаться.
ОП: А с этой точки зрения, если Вы вдруг стали бы заниматься рекламой - и Вам нужно было бы переделываться под это дело – Вы, по-вашему, портили себя или нет? У Вас какое-то отношение есть к этому?
ДАП: Я понял. Дело в том, что, к счастью или к несчастью, я в течение жизни все время занимался самыми разными вещами. У меня есть такой механизм модульного переключения на другие программы, которые, ну если их не пробьет какой-то тотальный общий вирус, очень сепаратные. Я думаю, что это бы меня не портило, но занимало бы очень большое количество времени. Я не знаю, какова была бы у этой программы легкость переключения. Может быть, это занимало бы чуть-чуть больше времени, чем, скажем, переключение с рисунка на стихи.
ОП: А какие модули вы можете перечислить?
ДАП: Они - совершенно различны. Рисование, стихи, саундпереформанс, писание для «Полит.ру» – это совершенно отдельное, проза – романы. Все это достаточно разное. Не только жанровое, но и имиджевое типовое письмо совсем разное.
ИНТЕРШУМ: Дмитрий Александрович, там некоторый народ прибежал на "Среднерусскую возвышенность".
ДАП: Да, это какая-то ложная информация. Ага, так.
ОП: Дмитрий Александрович, а как Вы относитесь к таким рассказчикам, которые если и привирают, то только для драматургии. И этой драматургией они как бы исправляют действительность. Я, например, от таких мастерских рассказов испытываю необыкновенное удовольствие, и меня совершенно не трогает, что рассказчик там что–то приврал из области, про которую я первый и последний раз слышу. Может быть, я урод такой – но мне очень нравится это. Я таких людей люблю. А обычно слушатели, вместо того чтобы кайфовать, пытаются поймать рассказчика на этих не значащих подробностях.
ДАП: Да-да-да - несоответствиях.
ОП: Да, и, по-моему, эти люди просто обкрадывают сами себя.
ДАП: Тут, знаете, очень важно уловить жанр. Приходишь, скажем, слушать классическую музыку. Выходи Филипп Киркоров и начинает петь, ты чувствуешь род неудовлетворения. А когда идешь на Филиппа Киркорова – то все замечательно. Просто это не включение в жанр. Дело в том, что, как правило, в таких личных контактах жанр заранее не объявляется, да? Его надо угадывать. А не все способны угадать, во–первых. И, во-вторых, не все в пределах ситуации считают, что этот жанр позволителен. На сцене в качестве какого-нибудь перформанса позволительно, а в жизни, например, нет.
ОП: А Вы делите жанры на высокие и низкие?
ДАП: Ну как, нынче же все не по вертикали, а по горизонтали. (ДАП показывает рукой) Они же в номинациях существуют. Есть кантри-мьюзик, есть классическая музыка. Или какой-нибудь Баренбойм не соревнуется же с Майклом Джексоном, хотя оба обозваны музыкой. У каждого своя ниша, свои деньги очень разные, свои менеджеры, свои площадки. Но соревноваться же – это безумие. Вот Баренбойм относительно Майкла Джексона получает мало, но нельзя же сказать, что он хуже, чем Майкл Джексон. Не хуже, не лучше. Нужно быть первым или в десятке в своей номинации.
ОП: А есть что-то в массовой культуре или общественной жизни, что бы Вас раздражало? Что бы терпеть что-нибудь не могли?!
ДАП: Я скажу, что, наоборот, у меня есть зоны обожания. Я обожаю в поп-культуре серость. Вы знаете – Анжелику Варум, Юлиана... Такую обаятельную серость, которая как бы ни к чему не обязывает, потому что, как только в этой сфере начинаются претензии на высокое, на духовное - вот это уже нонсенс и культурная невменяемость. А вот серое я обожаю. Потому что зона такая. Это для меня, конечно, серое… Единственное, что меня раздражает, – это вот эта культурная невменяемость, когда человек не понимает, чем он занимается. Например, он расписывает матрешки, а предполагает, что он самый современный радикальный художник, или он - современный радикальный художник, и хочет быть популярным, как Майкл Джексон, а денег получать, как Мадонна. Вот эта культурная неадекватность меня, скажем, может раздражать. А люди, работающие в пределах своей номинации, своей аксиоматики, чистые - ну за ради Бога, я их могу не воспринимать, не любить, но у меня претензий к ним нет.
ОП: Насчет претензий это вы здорово сказали!
ДАП: Это мощно, да?
ОП: Задвинули! Хорошо, больше ничего не хотите?
ДАП: От себя лично?
ОП: Да.
ДАП: От себя лично хочу всем пожелать жить не по лжи!
ОП: Искренность – то, что нам всего дороже!
ДАП: Да-да-да. Вот, что нам всего дороже!
Дмитрий Александрович Пригов. Фото Н.Четвериковой
А в это же самое время, не на "Улице ОГИ", а на другой улице Москвы можно было встретиться с Майей Плисецкой, которая, можно сказать, могла бы самому Дмитрию Александровичу быть как старшая сестра. Вот какие небожители встречаются на улицах Москвы!
М.М.Плисецкая. фото Н.Четвериковой
