Майкл Гов, депутат Палаты Общин от консервативной партии, член теневого кабинета, постоянный автор «Таймс», человек, которого называют чуть ли не главным интеллектуалом нынешних тори, опубликовал в своей газете панегирик Викторианской эпохе. Мол, не стоит смеяться над «викторианскими нравами» и «викторианской моралью», наоборот – это было время великих политических лидеров (Пальмерстон, Гладстон, Дизраэли и далее по списку), великих ученых и мыслителей (Милль, Рескин, Фарадей, Дарвин и далее по списку), великих писателей и поэтов (Диккенс, Харди, Теккерей, Браунинг, Уайльд и далее по списку). Редакция «Таймс» решила продолжить тему, поинтересовавшись у нескольких своих авторов, какой период британской истории они считают самым великим.
Прежде, чем мы перейдем к ответам господ Аароновича, Пэрриса, Кэмма и Финкелстайна, несколько слов о Гове и его высказывании. Точнее – о контексте этого высказывания. С одной стороны, хвалить викторианство и викторианцев – масло масленое, особенно в Британии. Несмотря на всю левую критику, на неностальгических феминисток, на агрессивных зеленых, на марксистов, анархистов, борцов с неоколониализмом и прочих борцов, полвека правления королевы Виктории по умолчанию считается здесь лучшим временем в истории. Каждый может найти здесь свое; аристократ – старую-добрую Англию с помещиками, охотой на лис, безукоризненными слугами, социалист – первые рабочие законодательства, легализацию профсоюзов, эстет – прерафаэлитов, колониалист – провозглашение Империи, голливудский режиссер – Джека Потрошителя, Суини Тодда, Шерлока Холмса. Однако Гов имел в виду нечто иное. Его газетный жест прочитывается только в контексте поиска загадочной britishness, «британскости», которая может сплотить нынешнее Соединенное Королевство Пакистанских Лавочников и Польских Сантехников, дать ему если не историю (история, конечно, есть, и еще какая, только вот знать ее никто не хочет, да и не знает почти), то хотя бы ощущение чего-то в прошлом, на что можно оглянуться не в гневе, а с удовлетворением и благодарностью. Жест вполне очевидный для англиканина, выпускника Оксфорда, теневого министра школьного образования.
Другие авторы «Таймс» опрошенные на предмет самой великой эпохи в британской истории, государственного мышления и политического благоразумия не проявили. Более того, первый же из них, Дэвид Ааронович, анфан террибль, перебежчик из крайне левого в правый лагерь, скандалист, лауреат журналистской премии Оруэлла, перевел разговор в приватный регистр. От «величия» не осталось и следа: «Понятия не имею. Почти в любую эпоху (кроме разве что “бронзового века” в Швеции, если верить Википедии), я, скорее всего, был бы уже мертв. Я умер бы семь лет назад в елизаветинской Англии, более двадцати лет назад в древнем Риме и Греции, 28 лет назад (если бы появился на свет в районе Ливерпуля) в разгар викторианской эпохи – но протянул бы в те времена еще три годка, родившись Оукхэмптоне. А мертвые не могут оценить качество жизни». Ответ не только остроумный, но просто умный. Аароновичу – 55 лет, соответственно, расчеты свои он построил на высчитанной историческими демографами средней продолжительности жизни в разных обществах. Однако дело не только в этом неожиданном развороте. Главное здесь в том, что – с точки зрения консервативного анфан террибля – бессмысленно вообще говорить о некоем «величии» прошедших эпох; это – разговор (а) неисторический, (б) ретроспективный, с обратной телеологией, (в) бессмысленный. Он имел бы смысл в эпоху романтизма, в эпоху становления и развития национальных государств, он имеет некоторый идеологический смысл сегодня – если, конечно, говорящий хочет вести идеологический разговор. Майкл Гов, член Палаты Общин, теневого кабинета и прочая и прочая – хочет, а вольный стрелок Ааронович – нет.
Журналист Мэттью Пэрис, давнишний политический оппонент Дэвида Аароновича, бывший парламентарий, бывший сотрудник Маргарет Тэтчер, находится где-то посередине: он далек от пышных славословий и перечислений великих имен, заменяя их перечислением скромных, но важных для жизни вещей. По его мнению, 1950-е годы в Британии прискорбно недооценены - а ведь именно тогда простому человеку стали доступны автомобиль, телевизор, телефон и билет на пассажирский авиалайнер. Не говоря уже об открывшихся социальных возможностях, когда дочь лавочника могла позволить себе учиться в Оксфорде, выйти замуж за разведенного и начать парламентскую карьеру, имея на руках малолетнего ребенка. «Все верно, -- скажем мы, -- только благодаря послевоенным социалистическим преобразованиям лейбористов Маргарет Тэтчер могла выучиться, стать политиком и покончить с этим самым социализмом». Увы, аргумент Пэриса не жизнеспособен – как впрочем, и славословия Оливера Кэмма (странного лейбориста, пропагандиста вторжения в Ирак, критика Википедии и Ноама Хомски) в адрес английского XVII века. Мол, да, революция, да, людей убивали за религиозные убеждения, зато вот литература была не хуже викторианской – Донн, Мильтон, Драйден и Пепис. Чтобы сменить один список другим много ума не надо.
В конце концов, патентованный британский здравый смысл продемонстрировал лишь один из опрошенных – Дэниэл Финкелстайн. Выпускник -- в отличие от Гова, Пэрриса, Кэмма – не Оксбриджа, а Лондонской школы экономики, он признался честно и даже как-то немного утилитарно: лучше, чем сейчас, жизнь в Британии не была никогда: «Мы здоровее, богаче и мудрее. Мы гораздо толерантнее. Мы по-прежнему прискорбно склонны к племенному делению, но гораздо меньше, чем в любой из предшествующих периодов истории цивилизации. Золотой век человечества – сейчас, несмотря на все ужасные трагедии и изъяны». Финкелстайн абсолютно прав – но не только с точки зрения того, что мир, где есть анестезия и права меньшинств, лучше мира, где ампутируют ноги без наркоза и казнят гомосексуалистов. Дело в том, что нынешний мир лучше всякого иного прошлого только потому, что мы в нем живем. Ни в каком ином мы жить не сможем, а если сможем, то будем чувствовать себя как Гулливер у лилипутов, великанов, лапутинских мудрецов и благородных жеребцов. Более того. Все эти чудные древние греки, средневековые рыцари, русские декабристы, увы, покажутся нам йеху – не поисковой системой Yahoo, а настоящими йеху: вонючими, лохматыми, жестокими, дикими. Все мы являемся порождением определенных социальных, политических, культурных, экономических обстоятельств; эти комбинации уникальны, наше сознание дистиллирует свое содержание из них, а ведь нет более реальной реальности, нежели реальность сознания. Пленниками этой реальности мы являемся – и, черт возьми, я не жалуюсь на условия заключения!
Что же касается «величия минувших исторических эпох» то следует оставить все эти разговоры невежественным двухфазовым (риторика/цинизм) политиканам, которые любят высказаться по поводу малоизвестных им тем: отметить юбилей Полтавской битвы, перепутав старый и новый стили, отпраздновать «тысячелетие Литвы», пожурить Святых Бориса и Глеба за отсутствие государственного мышления. Истинный джентльмен, человек порядочный, частный, не будет оскорблять прошлое амикошонством.