У Андрея Прокофьева вышла уже вторая книга. Те, кому посчастливилось прочитать его первую книгу ("Шкала стресса"), будут очень рады, а вместе с тем удивлены, насколько же потрясающе скандальной у него получилась вторая! Велик будет соблазн сравнить кое кого из его книги кое с кем из жизни и выслать Андрея Прокофьева в Исламабад или, в крайнем случае, послать в него длинную черную стрелу! Но это варварство, а мы все же культурные люди и на такие замуты плюем. Андрей из той компании, которая попадает в искусство, минуя те коридоры, через которые ходят по правилам. Олег Попов
Подзаголовок "мужской роман" должен бы указывать на то, что это нечто противоположное пошлости розовой литературы. Пожалуй, так и есть. Это проза контр-пошлости, плотная в деталях. Автор утверждает, что провел серьезную исследовательскую работу, и все истории, как незамысловатые, так и пугающие, не выдумал, а взял из жизни, своей и окружающих. Это повесть о маленьком, будто бы ненастоящем человеке XXI века, который родился, подрос и выжил в эпоху всесоюзного пьянства, сформировался во время гласности, перестройки и казанской гопоты, получил образование в лихие девяностые. Он живет просто, как мышь или кролик и не задумывается, зачем он это делает - живет. Многочисленные любовные фрустрации раскрывают уродства как самого героя, так и окружающих. Фоном проходят разнообразные маркеры последних 20 лет - нувориши, бандюки, деловые, палаточники, демократы, эфэсбэшники, диссиденты, отставные офицеры, глупые женщины, эзотерики, героинщики, экстрасенсы, демократы. Это и есть белый мусор? Вопрос. Не исключено, что сама книга - белый мусор. Благодаря одному из подобных героев-маркеров - гомосексуальному экспату из Америки - главный герой метафорически превращается в педераста, не ясно точно, в плохом или хорошем смысле, и становится участником грандиозного педерастического переворота. А заканчивается все хорошо, как говорят создатели сериалов, "спин-оффом" - ответвлением сюжета, в котором главный герой выкидывает с балкона маму своей возлюбленной, но уходит от ответственности.
Где герой переживает несколько романтических любовных историй с фрустрациями
Глава 1. Марина с юго-восточной окраины
Первым, не считая прежде рассказанной читателю истории о половом акте с дачной подругой, любовным увлечением Виталика стала девушка Марина, которая вместе с ним раскладывала карты в бандитском казино в Кузьминках, поскольку не поступила летом в высшее учебное заведение. Она происходила с юго-восточной окраины Москвы, из семьи рабочей не сказать, чтобы интеллигенции, но и не последних хамов. Папа трудился на предприятии, которое вырабатывало определенные детали для космических спутников, а мама работала в ОТК на АЗЛК.
В семье совсем не пили, как было положено приличным людям в те годы, было пианино, на котором небезуспешно занималась Марина, и долго еще после окончания музыкалки умела сыграть как пьесу «К Элизе», так и adagio sostenuto «Лунной сонаты» Бетховена. Пианино стояло в одной из трех комнат квартиры улучшенной планировки. Как в любой приличной советской семье, было много книг с нерасклеенными страницами. У Виталика, например, не было столько книг, потому что его родной папа их по большей части продал, чтобы купить водки и портвейна в тяжелые для себя дни между сменами на машиностроительном заводе.
От настоящей рабочей, а тем более инженерной, интеллигенции родителей Марины отличала склонность к нетерпимости и осуждению. Например, факт провала Марины на экзаменах в довольно сложном для поступления Институте иностранных языков так разочаровал ее отца и мать, что даже оттолкнул их от дочери. Они никак не могли ей простить вероломства. «Мы столько в нее вложили, в эту дрянь, - жаловались родители Марины, супруги Кудрявцевы, - а она! Как она могла так поступить, эта дрянь?». Кудрявцевы настолько убедили себя в том, что Марина их предала и опозорила путем провала на экзаменах, что вовсе перестали с ней разговаривать, проводя вечера после работы перед телевизором в своей комнате за закрытыми распашными дверями, будто соседи по коммуналке. У Марины был еще и брат – Максим – краснодеревщик, хороший, но безалаберный парень, все время напивался и ходил с синяками, итогом такого поведения стала отправка на химию за кражу магнитолы.
На вид Марина привлекала простотой: блондинка, хоть и натуральная, выше среднего роста, нос неблагородный, сливой, но, с другой стороны, курносенькие тоже нравятся мужчинам, с большими зеленоватыми глазами и вполне приемлемо вырисованным ртом. Что касается фигуры, то тут у нее также было все вполне сносно, не широко, не узко. Виталику, который изысканным вкусом, даже при наличии в венах благородной кирпичевской крови, никогда не выделялся и не любил ловить журавлей в небе, сразу стал ухаживать за Мариной, делать ей комплименты и, фигурально выражаясь, пушить хвост, изображая из себя душу компании. А Марина-то на своей юго-восточной окраине с такой внешностью и без Виталика пользовалась приличной популярностью, и поэтому поначалу держала Виталика на изрядном расстоянии. Не давала, попросту говоря.
А Виталик никуда и не торопился: как мог, усугублял знакомство, не стараясь форсировать отношения страстью, поскольку это был не его конек. Его коньком было завоевание доверия с помощью тщедушности и вялости манер, не внушающих девушкам страха, а потом уже, на фоне доверия – уже будет видно, получится или нет. Это поведение очень характерно не только для людей, но и для животного мира в целом, и по этому поводу – авторское отступление.
Авторское отступление N1. Притча о гамадрилах, рассказанная испанским зоологом.
«Он такой… знаешь, настоящий мачо», — услышал я как-то мечтательный вздох и насторожился. Вздох был произведен моей собеседницей в супермодных тогда галифе, постпанковских сапогах и c грустным из-за несовершенства мира взглядом. Если бы сапоги были другие или галифе валялось бы рядом, на полу, я бы проглотил последнюю реплику. Но мы сидели в общественном месте, одетые, так что ее вздох немедленно разрушил, как говорят пошляки, сладостные перспективы.
«Настоящий мачо!». Услышишь — и ничего не поймешь. Вроде бы явно сказано в поддержку неких достоинств недосягаемого мужчины. А что у девушки в этот момент складывается в голове, какая картинка — совсем непонятно.
Вот изобретатели этого магического слова, испанцы, имели в виду, во-первых, самца какого-либо биологического вида, а во-вторых — мужчину, который ведет себя как самец человекообразного. А именно — помечает территорию, издает устрашающие гортанные вопли, пользуется всеми подряд самками в зоне влияния и вообще всячески пытается доминировать. Получается, чтобы завоевать побольше женщин, нужно просто вести себя как доминирующий гамадрил?
Как-то не складывается. Чтобы разобраться в безусловно сложном вопросе, я даже пошел к специалисту — одному знакомому, Роберто. Он зоолог, долго жил в Кении и исследовал там группу гамадрилов в корыстных целях — чтобы защитить диссертацию.
Роберто сам открыл мне дверь. Он почесывал по-испански волосатую грудь и смотрел на меня через толстые очки.
— Привет, - говорю, - волосатая Испания. Как мне стать мачо?
— Во-первых, — отвечает Роберто, — поясни, каким мачо: мачо-альфа, мачо-бета или мачо-гамма?
— Ты давай не умничай! Конечно, самым нормальным!
— Видишь, Андрес, тут ведь сложно разобраться, какой самый нормальный мачо. Например, раньше считалось, что мачо-альфа — наиболее крут. Оказалось, не так! Я в Кении по гамадрилам понял. Во-первых, эти парни не пользуются такой уж беззаветной любовью самок, во-вторых, не отличаются высоким уровнем тестостерона, а в-третьих, они абсолютно не такие храбрые и сильные, как мы раньше думали. Все это сплошная видимость. Эти ребята далеко не достойны медали за отвагу. На своей территории со всякими хлюпиками они, конечно, вели себя по-хамски. Но когда группе угрожал леопард или лев, эти герои использовали бицепсы и ноги, чтобы забраться повыше на пальму.
Оказывается, все превосходство гамадриловых мачо заработано не выигранными боями, а умелым, скользким избеганием драк и вообще применением макиавеллевских рекомендаций.
- Ну, дела! – говорю.
- Наиболее доминирующие самцы, как показали наблюдения, если получали отпор, то быстро отступали — их уровень тестостерона падал чуть ли не до паралича. Наиболее сильные и отважные гамадрилы — это вовсе не мачо-альфа, а мачо-бета — особи, которые находятся на более низкой ступени в социальной лестнице гамадрилов. Просто они в силу простоты характера не рвались в начальство.
— Слушай, — говорю, — Роберто, друг, совсем у меня все перепуталось тогда. А кого же имеют в виду сладкоголосые и высокообразованные, с проницательным взглядом?
— Не знаю, кого они имеют, но чтобы превратиться в успешного мачо, тебе не нужны ни свирепость, ни агрессивность. Наоборот — учись контролировать импульсы. Нужно развивать коварство и использовать его для создания необходимых коалиций, — говорит этот умник. И грудь испанскую почесывает.
— Да мне коалиции-то зачем? Что ты привязался со своими коалициями, — говорю, — мне одна нужна коалиция: с той, которая с губами и в постпанковских сапогах.
Роберто презрительно помычал, посмотрел на меня через очки с многочисленными диоптриями и объявил, что тогда у меня вообще шансов нет.
— Понимаешь, гамадрилы, самые популярные среди самок, не отличались ни коварством, ни дерзостью, ни силой. Это были не мачо-альфа и даже не мачо-бета, это были обычные инфантильные обезьяны, которые думали про себя: «Зачем мне это все? Пусть эти быдланы друг с другом разбираются, а я лучше буду любезным, чувствительным существом и стану шептать подруге, какого урода она себе нашла. А за это та мне будет вычесывать блох и, может быть, даже даст. И какой смысл из-за этого тягаться со львом или с этим тупицей — соседом по джунглям?»
— Так что быть милым и любезным — вот главная тактика, — закончил Роберто. — ты не должен быть ни выдающимся мыслителем, ни выдающимся негодяем. Более того, тебе для этого не нужны ни мышцы, ни мозги. У людей, как у гамадрилов, выходит, что главное – подсуетиться, когда женщине потребуется участие. С другой стороны, может, в этом и есть великая правда природы: пока двое разбираются, кто сильнее, дерутся, или строят козни, или совершенствуют тело, или пишут памфлеты, та, из-за кого они разбираются, уйдет с любезным, который ей быстренько передаст свои гены. А ей останется только произносить магическое слово «мачо», значения которого она не знает. А откуда она может его узнать?
В чем мораль притчи о гамадрилах? Очень просто: нет смысла углубляться в феномен «мачо». Я вот за это взялся и сглупил. Если уж зоологи объяснить толком ничего не могут, что с барышни спрашивать. Для каждой мачо все равно разный. Для некоторых вон даже тишайший Антонио Бандерас, друг Пидеро Альмодовара, — мачо. Лучше, в общем, повежливее с дамами. С другой стороны, Роберто, говорят, пил много в Кении. Может, выдумал все. Примерещилось.
Конец авторского отступления N 1.
Глава 2. Завоевание Марины.
Виталик, кроме прочего, рассказывал Марине про машины. Мы уже знаем, что он обучался в Автодорожном институте, и кое-что там выучил, несмотря на благоприобретенную туповатость и леность. Например, он узнал, что нет известных ему прежде марок машин «Пеугеут» и «Ренаульт», а есть «Пежо» и «Рено». Он выяснил, что значит двигатель буквой V, узнал, где висит подвеска и как ходит ходовая. Эти, пусть малосущественные и непрактические, знания позволили ему в беседах о машинах превосходить своих коллег и даже заразиться слесарским чванством.
- «Аудюшка» восьмидесятая – бочечка, хорошая. Подвеска не очень, правда, зато вэобразный двигатель, - начинал Виталик, когда кто-то подъезжал к казино.
- Как это вэобразный?
- Ну, значит поршни ходят не прямо перпендикулярно, а вот так, - Виталик показывал знак «виктория» двумя пальцами.
- Ну, и смысл?
- Как… нуу… мощность сильнее и надежнее! – отвечал Виталик. - Потому что под наклоном больше пространство хода поршня, и поэтому моща дает. То же самое «мерседес», как у Грача, только «мерседес» менее оборотистый. У него оборотов в секунду меньше движок дает, поэтому он более постепенный на дороге. К тому же у него турбодизель. Там из-за нашей соляры может надо будет то и дело менять форсунки, форкамеры, вакуумный насос, настраивать.
- Что, какая камера?
- Форкамера, это такое свободное место в головке цилиндра двигла. Чтобы двигло от детонации не портилось.
Марина слушала и ей нравилось, хотя было непонятно и ненужно. Если сравнивать с современными реалиями, то так некоторым женщинам нравится смотреть футбол – они кричат, радуются и все будто бы понимают вместе со своими косыми от пяти пинт пива приятелями, которые едва видят, что происходит на поле, зато очень грамотно и громко комментируют.
Наверное, по уровню, как говорят работники индустрии моды, трендовости разговоры о машинах в те годы, когда еще и передовые в финансовом отношении люди часто пользовались ВАЗами, сравнимы отчасти с нашими разговорами об искусстве фотографии, на владение которым сейчас претендует каждый: о «заваленных горизонтах», «Ломо», «шириках-телевиках», «лейках», «среднеформатниках» и т.д. Хотя, на наш взгляд, современное массовое искусство фотографии выросло только из одного феномена – возможности снять тысячи кадров на одну флэшку и удалить неудачные.
К тому времени у Виталика уже было свое жилье, что немаловажно для развития любого романа, – комната в четырнадцать квадратных метров в хрущевке на Смольной улице на севере Москвы. Она досталась ему от двоюродной бабки Ширинкиной, которая была лимитчицей в первом поколении. Бабка умерла, и комната осталась за Виталиком, поскольку других наследников у Ширинкиной не осталось. Виталик даже и не знал, что он в этой комнате уже давно прописан, это как-то мама Надя устроила, мимо промелькнуло.
По правде говоря, в той комнате он не жил, было неуютно, в соседях – семья стариков – лимитчиков первого призыва, которая, несмотря на преклонный возраст, умудрялась пить с утра до вечера водку, устраивать скандалы и засирать все места общего пользования, включая кухню. Дед, бывало, ссался в коридоре так обильно, что заливало соседей снизу. Знали бы они, чем их заливало, когда приходили ругаться. Единственный плюс в этой приятной паре была дача, куда они уезжали на все лето, чтобы там копать, пить водку и ругаться, и тогда в комнате Виталика можно было устраивать дружеские вечеринки.
И вот, однажды летом, чтобы сделать общение с Мариной более неформальным, Виталик устроил с утра, после работы, такую вечеринку. Пригласил кое-каких друзей, а главное - Марину, за которой вызвался сам заехать на метро. Друзья прибыли довольно рано, и Виталику пришлось оставить их в квартире, а самому переться на другой конец Москвы.
Друзья, пока Виталика не было, не стали себя сдерживать. Серега из Орехово-Борисово наварил макарон по-флотски, развел в чайнике спирт «Ройяль», и вечеринка, точнее утренник, началась. Пока Виталик покупал какой-то зеленый коктейль «Киви» для Марины и одну банальную розу, ждал, когда она расчешет и натянет на плойку свою челочку, возвращался с Мариной на Смольную, друзья успели прилично подгулять, потому что спирт с утра не очень полезен.
Глава 3. Перелом костей носа.
Виталик и Марина еще от армянской палатки у торца дома услышали тяжелый музыкальный хит группы AC.DC. «Шоссе в ад» и голоса товарищей, вынужденных перекрикивать хит, чтобы общаться. Когда Виталик открыл дверь, то, благодаря особенностям архитектуры хрущевки, он смог увидеть одновременно: танцующего вокруг чайника со спиртом на столе в комнате Серегу из Орехова, а также пытающегося потушить горящую занавеску веником Вадика – «Губастого» - на кухне. Вадик Губастый был из района Сереги, и известен был, кроме разбрызгивания слюны при разговоре, любовью побить своего соседа, то есть Серегу. Виталик рванулся к занавеске, сорвал ее и выбросил в окно догорать вместе с веником, а затем попросил Серегу со стола и сделал потише свой старый, но с хорошим звучанием деревянных колонок, магнитофон «Маяк». Благодаря этим поступкам он еще больше понравился Марине, которая подумала, что он решительный и хладнокровный.
Наведя кое-какой порядок, Виталик тоже приложился к чайнику, налил Марине атомного ликера «Киви». Почему атомного? Потому что он был и на вид радиоактивный, и Марина его назвала «атомным», в те времена было такое модное словечко на окраинах Москвы, которое означало – «супер», «хороший» и т.д. Хмельные друзья немного протрезвели, потом опять запьянели, слушали «Ганзу», то есть группу Guns’n’Roses, танцевали. Губастый танцевал с регулируемым по высоте висения абажуром, Виталик – с Мариной, Серега – один, а длинный Стас вообще спал около дивана. Когда дома надоело, а литр «Рояля» завершился, молодым, которые, благодаря свежей печени, быстро трезвели, захотелось пойти купаться на канал имени Москвы. И вот пошли туда Серега, Вадик «Губастый», Виталик и Марина. По дороге пили пиво, которое, наложившись на спирт, как говорится, прибило. Купались только Серега и Вадик, так как они не стеснялись купаться в трусах, а Виталик и Марина смотрели на них с берега.
- Смешные такие! – сказала Марина громким звонким голосом колхозной активистки из старого кино. – Эй, Вадик, поднырни.
- Не надо бы ему никуда подныривать, - предостерег Виталик.
- Да ладно, - разошлась Марина, - Серега, ныряй и стаскивай с Вадика трусы!
- Ага, - сказал Серега, занырнул, и пропал на две минуты.
- Утонул, наверное, вот, что ты наделала, Марина! – посетовал Вадик, который уже знал, что Серега просто отплыл под водой и спрятался за растительностью.
- О, что же вы стоите, ныряйте, подныривайте! – завопила она.
Виталик в распространенных тогда белых трусах полубоксерах с гульфиком нырнул, вынырнул, нырнул, опять вынырнул.
- Нету Сереги!
- Чего нырять теперь, течением унесло! – будто бы расстроено сказал Вадик.
- Еще надо нырять! А ты беги туда за помощью, к спасательной будке! – крикнул Виталик Марине и стал дальше нырять, но сил у него было все меньше, и голова кружилась.
- Да ладно, хватит нырять, - глумливо произнес вышедший из-за кустов Серега.
- Ах, ты сволочь! – заругалась Марина. – Мразь поганая!
Обессиленная от нервов и воплей, она села на песок и заплакала.
- Ах ты, что творишь, скотина?! – вопросил Виталик, обращаясь к Сереге.
- Ну, ладно вам, извините, шутка же, - ответил он добродушно.
Серега сел рядом с Мариной, чтобы получше извиниться, она же стала его капризно, но довольно сильно, отталкивать, он же, будучи пьян, пытался увернуться от толчка и задел локтем щеку Марины. Виталик увидел это, размахнулся, чтобы дать Сереге оплеуху, но тот в этот момент упал, потеряв равновесие, и удар, причем самая мощная от ускорения его часть, пришлась в нос Марине, она вскрикнула и упала навзничь лицом в песок, который очень удобно впитывал в себя хлынувшую носом кровь. Виталик и Серега стали копошиться вокруг Марины, причем Виталик время от времени давал Сереге оплеуху, считая его виновником инцидента. Вадик же, ничего особо не поняв, всерьез обеспокоился и вызвал «Скорую», которая отвезла Марину в травмопункт. Там ей констатировали перелом костей носа, спросили, что произошло, она благородно сказала, что несчастный случай, и Виталик ее повез провожать домой.
- Сука ты, Виталик, и скотина, тварь! – говорила по дороге голосом колхозной истерички Марина. – Как я теперь буду жить с таким носом?
- Ну, ладно, Марин, он же ничуть не изменился, они же сказали – без смещения.
- Ты мне всю жизнь испортил за один день, тварь!
- Почему?
- А ты меня видишь? У меня половина лица вся синяя!
- Ну, синяки-то пройдут, а нос у тебя и был курносый, и останется курносый.
- Ах ты, скотина!
Под ругань Марины Виталик доехал до ее юго-восточной окраины. По дороге он понял, что Марина – совсем не девушка его мечты, особенно с синей рожей, поэтому он со спокойной, свободной душой возвратился на северную окраину Москвы. И его даже не слишком удивило и расстроило то, что Серега из Орехово уснул с сигаретой, и не почувствовал, как в диване, а потом и в его трусах протлела дыра. Виталик залил пожарчик из кастрюли, где осталось немного прилипших макарон, и лег спать в блаженном состоянии души.
