В январе 2006 года в клубе «Билингва» в рамках «Публичных лекций Полит.ру» выступил Виталий Найшуль. Сегодня мы публикуем часть его выступления. Полная расшифровка доступна тут.
В своей лекции Найшуль рассуждает о том, как может русский язык описать социальную и политическую реальность России. Если мы признаем, что «великий и могучий» русский язык существует в контексте мировой литературы, то может ли он быть таким же «великим и могучим» в пространстве социальном?
Найшуль рассуждает о языке, опираясь на свой «Букварь Городской Руси» — «логическую структуру с лексическим наполнением в виде тенденциозно отобранных особо емких русских символических слов».
31 марта в клубе «Клуб» Виталий Найшуль выступит с лекцией «Башня Татлина и глобализм». Регистрация желательна, но не обязательна.
Виталий Найшуль — экономист, президент Института национальной модели экономики.
***
Если вести речь о смысле архаики... Как мне кажется, в политическом отношении современный смысл архаики глубок и важен для нашей страны. Многим кажется, что чем сильнее мы оторвемся от прошлого, тем выше взлетим. Эта точка зрения глубоко ошибочна. Ее ошибочность я хотел бы проиллюстрировать примером страны, которая является образцом в отношении организации государственной жизни. Я имею в виду Соединенные Штаты Америки.
В Конституции Соединенных Штатов мы найдем очень много архаики. Один Сенат чего стоит. Где в то время водились какие сенаты? Конечно, их не было, и если не считать интеллектуальных салонов, где могли обсуждаться подобные идеи, то, в общем-то, это была новинка, и это была такая архаика, по сравнению с которой появление царя или бояр — это просто актуальная современность.
Строители знают: чем выше здание, тем глубже нужно делать фундамент. И чем глубже фундамент, тем тверже будет стоять здание. Это трюизм.
***
Нас коробят такие слова, как Святая Русь, царь... Святая Русь коробит больше всего. Честно говоря, некоторое время я просто не знал, что на это отвечать. Меня самого не коробило, мне казалось, что авторы употребляют эти понятия в функциональном смысле, а не для того, чтобы стать очередными православными хоругвеносцами.
Потом я посмотрел на западные страны и увидел там аналогичные самоопределения: добрая старая Англия, прекрасная Франция... В каком смысле сейчас Англия является доброй старой Англией? И в каком смысле старая Англия была доброй? На эту тему можно философствовать, но людям, чутким к языку, к институциональной культуре, ответ и так более или менее понятен.
***
Великий и могучий русский общественно-политический язык должен открыть глубинные русские общественно-политические смыслы так же, как русский литературный язык открыл глубинные смыслы русских межличностных отношений. Это главная творческая задача создателей русского общественно-политического языка.
Решение этой задачи не только доставит творческое удовлетворение группе креативных людей, но и будет иметь громадные государственные последствия. Имея великий и могучий русский общественно-политический язык, мы наконец-то сможем стать нацией. Мы будем не только русскоговорящими, но и по-русски живущими, действующими и организованными.
И эта русскость означает не отгороженность от остального мира, а наоборот, включение в мир. Великий литературный русский язык дал нам мировую литературу в переводах, по качеству превосходящих оригиналы. Ничего подобного с общественно-политической мыслью не происходит. Ведь надо иметь не только то, что переводить, но и на что переводить. Наш сегодняшний общественно-политический язык — это набор бессистемных калек, отторгаемых русскоговорящим населением. Простой тест на пригодность слова для массового политического использования — предложить за него тост. Гражданское общество не вызывает у народа негативного отношения, как демократы или приватизация. Но если после третьей рюмки водки вы предложите тост за гражданское общество, то у соседей по столу возникнет впечатление вашей явной неадекватности. (Интересно, что за президента вполне можно выпить в среде тех людей, которые его поддерживают).
***
Почему экономика развивается тем быстрее, чем меньше государственные расходы? Обычное объяснение — простите, что перехожу с лингвистического регистра на экономический, — государство тратит деньги менее эффективно, чем частные лица. Но резкий характер этой зависимости в нашей стране показывает, что дело не только в этом. А в том, что в России государственными дотациями оплачивается бездеятельность наших людей, которая проистекает от чуждого им государственного устройства, и от накопившегося за десятилетия институционального хлама, вместе создающих непреодолимые препятствия для действий нормальных русско-культурных людей.
Экстраполяция этой зависимости показывала, что при 20 % государственных расходов (сейчас они значительно выше 30 %) темпы роста оказываются 20 %, чего, как тут же сказали коллеги, не бывает (15 %, напомню, — это уже сверхбыстрый рост).
На это можно сказать, что уникальные экономические феномены случаются не так уж редко. Например, половина чилийских реформ до этого никогда ни в одной стране мира не реализовывались. Такого капитализма, как в Чили, нет нигде, даже в Соединенных Штатах Америки.
Конечно, темпы роста потрясают воображение, потому что получается, что за четыре года происходит удвоение доходов, а через двадцать лет валовый продукт нашей страны превысит китайский, даже с учетом быстрого развития Китая и огромной разницы в народонаселении. Но всё это при условии крайне низких государственных расходов — то есть совершенно иного Российского государства.
***
Букварь в первую очередь — это логическая структура. И эта логика почти не имеет отношения к русской культуре. Это как кристалл. Например, слово, которое встречается в одном месте, обязательно должно появиться в другой песне, в другой позиции.
Эта логическая структура имеет словесное наполнение из символических слов. В русском языке их совсем немного, всего несколько сотен, и они резко отличаются от несимволических слов. Например, в Букваре есть фраза «Бог, царь и князь казнят беззаконие на Руси«. Слово «казнить» используется, конечно, в старом смысле — наказывать. Сейчас это слово подразумевает смертную казнь, но раньше — просто наказание. Но поставьте вместо «казнит» «наказывает», и вы почувствуете, насколько дряблым станет это предложение. Между «казнит» и «наказывает» большая разница, хотя по смыслу они идентичны. «Казнит» — символическое слово, «наказывает» — нет.
***
После написания Букваря я совершенно точно знаю, что слово nation на русский язык переводится как «земля». А первый абзац конституции США начинается не «Мы, народ Соединенных Штатов…», а «Мы, люди Соединенных Штатов». На современным русском языке можно было бы сказать: «Мы, уважаемые люди Соединенных Штатов…», на советском канцелярите: «Мы, номенклатура Соединенных Штатов…» И действительно, как американский народ мог учредить эффективное правление? Это популистская мистика наподобие советского «Народ решает всё».
***
Теперь о нерусских людях. Я думаю, что когда русско-культурные люди станут действительно культурными, жить с ним будет гораздо легче. Настоящим русским националистом был Лесков, и навык глубокого проникновения в русскую душу позволил ему с глубокой симпатией проникать и в нерусские души, чего не делают другие люди, пролетающие на космических скоростях над этническими и конфессиональными различиями.
***
За символическими словами стоят так называемые абстрактные политические институты. Например, таким абстрактным политическим институтом является царь. Очень важно понимать, что царь — это не Николай II и не Александр I, а абстрактный институт. То же самое и с собором, вече, думой. Мы говорим об исполнении некоторой функции, которая является органичной для этих институтов. В Букваре 108 ключевых слов, и мне кажется, что за всеми ними стоят институты.
Вне Букваря находится большее количество важных слов и институтов, но связь Букваря с ними нам не до конца понятна. Например, в Букваре есть «хозяева» и «бояре», но нет «дворян» и «дьяков». Букварь — маленький островок по отношению к необходимому объему исследований, в нем собраны лишь главные политические смыслы.
Если внимательно прочитать тексты культуры, не только письменные, но и изобразительные и музыкальные, то мы получим русскую общественно-политическую картину мира с огромным богатством смыслов. Лесков, Салтыков-Щедрин, акты Екатерины II, тексты Суворова, лубок, иконы — все тексты, где чувствуется четкая культурная детерминированность поведения — хлеб для выяснения русской институциональной реальности. Аппарат работы над Букварем может дать некоторые методы для анализа таких текстов.
