Майя Кучерская. “Современный патерик”. “Время”, Москва, 2004.
В последние годы я почти не читаю книг - прежде всего, потому что в них все выдумано. И вдруг – реальный катарсис. Пришлось перечитывать, чтобы понять в чем дело. А читается эта книга легко, на одном дыхании, очень быстро. Да и перечитывается потом с огромным удовольствием. Название одного из циклов рассказов, “Чтение для впавших в уныние”, можно отнести ко всей книге. Ее можно открыть и почитать, когда у тебя плохое настроение. А часто ли такое возможно в наш искушенный всевозможными “дискурсами” пост-культурный век? Собственно говоря, я решил написать рецензию на эту книгу, потому что она буквально месяц назад на время вывела меня из очень глубокой депрессии. Одним словом - рекомендую всем и каждому.
Майя Кучерская, филолог, критик, публицист, преподаватель литературы, давно уже пишет и публикует короткие рассказы “про разных батюшек”. Среди персонажей Кучерской – как лубочно-гротескные и сказочные священники, так и совершенно реальные, например о. Николай Гурьянов с острова Залита или о. Михаил Аксенов-Меерсон из Нью-Йорка. Некоторые образы являются собирательными, но могут иметь реальных прототипов в современной русской церкви. Разумеется, герои книги – не только батюшки, но и прихожане, часто – неофиты. Формально говоря, темой книги являются бытовые ситуации, социальные типы и психологические проблемы современного, “живого” православия. Теперь эти рассказы, объединенные в четырнадцать циклов, вышли отдельной книгой в издательстве “Время”. Книга называется “Современный патерик”.
Логично поставить такую книгу в один ряд с “Мелочами архиерейской жизни” Лескова и с современными “Мелочами…” о. Михаила Ардова, ироническая отсылка к которому, кстати, присутствует в одном из рассказов Кучерской. В более широком смысле можно, вслед за автором предисловия, возвести рассказы Кучерской к юмористическим новеллам о священниках, “фацециям” позднего Средневековья и раннего Нового времени. В фацециях не было антиклерикальной сатирической направленности и провокационности “Декамерона”, но был мягкий юмор и ненавязчивая самоирония, столь присущие и рассказам Кучерской.
Вполне можно провести и другие жанровые параллели: хасидские рассказы Бубера, дзенские притчи, абсурдистские анекдоты Хармса. Этот жанровый полифонизм выглядит ненарочитым, естественным, придает повестованию гибкость и разнообразие интонаций. Гротескный анекдот о батюшке-людоеде, который пожирал своих прихожан во все дни, кроме постов, соседствует с трогательной притчей о батюшке-“неумехе”, который при жизни ничем особенным не отличался, но когда его отпевали, то “свечи у всех загорелись сами, а храм наполнил неземной свет”. Рассказы о нелепых крайностях, свойственных поведению неофитов, чередуются с жизнеописаниями священников, в которых есть и мудрость, и живое религиозное свидетельство, и прямые чудеса.
В некоторых рассказах, более длинных и социально-бытописательских, заметно присутствует отзвук постреализма восьмидесятых, который иногда называли “чернухой”. Убийственно-гротескное “Чтение для православных родителей” написано в стилистике садистских частушек Григорьева и “вредных советов” Остера. Образцово-концептуалистский цикл “Хороший человек” о батюшках клептомане, убийце, атеисте и тому подобных, с постоянной приговоркой “лишь бы человек был хороший”, как будто бы написан Дмитрием Александровичем Приговым. Казалось бы, какое место таким “дискурсам” в “Современном патерике”?
Но, по-видимому, Кучерская находится с этими авторами в довольно сложных отношениях притяжения-отталкивания. Пасхальные слова “Где твое, смерте, жало?” можно понять как обращенные к тем литературным языкам, которым стилистически, но не идейно, наследует Кучерская. Глубоко сочувствуя ужасу богооставленности, который выражают писатели “тонкого яда”, она, очевидно, стремится “воцерковить” их язык так, чтобы этим языком можно было возвестить: “Христос воскресе”. Не случайно в эпилоге “Отпусте” все герои книги, хорошие и плохие, живые и умершие, встречаются на радостной и светлой бесконечной литургии, которую служит, похоже, сам Иоанн Златоуст.
Трудно судить о том, насколько художественно осуществима такая утопия вообще и насколько она выполняется в этой книге. Как совместить слова утешения с той правдой ужаса и пустоты, которая есть у Мамлеева, Петрушевской, Нарбиковой? А ведь их правду никак не обойдешь стороной. Чтобы “вместить” и то и другое, нужен действительно Хармс, с его инфантильно-инфернальными “песенками про Фефюлю”, пронзительно верующий и отчаянно молящийся преподобной Ксении Петербуржской в своих чудовищных дневниках, свидетельствующих о богомерзкой жизни. Без этого элемента, без какого-то бесконечного травматизма, трудно не только говорить о Боге с современным человеком, но и вообще любой “психологизм” рискует стать оберткой без конфетки.
Эта опасность особенно преследует автора в цикле “Чтение для православных девиц, мечтающих выйти замуж” и других любовных и семейных сюжетах: например, о том, как Сонечке, девушке из церковного хора, чтобы объясниться в любви с прихожанином Славой, пришлось переодеться в стриптизершу. Здесь автор ходит буквально по лезвию ножа, определенно рискуя впасть в фальшь и гламурность. Но всегда удерживается на этой грани, благодаря какому-то смирению и отличному чувству юмора. Поэтому даже в таких рассказах психологическая неубедительность прочитывается как художественная условность, а ощущение правды сохраняется. Только содержится она уже не в сюжете и не в характерах, а неуловимо вибрирует в языке и стиле.
Пожалуй, есть авторы, которых именно в этой связи хочется специально противопоставить Кучерской. Например, Олеся Николаева - вот уж кто все время истерически открещивается от своего нормального человеческого “я”, желая спрятаться от реальной травматической субъективности в идеальную “объективность” церкви или монашества. Другая крайность - в повестях Людмилы Улицкой, чьи напрасные попытки христиански обосновать секулярную богемно-интеллигентскую систему ценностей блестяще прокомментировала Юлия Беломлинская. Духовный и творческий опыт таких авторов, видимо, понятен Кучерской и как раз преодолевается “Современным патериком”. Здесь я слышу голос человека, который верует спокойно и бескомпромиссно, не впадая в истерику или самообман, оставаясь самим собой. И делится с нами - даже с такими, как я! – своей непостижимой надеждой на восстановление гармонии.
В этом психологическая и культурная ценность новой книги, которая вызовет доверие у читателей различных конфессий и убеждений. В субботу, 4 сентября, в 16.00 они смогут встретиться друг с другом и с Майей Кучерской на Московской международной книжной ярмарке в 20-м павильоне ВДНХ, задать ей любые вопросы, получить ответы и немедленно купить “Современный патерик” на стенде издательства “Время”.
