Каждый четверг в нашей рубрике «Что почитать» интересные люди делятся своими впечатлениями от книг, прочитанных в последнее время. На этой неделе Владимир Картавцев — социолог, директор Центра прикладных и полевых исследований ИИК НИУ ВШЭ, управляющий партнер Synopsis Group.
Я сейчас редко читаю художественную литературу, поэтому для начала поговорим о нескольких книгах в жанре исторического non-fiction. Первое, что я бы здесь рекомендовал прочесть, — это книги Леонида Юзефовича. Советую обратить внимание на два его произведения — суперхит «Самодержец пустыни», посвященный барону Унгерну фон Штернбергу, и «Зимнюю дорогу». Сюжет последней книги посвящен пересечению судеб двух исторических фигур во время Гражданской войны: первая — командир красных, анархист и будущий писатель Иван Строд, а вторая — белый генерал Анатолий Пепеляев.
Несмотря на то, что Юзефович в каждой из этих книг описывает максимально мировоззренчески и политически конфликтные фигуры, сюжеты и контексты, он умеет говорить о них очень взвешенно, иногда даже холодно. Мне нравится, что Юзефовичу удается устанавливать очень правильную дистанцию между собой и героями своих книг. Иными словами, он не впадает в ни в какую из современных конъюнктур — этому стоит поучиться.
Далее я бы рекомендовал обратить внимание на тексты Льва Данилкина — в частности, на его книгу «Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова». В отличие от Юзефовича, Данилкин не пытается быть отстраненным, мудрым наблюдателем, несмотря на характерную для его книг ироническую интонацию, которая, по идее, служит для того, чтобы дистанцироваться от объекта описания.
Проханов в «Человеке с яйцом» — это персонаж-мозаика, отдельные части которой собираются в довольно причудливую картину времени, где есть место и Южинскому кружку, и командировкам в Афганистан, и писательским склокам, и даже молоканам, от которых, согласно апокрифам, ведет свой род герой книги.
Важно, что Данилкину удалось найти способ описания судьбы человека, которого принято считать маргиналом. Проханов — большая, сложная и значимая фигура, но говорить о нем очень непросто. В то же время — не говорить тоже нельзя, т.к. в этом случае пришлось бы замалчивать значительную часть культурного контекста, из которого все мы родом. В этом смысле книга Данилкина (равно как и его книги о Гагарине и Ленине) — важное упражнение по работе с коллективной памятью.
Еще стоит прочесть книгу «Подельник эпохи: Леонид Леонов» Захара Прилепина. Когда я учился на филфаке, мне казалось, что в природе не существует ничего скучнее книг Леонова — даже собрание его сочинений было издано в максимально тоскливом переплете серого цвета. Прилепин удивил тем, что ему удалось рассказать о, как мне всегда казалось, рядовом «совписе» как о стихийном русском манихее. Сам Прилепин прямо об этом не говорит, но его интерпретация книг Леонова оставляет мало сомнений именно в таком взгляде на вещи.
Если говорить о книгах, близких мне с профессиональной точки зрения, то я бы рекомендовал прочесть «Эйфорию» Лили Кинг. Это художественное произведение, но тоже основанное на архивных материалах. Речь в нем идет о трех антропологах, которые работают в Новой Гвинее в 30-е годы ХХ века. Историческими прототипами героев стали три реальных исследователя: Маргарет Мид, Рео Форчун и Грегори Бейтсон.
Замечу, что мы в принципе встречаем мало художественных текстов, где рассказывалось бы о полевой работе социальных или культурных антропологов. Во всяком случае — на русском, и в этом смысле книга Лили Кинг особенно важна. У автора неплохо получилось показать, что происходит с человеком в поле. Необходимо, чтобы подобного рода тексты появлялись, потому что в наш культурный и институциональный контекст, во всяком случае в современный, фигура социального антрополога вписана плохо, она до сих пор малоразличима и воспринимается широкой публикой в качестве экзотики.
В этом смысле стоит упомянуть отличную книгу под названием «Difficult folk? A political history of social anthropology» Дэвида Миллса. К сожалению, она не переведена на русский язык. Миллс написал совершенно замечательную историю институциализации британской социальной антропологии и показал, почему она в конечном счете утратила свое влияние в научном сообществе. Эту книгу важно прочесть еще и потому, что она позволяет нам более трезво посмотреть на мир науки и понять, как великие тексты и удивительные биографии появляются на самом деле — какие конфликты и обстоятельства за этим стоят.
Пару лет назад на русский язык перевели книгу «Моральные основы отсталого общества» Эдварда Бэнфилда. Хронологически, эта книга стала одной из первых работ, оказавших значительное влияние на рост количества исследований доверия в ХХ и ХХI веке. Книга выполнена в этнографической традиции на материале наблюдений за жизнью итальянского Юга; впервые она была издана в 1958 году. В своей работе Бэнфилд показывает, что те сообщества, члены которых склонны доверять и безвозмездно помогать исключительно ближним (кровным родственникам, семье), а со всеми остальными взаимодействовать только в том случае, если имеется перспектива получения непосредственной выгоды, не имеют шансов на долгосрочное развитие. Эта ситуация была охарактеризована автором как «аморальный фамилизм». Книга Бэнфилда быстро стала довольно авторитетной, во многом в силу активизации послевоенных дискуссий о взаимосвязи развития гражданского общества и экономического благосостояния в странах Европы. Аморальный фамилизм, имеющий в своем основании абсолютный приоритет сильных связей над слабыми и особенно распространенный в аграрных («отсталых») регионах Европы, стал восприниматься как барьер на пути экономического и гражданского развития ряда слабых экономик.
Этот историографический сюжет важно знать, чтобы понимать, откуда берутся разговоры о доверии (обобщенном, межличностном и т.п.) и его влиянии на экономическое и социальное развитие России, а также о проблеме «атомизации общества». Задача со звездочкой — разобраться на российском материале, что может быть не так с этой концептуальной схемой.
