Продолжение рассказа Игоря Свинаренко про Аркадия Гайдара – он, без сомнения, был важным человеком для Егора Тимуровича Гайдара, хотя они и не встречались. Дед автора текста тоже служил в ЧОН ВЧК в те же 20-е годы, что и Аркадий, он тоже, как известный писатель, прорвался на фронт несмотря на бронь, но – уцелел на войне, дожил до развала СССР и успел кое-что порассказать внуку, и тому теперь легче понять чекистов. Читайте также первую часть, вторую часть и третью часть.
Далее Гайдар едет в Москву…
Как-то решаются его проблемы с уголовкой, со всеми этими хакасскими стенаниями и жалобами. Да, недовольных и пострадавших много. Но что ж теперь, в конце концов, всю гражданскую войну заново переигрывать? Отменять ее итоги? Разгонять комиссаров? Созывать Учредительное собрание? Успокойтесь. Ну убивали, что ж теперь. Больше не будем. По крайней, мере без особой надобности не будем. Гайдар хочет как-то устроиться в армии, в конце концов он командир полка, он профи! Он отдал лучшие силы военной службе! А на гражданке он кто? Что он умеет на гражданке? Он ведь больше ничего не умеет кроме как… кроме как чего? Жечь станицы и мочить из пулемета безоружных штатских? Вон Соловьева, и того не смог поймать… (Версию, что Гайдара убрали, потому что он честный, а некие высокопоставленные чекисты хотели договориться с атаманом и за несколько тонн золота выпустить повстанца из страны мы тут не рассматриваем – потому что она очень смешная. Как будто списана из сегодняшних газет. Вы решите, что я ее придумал. А на самом деле она сочинена еще в те времена, когда у чекистов были холодные руки, чистое сердце, и они еще не успели стать миллионерами).
В итоге Гайдара решительно выпихивают на гражданку. Он, наверно, и сам понимает, что ему не место в органах – контузия, частые залегания в психушку, реальный алкоголизм… В общем, он переквалифицируется. Работает в газетах, пишет репортажи и очерки про рыбаков каких-нибудь или лесосплавщиков… И, конечно, свои детские книги. Дети любят его! Почему-то. А начальство — так не очень.
Вот красивая цитата: «Советское руководство не спешит одарить Гайдара близостью, благами и ласками, какими оно одаривает приближенных писателей, правильно и много цитирующих товарища Сталина и других руководителей. Может быть, потому, что Аркадий Гайдар умудрился вообще ни разу не упомянуть Сталина в своих произведениях? (Надо признать, факт для советского писателя по тем временам вопиющий)».
Вспомним тут про писателя Бажова, который, как мы уже знаем, не держал дома портрета Сталина.
В общем, Гайдар ездил по стране, работал, писал прозу, женился – время от времени; в 37 лет у него была уже четвертая жена, неплохой результат. Приемная дочь Аркадия, Женя, дочка его последней жены Маши, после оставила воспоминания о жизни с отчимом в их коммуналке у Курского вокзала — примерно в таком духе:
«Он много ездил по стране и прекрасно знал, что происходит. “Что делать? Что делать?!” — переживал он. И пил. Вся пишущая братия была пьющей, дома мы называли это партийным алкоголизмом. А отцу нельзя было пить категорически! Из-за давнишней контузии. Он обычно заранее чувствовал, что скоро начнется приступ, и сам ездил в Сокольники, в психиатрическую больницу… В Сокольниках вместе с ним лечилась Зоя Космодемьянская».
О Господи! С Зоей в одной психушке! Герой и героиня… Какие бывают все же странные скрещения.
Про Зою позже. Пока отметим, что проблемы со здоровьем были. И дикие боли. Камов яростно утверждает, что Аркадий не был алкоголиком, не страдал зависимостью! А просто для обезболивания приходилось человеку пить, и поллитры в день было мало. Я сам человек пьющий и могу сказать, что это ужасно — 0,5 в день. Это за гранью. Даже если ты выпиваешь столько из самых благородных или там медицинских соображений. Да, впору сдаться в дурку, от греха подальше… Ну, пить – это не преступление! Мне больно такое читать про любимого писателя, да.
Итак, Зоя, с ней они познакомились в январе 1941-го. Самая мягкая версия насчет Зои – что она восстанавливалась после лечения своего менингита. Жесткие мы тут не будем приводить, незачем.
И вот однажды Гайдар там, на территории медучреждения, налепил снеговиков. Которые были не просто мирные снежные бабы, как могло показаться простому читателю – но составляли гарнизон снежной крепости. Шесть баб – это были бойцы, а седьмая – маркитантка по имени Сигарет. И вот Гайдар брал эту крепость штурмом. Крепость была белая не только потому, что снежная — она была политически белая.
Заметим, что это были не снеговики, как я не разобравшись написал – а именно бабы. И эта игра называлась «война с амазонками». С чего бы это вдруг? Как задумаешься, так неуютно делается. Напомним, что все это происходит в психушке. Куда он попадает не от хорошей ведь жизни. Приходят мысли о бабах и детишках, которых мочили чекисты, подавляя тамбовское восстание. Или – «люди убитые в детстве». Или три девицы из Арзамаса, которых, по мнению Солоухина, грохнул юный Голиков. Амазонки, маркитантка – это все наводит на мысли о том, что взятые города, или крепости, после взятия отдавались «на поток и разграбление». Трофеи в виде товара и самих пленниц. То ли так война боком вылезала из поврежденной психики, то ли это была такая терапия — в форме игры решать вопросы лечения.
И вот когда Гайдар брал этих снежных баб, как раз и подошла Зоя Космодемьянская. Она его, конечно, узнала, и потому разговор завязался легко. Потом в печати были какие-то намеки на педофилию, вот уж глупость — ей уже было почти 18. Какая уж из нее Лолита. Она была, все ж помнят снимки, хороша собой. Высокая, прямая, стройная. Почему нет? Даже жалко, если (бы) у них ничего не было. «И может быть на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной», — это Пушкин, который прожил куда меньше, чем Гайдар. Да тут сюжет больше хемигнуэевский или ремарковский, с той только разницей, что погибли, увы, оба персонажа, причем в расцвете лет.
Конечно, много говорено, что Гайдар любил детей, но совершеннолетняя взрослая девушка — уж никак не дитя, он полком командовал в ее годы, в конце концов! Чем брать штурмом снежных баб, не лучше ли обратить внимание на вполне живую и симпатичную, нервную девицу. Может, Гайдар даже прочел в ее глазах, будучи инженером человеческих душ и спецом в теме, что она скоро погибнет, чего уж там. Повторяю, было б жаль и глупо, если б ничего не случилось между ними. Мне не хочется в это верить, это было бы несправедливо, бесчеловечно, наконец. Да и вообще не рассказывайте мне, что эта их в жизни встреча была случайной. Я хочу сделать этот мир чуть лучше хоть задним числом, по крайней мере в своем воображении, мысленно. Все-таки эта love story как-то поднимает настроение.
К тому же, вот еще что странно или забавно, уж не знаю: он служил в ЧОНе, а она пошла по практически тому же ведомству, ее ж забросили в тыл в конце концов, а это НКВД. (Который потом и представлял ее к наградам, посмертно). И оба погибли при исполнении. Лирическая щемящая история. Ромео и Джульетта в сравнении с ними — скучные инфантильные хипстеры.
Он принялся ухаживать за девушкой, — а как еще назвать то, что он классически угостил ее мороженым. Взятым с прилавка у маркитантки Сигарет. Гайдар особо разъяснил, что мирных жителей он не обижает, но, однако ж, эскимо это реквизировал бесплатно. (Это если оставаться на уровне игры, — а в жизни, конечно, прежде, чем это мороженое ввести в игру, он его купил).
Они катались на коньках, гуляли по лесу, говорили про книги и за жизнь, — обычный роман, обычный курортный роман как минимум. Андрей Бильжо мне, кстати, рассказывал, что у них в Кащенко были романы между психбольными. Он как-то принялся корить одну пациентку, что та нарушает режим на почве интима, а та ответила: «Доктор, я и так несчастна и безнадежна, а вы хотите у бедной женщины отнять последнее (последнее! Может, как у Зои?) утешение?» И Андрей устыдился и отстал от нее.
Очевидцы оставили свидетельства о наших, не побоюсь этого слова, влюбленных: «С каждым днем он все больше и больше привязывался к этой девочке… Все чаще и чаще Гайдар и Зоя уходили вдвоем в далекие прогулки по парку, и тогда в санатории ласково говорили: "Наши комсомольцы пошли гулять"».
Ну, какая еще версия, кроме романа?
Их не зря тянуло друг к другу. У них было немало общего. Взять хоть социальное происхождение: Гайдар был далеко не из крестьян, а у Зои отец был поп (советская пропаганда до 1991 года выдавала его за учителя и «избача»), а мать – учительница. Они были люди одного круга, а это важно. Да и родилась она под Тамбовом, вскоре после того, как Гайдар там подавлял антоновское восстание. Ну, разве мог он не думать о том, что легко мог шлепнуть попа, попадись тот под горячую руку, да в боевой обстановке, при подозрительных обстоятельствах? Зоиного то есть отца. Конечно, это не могло его не цеплять, не травить душу.
В антоновский мятеж Зоин отец уцелел, но, в общем, ходил по краю, попа легче представить себе агентом повстанцев, чем сторонником чекистов, так ведь? «В 1929 году семья бежала в Сибирь, спасаясь от доноса. Затем переехала в Москву, благодаря хлопотам сестры Л. Космодемьянской, служившей в Наркомпросе», — сообщают биографы комсомольской героини. Несмотря на эти вот доносы со стороны добрых людей, добрый же у нас народ, и на метания по стране чтоб спастись от чекистов, которые немало попов перестреляли — старик умер тихо и мирно, по болезни, после операции на кишечнике. Мало кому такое выпадало в те «лихие» 30-е.
Еще про их сходство. Зоя, оказывается, собиралась поступать в Литературный институт. Небось, сколько было про это говорено с ее кумиром и небожителем, с советским классиком! Она была даже, как известно, комсоргом в школе, и это, боюсь, не случайно, надо ж было хорошую характеристику, чтоб попасть в такой непростой институт. И вот побыла она один срок комсомольским начальником, а дальше ее не переизбрали. Советские биографы про это говорили туманно, а чего ж проще: она ведь поповна! Гнать ее и не пущать! (Священником был не только отец Зои, но и дед, это известно точно, — а может, и прадед. Фамилия же не случайная, в честь святых братьев Космы и Дамиана – таки точно в роду были еще батюшки).
Это ее, конечно, потрясло, и уложило в Кащенко, в детское отделение, куда она потом не раз попадала, вот злая судьба! Жизнь пошла наперекосяк, планы рухнули, и что оставалось, как не попытаться смыть «вину» кровью, в конце концов, записавшись в смертники по линии, черт с ним, НКВД.
Потом, летом, они встретились в городе. Вроде бы случайно. Такова официальная версия, которой позвольте мне не верить. Якобы она на него натолкнулась, когда он шел в Генштаб, договариваться насчет отправки на фронт, а она тоже собиралась, как известно, на войну. Не может быть, чтоб они не сговорились о прощальной встрече. Которая, не хочется думать, ограничилась короткой невинной прогулкой по центру Москвы (тупая официальная версия). Да даже если б и не роман, а просто доброе знакомство, отчего ж не встретиться платонически и не поесть мороженого? Перед смертью? В одном городе люди жили, отчего не созвониться, не повидаться? Так что, по мне, это «ах случайно» — очень лживо. Так не бывает. И выдает защитников платонической версии с головой. Они, понятно, старались, а то безыдейно б вышло: два героя встретились в психушке и занялись любовью, при том, что он женатый, а она поповна. Нормально? Какой пример молодежи?
Они расстались — и уехали в разные стороны, умирать своими героическими смертями. Оба были тонкие нервные люди, они глубоко все чувствовали, все несовершенство этого мира, включая Совок, — не зря, не зря они встретились в психушке…
Гайдар в сентябре уехал на фронт под Киев. А Зоя — 31 октября 1941 года – попросилась в диверсионную школу.
Собеседование с добровольцами проводил секретарь МГК комсомола Шелепин (который позже стал председателем КГБ). Зою взяли. Ну и что, что поповна? Ее ж не в идеологический вуз — литинститут — отправляли, а на верную смерть. А куда ж еще, ребенка, в фашистский тыл, осенью страшного 41-го? Сам тов. Шелепин остался в тылу. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что «железный Шурик», так его звали партийцы, обморозил ноги еще на финской, и воевать ему было не с руки. Мог только посылать детей к фашистам на мученическую смерть. (Хотел я сказать добрые слова — и не получилось, как всегда).
И че-то я подумал: ну чего ее туда понесло, в диверсантки? Хочешь поучаствовать — иди, к примеру, в госпиталь, в Москве, это вполне почетно и полезно. Или зенитчицей. На оборонный завод. Куда угодно! Или если в армию — так радисткой, санитаркой, секретаршей там. Но нет! Сразу — раз, и по полной. Как мне задним числом жалко ее, отважную маленькую поповну. Сколько она натерпелась. Ей было шесть лет, дитя несмышленое, когда на отца донесли, и они успели сбежать. От верной смерти, мгновенной или в лагере, или в ссылке. Про донос и про спасение известно точно, даже советские источники этого не скрывали. Кто стукнул? Поди знай. А предупредил, скорей всего, кто-то из прихожан. Спас батюшку. И семью его, с двумя малыми детьми. Семья сбежала как известно в Сибирь, там такие просторы, прячься сколько хошь! Казалось бы. Но и там как-то не сложилось. И вот они поехали прятаться в Москву. Отец слег и помер, все ж на нервах. Небось, опять чекисты стали подбираться к классово чуждым, которые скрывали, что они не того происхождения, да не скрыли. Спрятаться думали?! И Зоя, могло так получиться, пошла спасать семью. И в этом была логика: вот, она идет в самый ад, приносит себя в жертву, чтоб спасти других. И таки спасла! Ее младший брат Саша был взят в офицеры! Поднялся на социальном лифте прежде, чем пасть в бою. Ну а что, его сестра – герой, страна уже знала про нее, вскоре после того, как немцев отогнали от Москвы, про подвиг Зои (не уточняя, в чем он заключался, ну а что, выполняла, не рассуждая, приказы, какие ей давали) писали газеты, печатали эту фотку, где она мертвая с обрывком петли на шее.
После трехдневного обучения, быстро надо, война же — Зоя была зачислена в отряд, который назывался «партизанская часть 9903 штаба Западного фронта». И перед ноябрьскими ее в составе группы забросили под Волоколамск. Чем они там занимались первые две недели, неизвестно – скорей всего, просто устраивались, обживались, готовились умирать. А 17 ноября вышел известный приказ Сталина № 428, в котором в частности говорилось:
«…лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом». Для этого следовало «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог».
Зою — в составе отряда диверсантов — отправили на дело. Во исполнение Приказа товарища Сталина им поручили за неделю сжечь 10 деревень. Каждый боец, и Зоя тоже, получил сухой паек на 5 дней и бутылку водки, то есть по 100 наркомовских в сутки, и, что самое важное, пять бутылок с коктейлем Молотова и наган. Их было 20 человек. Они тронулись, но по пути попали под немецкий обстрел и были почти все перебиты. Выжила группа Зои из трех человек и, может, еще кто-то.
И вот эта группа в ночь с 26 на 27 ноября зашла в теперь уже — или еще — известную деревню Петрищево, в Рузском районе — и подожгла там три дома. Дальше диверсанты рассеялись, один вернулся на базу, а второй, есть версия, был пойман немцами и сдал нашу комсомолку. Которая вернулась в Петрищево с намерением и дальше жечь.
Тут надо понять, что если даже в тех трех сожженных домах и стояли на постое немцы, законные жильцы никуда же не делись, обычно они оставались в сарае иди в подвале и как-то прислуживали постояльцам, получая за это какую-никакую плату хоть харчами, мы много таких историй слышали от стариков, кто остался жить. А уж какая была их судьба, когда они стали погорельцами — история умалчивает. Может, были расстреляны или, в лучшем случае, пошли Христа ради.
Клеветники Совка отмечали:
«Геббельс удачно использовал этот приказ в идеологической войне против СССР. На стенах домов в оккупированных городах появились миллионы плакатов, на которых Сталин с факелом в руке поджигал крестьянские избы».
Смеяться тут или как? Комиссарам было неприятно видеть этот плакат, но сделать они ничего не могли, немецкая пропаганда им не подчинялась.
В сети я наткнулся на комментарий некоего сталиниста, кстати, по поводу: «Жесток ли приказ об уничтожении мест возможной зимовки оккупантов? Вне всякого сомнения, как в той или иной мере жесток практически любой приказ военного времени. Но мы должны отдавать себе отчет, что середина ноября 1941 года — самый критический период войны. Речь шла о физическом выживании целого народа, обреченного нацистами на уничтожение. И кто знает, как бы повернулся ход войны, получи немцы возможность зимовки в теплых домах».
Ну, что тут скажешь – изящно, до такой степени, что просто слов нет! Голосуйте, значит, за чекиста, или, на худой конец, за коммуниста.
Не могу удержаться от цитирования вот еще какой красоты:
«В случае непосредственной угрозы взятия Москвы немцами, сразу же после отбытия товарища Сталина на восток, НКВД планировал взрыв Химкинской плотины. В результате столица превратилась бы в огромное озеро. Москвичей можно было не жалеть: Сталин знал, что в городе, после бегства большинства евреев и номенклатуры, остались те, кто в целом спокойно, а то и с надеждой ждет немцев».
Почему нет? Если жгли свои города, то отчего не затопить свой город? Сторонники этой версии уточняли, что после этот сталинский план стали приписывать фюреру. Вспоминается Хатынь и многое другое, не к ночи будь сказано… В каком же страшном мире жили наши голубки Аркадий и Зоя, если тихим раем им казался дурдом!
И вот Зоя пошла, выполняя сталинский приказ, пошла поджигать сарай крестьянина Свиридова. (Была формулировка, что она пыталась поджечь «немецкую конюшню с соседними постройками», то есть с тем же сараем, или — с жилым домом. Колхозная конюшня названа немецкой, — действительно, там вполне могли содержаться немецкие лошади). Приказ есть приказ, куда деваться, чего уж тут жалеть чужой сарай, когда такая война! Сталин же приказал «сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск», и никакого исключения для Свиридова не было оговорено. Хозяин сарая, однако же, поймал поджигательницу и сдал властям, на тот момент это была немецкая администрация. «Свиридов за это был награжден бутылкой водки», — уж не той ли, что изъяли у бедной Зои? Всю ночью немцы ее мучили, а утром вывели к виселице, и привесили на грудь табличку: «Поджигатель домов». Сохранилось такое свидетельство: «Когда Космодемьянскую подвели к виселице, одна из местных жительниц ударила ее по ногам палкой, крикнув: «Кому ты навредила? Мой дом сожгла, а немцам ничего не сделала…»
Известно имя этой крестьянки, ее потом поймали чекисты и судили, не помню, что с ней стало, как минимум, в лагеря отправилась. Ну а что, пришли люди от НКВД жечь твой дом — молчи и радуйся. Лес рубят — щепки летят. Или горят. Наслаждайся величием момента и причастностью к большой истории.
Зоя и Аркадий погибли с разрывом в несколько дней, грубо говоря, как Ромео и Джульетта, и эта история еще ждет внимания нашего отечественного Шекспира.
Примечательно, что тема огня, пожара — не только в переносном смысле, не только про любовь или войну, но и буквально поджога — потом еще поднималась. В 1945-м под Кенигсбергом немцы подожгли самоходку Александра Космодемьянского, младшего брата Зои. Саша в тот раз не пострадал — как и немцы в Петрищеве — но вскоре в бою был смертельно ранен.
Еще одна рифма. А после, уже в наше время, 1 сентября 2010 года, подожгли школу, где училась Зоя. Одна девушка, которая в этой школе училась, написала: «Говорят, что причины пожара не установлены, и возможно всему виной короткое замыкание, а я не верю! Ведь так «круто» поджечь школу именно 1-го сентября!». И вот еще странно, про огонь, про пожары: перед отправкой на фронт Зоя успела подежурить на московских крышах, там надо было тушить немецкие зажигательные бомбы.
И пронзительное. Своей дочке Жене Гайдар оставил, уходя на фронт, Евангелие — которое брал еще, уходя на свою первую войну, и которое, говорят, знал наизусть. Вот это да! Кто бы мог подумать… Хотя — что ж тут странного. Тогда все были в теме. Закон Божий детям преподавали. В конце концов, вон «Школа» — это книжка про блудного сына, нет? Гайдар как православный писатель, почему нет.
Продолжение следует
